Он вновь вдохнул пока ещё свежий воздух Ярмарки (когда на полную мощность заработают общественные сортиры, даже современные вытяжки и регулярные прокачки воды не помогут избежать естественных запахов от сотен тысяч посетителей). Затем он подумал, что возможно стоило бы проверить легальные сделки. Иногда ими прикрывали контрабанду.
Вопрос, который возник после спада первого часа активности, когда кровь бежала по жилам подгоняемая недавними впечатлениями, заключался в том, стоит ли ему соваться дальше в это дело? Его ли это дело вообще? Он объявил покойника клиентом лишь самому себе, никто этого не слышал, а значит и не осудит, если Светлов решит соскочить. Тем более, что по большому счёту и сказку про краснокожих, жаждущих освобождения, он сочинил сам, а контрагент только поддакивал, позволяя ему составить убедительную легенду. Не исключено, что винтовки предназначались кому-то ещё.
Быть может, как раз в этом всё дело? Не мог он бросить загадку на половине дороги. Алтуфьев хоть и не глуп, но наверняка завалит дело, корни которого тянутся далеко на восток, что земли там называются уже дальним западом.
К тому же всё равно до дома далеко, как и до утра, а продолжить следствие можно просто пересмотрев газеты и журналы. Библиотеки, понятно, уже закрылись (да и располагались они в Нагорной части города, куда среди ночи добраться непросто), зато трактиров и чайных-читален, где газетные подшивки выдавали всякому желающему, работало круглую ночь сколько угодно.
Трактир показался Светлову заведением для раздумий слишком шумным, а вот чайная в самый раз. К одной из них, что располагалась среди постоялых дворов у Баранцева озера, он и направился.
***
Хозяева чайных, разумеется, тоже приторговывали спиртным из-под полы, маскируя его чаем или травяным отваром, но они по крайней мере старались соблюсти приличия, чтобы не лишиться лицензии. Любые свары могли привлечь ненужное внимание фискалов. Поэтому хоть народу здесь обитало много, но народу не буйного. Крестьяне, лодочники, возчики. Все те, кому завтра предстояло рано вставать, а утром иметь свежую голову. Правда запахи стояли здесь даже хуже, чем в пивной. Большей частью люди пришли с дороги, немытыми. Многие сушили у печки носки, рубахи, порты, которые не столько постирали, сколько слегка прополоскали в реке.
Запахи, однако, делу не помеха. В его работе к ним было не привыкать. Иногда Светлову приходилось ночевать в таких местах, что это в сравнении с ними можно принять за дворец английского короля Джона, известного своей чистоплотностью, пусть и жил он в средние века.
За четвертак (монета в 25 копеек) Светлов получил особый столик для гостей со средствами. Его поставили в чистом углу, подальше от сквозняка и покрыли белой скатертью. Здесь стоял букетик цветов в стакане и небольшой самовар, а половой тотчас принес фарфоровый чайник с заваркой лучшего черного байхового чая, розетку с колотым сахаром и блюдце с лимоном. Затем перед Светловым появились подшивки «Нижегородского вестника» и «Монитора».
Он смутно представлял, что именно ищет. Айдар выложил всё что знал, но никакой конкретной зацепки в его словах не было. Поэтому пришлось листать и просматривать всё подряд. Начиная с марта газеты только и писали, что о предстоящей конференции по сибирскому транзиту. Позже к ним добавилась аналитика по видам на ярмарочные торги, возможным ценам на пшеницу. Казенные указы, криминальная хроника. Про войну идущую или грядущую не писали. Про поставки оружия тоже.
Наконец, в номере «Монитора» за май он наткнулся на интересную заметку. В ней уведомлялось, что нижегородский торговец Пётр Семёнович Гладышев снарядил шхуну в Гилян. Главный груз – пятьдесят ящиков с оружием и боеприпасами для тамошних казаков, в том числе и с винтовками дальнего боя. До порта назначения шхуна не дошла. Она утонула в Каспийском море во время «норда» – свирепого ветра, на который удобно списывать многие беды. Торговец и вся команда счастливо спаслись, а поскольку груз оказался не застрахован, то и тщательного следствия не проводилось, несмотря на явную гнилость рангоута и ветхость оснастки судна. Гладышев согласился возместить потери из собственного кармана и доставить требуемую партию в Гилян к концу года.
