Когда в покинутый мой дом
ворвется мокрый листопад,
уснуть с гитарою вдвоем
последним сном я буду рад.
Я, неуживчивый с любой
и неуступчивый с любым,
кто нес, как тяжкий крест, любовь
под небом ярко-голубым.
Бродяга, грешник и поэт,
умевший в жизни лишь одно —
любить друзей прошедших лет.
Еще – хорошее вино.
Еще, конечно, ровно три
я знал аккорда наизусть
и в пекло утренней зари
швырял тоску свою и грусть.
Когда ж под вечер уставал
от беготни, от суеты,
гитару нежно в руки брал
и пел про поздние цветы.
Я пел во мраке и во зле
про женщин, осень и печаль…
И если б снова жизнь начать,
я стал бы кленом на земле.
Чтоб корни жадно грызли грунт,
и крона небо берегла,
и чтоб с ветвей, как с верных струн,
сорваться кривда не смогла;
и в час, когда умрет мой друг,
охапку огненной листвы
швырнуть, как яростный испуг,
в дом, полный тесной пустоты.
Когда в покинутый мой дом
ворвется мокрый листопад…