Заметка стоила затраченного четвертака и Светлов вырвал её из газеты. С библиотечными подшивками он так не поступил бы, не позволило бы воспитание. Но в чайных газеты долго не живут, их быстро разбирают на самокрутки и прочие надобности бедноты.
***
Шагать пришлось недалеко, благо на Ярмарке всё рядом. Склады Гладышева располагались ближе к Кунавино и жележневой станции, недалеко от ипподрома и Армянской церкви. А поскольку открытие торгов ожидалось со дня на день, то и хозяин торчал на складах безвылазно.
Гладышев ничуть не удивился появлению Светлова, мало того, увидев его, он даже вздохнул облегчённо.
– А где Мохнатый? – спросил купец, сперва выглянув наружу, а потом заперев дверь на несколько засовов и замков.
– Я не знаю никакого Мохнатого, – отрезал он.
– Он отправился на встречу… Я так понял, что с вами.
Пётр Семёнович заметно нервничал. А ведь Светлов знал его некогда, как цепкого мироеда, поедающего конкурентов на завтрак, обед и ужин. Что могло так напугать паука? Если верить газетам, он ещё в мае провернул красивую аферу со старой шхуной. И склады его забиты первосортным товаром (а другой выксунские заводы и не выпускают). Не бедствует. На приказчиков работу не перекладывает. То есть купец находится, что называется, в хороших кондициях, о спокойной старости не помышляет.
– В таком случае вы больше не встретитесь, – сказал Светлов после паузы. – Твой товарищ приказал долго жить.
Светлов перешел на «ты» намеренно. Не от презрения, а чтобы поставить купчишку в подчиненное положение, подавить психологически, а потом выудить побольше информации. Обычный трюк. Можно ещё загнать голым в болотце или застать за чем-нибудь постыдным. Можно в ухо ударить без предисловий. Клиент всегда охотнее говорит, когда признает в тебе превосходство.
– Умер? – тихо переспросил Гладышев.
– Можно и так сказать. Но если быть точным его убили. И убили из-за партии оружия, как я понимаю.
– Вот, чёрт! – купец совсем скис. – Как чувствовал, что не стоит связываться с этим делом, как чувствовал.
Не то чтобы купеческое сословие вызывало у Светлова презрение, но определённое неприятие он к мироедам всегда испытывал. Есть среди них и приличные люди, готовые рисковать ради прибыли собственной головой, есть и те, кто готов потратить на общественные нужды. Но типы вроде Гладышева предпочитают грести жар чужими руками, оставляя себе лишь подсчет барышей.
– Хорошо, что ты заговорил о деле, – сурово заговорил Светлов. – Я готов избавить тебя от товара, если расскажешь мне всё. Кто стоял за этим Мохнатым? Зачем им нужно оружие, и главное – кому его нужно поставить?
– Я мало что знаю, господин Светлов, – запричитал Гладышев. – Адресочек отдал бы, да нет его, есть только имечко.
Купец порылся в шкатулке и протянул Светлову картонку явно оторванную от какой-то коробки.
«Савл. Парусный мастер» значилось на картонке.
– Не густо, ну да ладно. Расскажи, как он на тебя вышел?
– Мохнатый? – переспросил Гладышев. – Нашёл меня в ресторации у Биньона Жюниора. Сказал что из Америки. Предложил хорошие деньги. Готов был заплатить большую часть вперёд. А у меня как раз сделка с рязанцами, ну я и провернул. Дельце-то выгодное.
– Целую шхуну с товаром потопил ради трёх сотен винтовок?
– Так ведь не было ничего на шхуне той. Обычные ружья, пистолеты, капсюли и порох я потом толкнул. А винтовки приготовил к отправке. Да только никак оказии не находилось.
– Очканул, Пётр Семёнович? – презрительно бросил Светлов. – А пока ты варианты искал, слух какой-то пошёл, вот и шлёпнули паренька ни за что. Груз хотя бы здесь?
– Да, здесь.
– Хотелось бы взглянуть.
Гладышев вытащил связку ключей и повёл его внутрь складов.
– Мохнатый говорил, что заметил за собой слежку, – сказал купец по дороге. – Он подозревал тайную полицию, но ведь Третье отделение не стало бы его убивать, верно?
Они шли между стеллажей со скобяной мелочью, штабелями ящиков с механизмами и запасными частями.
– Кто их знает, – пожал плечами Светлов. – Иной раз им удобнее спрятать концы в воду и не поднимать шума.
– Что вы такое говорите…
– Признайся, Пётр Семёнович, когда Мохнатый сообщил, что заметил слежку, ты перепугался и решил подставить меня?
– Нет, – Гладышев перекрестился. – Подставлять? Вас? Нет! И в голову бы не пришло! Я даже не называл ему вашего имени. Просто посоветовал найти кого-то, кто сможет доставить груз ловчее меня. Он сам назвал имя. Я лишь согласился и отрекомендовал вас, как профессионального человека.
– Профессионалы очень не любят подбирать чужие заказы. Тем более гнилые.
– Но я сам бы завалил всё дело. У меня нет связей на Дальнем Востоке.
– Зачем вообще взялся?
– Так ведь большие деньги!
– Насколько большие?
– Сверх стоимости оружия и всех расходов на ту историю с шхуной, он выдал пять тысяч нижегородских рублей. Плюс обещал покрыть все расходы на дорогу до места. А в Аниве, заплатил бы ещё пять тысяч.
За десять тысяч такие как Гладышев удавятся. Правда он и сам взял бы не меньше. Слишком уж велик риск и в дороге, и на таможнях.
Они подошли к глухой стене у дальнего торца склада. Гладышев оглянулся и сорвал брезент с небольшой горки. Винтовки лежали в стандартных ящиках с клеймом Павловского завода по десять штук в каждом. Телескопические прицелы лежали в отдельном отделении, переложенная сухим мхом и нарезкой из соломы.
Светлов прикинул. Каждый ствол весил пять килограммов, ящик – пятьдесят, весь груз – полторы метрические тонны.
– И куда мне с ними плюхать через полмира в заводской-то таре? – спросил он.
Купец развёл руками. Светлов вернулся немного назад и осмотрел штабеля с подходящими по размеру ящиками.
– Что здесь?
– Паровые машины, редукторы, запчасти.
– Отлично. Вот эти с редукторами подойдут. Нужно сложить винтовки туда. Оптику дополнительно завернуть в тряпки. И лучше сделай всё сам, ручками, без свидетелей.
– А куда же я дену машины? Торги вот-вот начнутся.
– Ты кажется не понял. По моим следам идёт полиция, а если этого мало, то идут и те, кто убили твоего клиента. Ещё пара дней и кто-то из них доберётся до тебя. Если хочешь избавиться от груза, пошевели задницей. Выпиши накладную на редукторы, доверенность на представление твоих интересов на Дальнем Востоке. Через неделю, не раньше, можешь заказать новые ящики.
***
Убийцей клиента мог оказаться кто-то из причастных к делу. Тогда проще было бы сперва размотать всю цепочку и уж потом гадать, у кого сдали нервы? Причин могло быть несколько. Деньги. Политическая игра. Случайный конфликт. Но этот некто вполне мог нанять для грязной работы особого человека. Если убийца был наёмным, то не принадлежал к высшему обществу или даже к мелкой буржуазии. Встречаются, конечно, и среди них любители пустить кровушку, но чаще за собственный интерес, не за гонорар.
Так что наемника искать следовало среди низов, на самом нижегородском дне. Не все там ходили в лохмотьях, были и такие, кого на улице сразу и не отличишь от дородного господина. Такой и в театр без подозрений попасть мог запросто и в буфете своим показаться. А некоторые из воровского сословия, как доподлинно знал Светлов, туда хаживали регулярно, будучи не лишены тяги к прекрасному. И не всех их он знал в лицо. Так что некоторые из незнакомцев в театральном буфете вполне могли оказаться этой породы.
Для очистки совести он решил заскочит на Самокатную площадь, которая имела дурную славу даже среди не слишком притязательного населения левого берега Оки. Подобно московской Хитровке Самокаты являлись сосредоточием преступности, азарта и разврата. Жизнь здесь бурлила всю ночь, порой перетекая в поножовщину, стрельбу или обычные кулачные бои. Мирных клиентов обычно не трогали (если они не пытались уйти домой с крупным выигрышем). Но трезвый господин в хорошем костюме без веселой девицы под рукой неизменно вызывал подозрение. И хотя уже светало, это не делало задачу Светлова проще. Если по Ярмарке опасно было разгуливать среди ночи, то на Самокаты не стоило соваться и среди бела дня. Даже полиция без усиления жандармами или военными предпочитала игнорировать этот географический объект.
Если не присматриваться к слишком утилитарным и грубым фасадам торговых рядов, Ярмарка походила на Амстердам. Система каналов позволяла подвозить товар прямо к складам на баржах и стругах. Для питания системы водой и прохода судов Волгу соединили с Мещерским озером, от которого водные артерии направляли воду уже в ярмарочную каналы, а затем всё лишнее спускалось в Оку. В засушливое время на помощь Волге приходила Пыра, что текла среди болот от самого Черноречья. От неё вел вспомогательный канал.
Но то ли в расчеты закралась ошибка, то ли воды стало меньше, так или иначе Пырский канал обмелел и заболотился. Его легко переходили вброд во множестве мест и люди и скот. С другой стороны берега стали топкими, неудобными для организации складов. Вот в этом труднодоступном секторе, окруженном озером, каналами и обширными канавинскими болотами расположились Самокаты.
Здесь находились и вполне легальные заведения, платящие в казну положенные сборы, но больше было подпольных. Одни буквально скрывались в сырых подвалах, другие маскировались под заброшенные склады, третьи устраивались на островках посреди болот. К одному из таких тайных убежишь вели хлипкие мостки кое-как переброшенные через заполненные чёрной водой ямы.
Едва Светлов ступил ступил на песчаный, поросший ивняком берег островка, как его окликнул писклявый голос:
– Сто хосподин-холосий, девощку исещь? Их есть тут, а то и мальщонку сооблазить мозем. были бы глоши. Есть у хосоподина-холосего глоши?
– Уймись, плесень, – бросил Светлов, с места, однако, не двигаясь. – Мне нужен Ванюта.
В кустах затрещали ветки, затем на целую минуту установилась полная тишина.
– Платит всякий тютя за подход к Ванюте.
На этот раз голос был другим. И очевидно требовался какой-то определённый ответ, которого Светлов просто не знал. Не был он частью криминального сообщества, несмотря на занятия контрабандой. Дела вел, но не здесь. С Ванютой он встречался в городе, на Бульваре, что огибает Кремль. Каждому дню недели соответствовала своя башня. А за день до встречи Светлов обязательно подавал знак – бросал гнутую монетку мальчонке, что чистил обувь на Осыпной улице, у входа в Чернопрудский сад.
Здесь же, в чужой среде, он не знал, как себя повести. Если согласишься платить неизвестно какую цену, то наверняка огребёшь за простоту, а пошлешь говорящего огребёшь вдвойне за дерзость. Тем более, что на стрёме наверняка какие-нибудь шестёрки стоят, и вступать с ними в долгий разговор значило бы понизить свой статус.
– Всякий пусть и платит, – ответил он, стараясь сохранить нейтральность.
Видимо ответ засчитали за приемлемый.
– В шалмане Ванюта. Иди по тропке не ошибешься. А ошибешься, так назад не вернёшься.
Он и сам знал куда идти, но без разрешения запросто наткнулся бы ребрами на нож или горлом на петельку из конского волоса. Но и теперь на всякий случай сунул руку в карман, где держал револьвер. Большим пальцем взвёл курок, а ствол приподнял, чтобы выстрелить вперед или в сторону не делая лишних движений.
Кое где на мокром песке и топкой земле были уложены старые доски и куски топляка, где-то присыпали битым кирпичом. По этой тропинке он вышел к сердцу островка – небольшой возвышенности, которую не заливало даже в весеннее половодье. Тут стояла старая пильная рама, несколько сараев. Шалман представлял собой длинный барак, в котором когда-то жили строители канала. Теперь часть здания отвели под подпольную корчму, часть под публичный дом, а часть под номера для постояльцев.
За исключением двух-трех человек, на него не обратили внимания. Раз дошел, значит свой или к своим. А если и случайно попал, то быстро выдаст себя. Впрочем большинство уже спало на лавках и под ними.
Кабатчик молча поставил на стойку пустой стакан и взглянул на клиента. Самогон местный, как знал Светлов, лучше не пробовать. Хвосты и головы здесь не отсекают, экономя на каждой капле. А поскольку своим шмурдяка не нальешь, то стараются впарить таким вот захожим. Или совсем опустившимся, кому заплатить нечем. От такого пойла запросто ослепнуть можно. А вот пивом не отравишься и в голову оно сильно не ударит. Варят его в одном котле для всех и разливают из одной бочки. Конечно, могут подсыпать чего в кружку, если глаза отведёшь…
– Пиво, – сказал он и глаз, естественно, не отводил.
Хозяин убрал стакан, взял оловянную кружку, дунул, чтобы вымести сор, ловко нацедил пивка с крепкой белой шапкой пены.
– Мне нужен Ванюта, – сказал Светлов. – Буду ждать вон там.
Он расплатился монеткой и отошел к длинному столу за которым по столь раннему времени уже никого не осталось. Впрочем одна ранняя пташка вскоре появилась.
Девица выглядела помятой. От неё пахло развратом. Подошла и без предисловий попыталась присесть к нему на колени. Он шлепнул её по попе, легонько шлёпнул, без страсти, злобы или намёка, просто чтобы спровадить вон. Так и не сказав ни слова, она ушла. Наступила относительная тишина. Где-то под лавкой храпели посетители, да хозяин за прилавком негромко гремел пустой посудой. Он только раз вышел за дверь в соседнюю комнатушку, и Светлов надеялся, что передал весточку кому следует.
Ждать пришлось больше часа.
Только тогда появился человек в красной рубахе и полосатых штанах. Был он крупным, точно борец в балагане. Лицо его, однако, не выглядело заспанным, скорее уставшим. Может он деньги всю ночь считал, может пытал кого, но спать явно не прилёг. Впрочем, как и Светлов.
– Налей чего-нибудь, – бросил Ванюта корчмарю, показав на себя и гостя.
– Что случилось? – спросил он у Светлова. – Не мог весточку кинуть?
Хозяин наполнил стопочки какой-то наливкой желтоватого, но не маслянистого цвета. Ванюта сразу выпил свою.
– Не мог. Дело срочное, – Светлов тоже опрокинул стопку в горло и, кроме привычного жжения, ощутил приятный вкус апельсина и мяты. – Моего парня вечером зажмурили и мне нужно знать, кто это сделал?
Ванюта вскинул бровь.
– Нет, не для предъявы нужно знать, – отмахнулся Светлов. – За этим бы к тебе не пришёл, всё понимаю. Но мне нужно узнать про должки покойника. И вернуть кому полагается. А это дело святое.
– Театр? – спросил Ванюта.
– Театр.
– Никого из наших там не было.
Он ладонью остановил хозяина, который собирался наполнить стопки повторно. Хорошего, мол, помаленьку.
– Гастролёр? – спросил Светлов.
– Вряд ли. Я бы знал.
– Вообще ничего сказать не можешь?
Ванюта хмыкнул.
– Кое-что могу. Ходили по Самокатам морячки, волыны вынюхивали. А зачем морячкам волыны? У них свои стволы есть.
– А…
– Подробности не спрашивай, не знаю. Никто им, понятно, ничего не сказал, не показал. За это можешь быть спокоен.
– Ладно. Есть еще одно дельце. Нужен канал в Сибирь.
– После Ярмарки будет. Пароход до Перми пошлёпает. Машинист свой, суперкарго и несколько матросов. Капитан с понятиями. Дальше на лодках по Чусовой вверх, до первых переборов, а оттуда ребята на вьючных лошадях чрез Камень перебросят. Цену знаешь.
– Боюсь, после Ярмарки поздно будет.
– Тебе выбирать. Я предложил.
– Спасибо.
– Сочтёмся.