«Все, что случилось с нами, лишь пролог»1. Это верно почти всегда, но особенно верно для истории проповеди. Современная проповедь – это результат влияния целого ряда факторов. В задачу настоящей книги не входит изучение всех этих факторов. Но хотелось бы остановиться на нескольких наиболее ярких исторических событиях2, в одних из которых текст торжествовал, а в других – нет.
История проповеди показывает, что при правильном обращении с текстом, текст всегда торжествовал. Альберт Молер сказал: «С момента зарождения церкви и до сего дня любая значительная фаза подлинного возрождения, реформации, миссионерской активности или устойчивого роста церкви, была также эрой библейской проповеди»3. История показывает, когда текст торжествует в проповеди, вместе с ним торжествует вся церковь, торжествуют спасенные грешники, торжествует все общество и, наконец, торжествует Сам Бог.
Начнем исторический обзор с богословия Божьего Слова. Надлежащее богословие проповеди поможет нам увидеть моменты истории, когда проповедники точно передавали смысл библейского текста. А начнем мы свой рассказ аж с первой главы Бытия. Слово Божье уже существовало во всей Своей полноте (Ин. 1:1) еще до того, как Бог произнес первые слова (Быт. 1:3).
На извечный вопрос: «Что появилось прежде: Библия или Церковь?» наши друзья из традиционных церквей ответят однозначно: «Церковь». Таким образом, церковь, будучи автором библейских текстов, имеет право толковать их значение. В этом утверждении есть доля истины, особенно в отношении Нового Завета. Все сорок авторов Библии были частью народа Божьего, а значит писали с позиции веры. Наши протестантские друзья скажут, что сначала появилась Библия. Авторитет Библии выше авторитета Церкви. Хотя вдохновенные авторы Библии и были представителями Церкви, она критикует даже тех, кто ее создавал (1 Кор. 14:37; Гал 1:8). Церковное устройство демонстрирует этот тезис предельно ясно4.
Рискуя выглядеть слишком самонадеянными, мы все же заявим, что ошибаются обе группы. Вначале была не Церковь, и не Библия. В начале было Слово. Оно предшествовало Библии. В начале был Бог. В начале был Иисус. В начале было Евангелие (по крайней мере, если говорить о Новом Завете). Слово породило и Библию, и Церковь. Поэтому важно разобраться, что следует понимать под словосочетанием «Божье Слово»5.
История показывает, когда текст торжествует в проповеди, вместе с ним торжествует вся церковь, торжествуют спасенные грешники.
Бог действовал и/или говорил задолго до того, как появилась Библия. Бог сотворил мир задолго до того, как Моисей записал рассказ о сотворении мира. Прежде чем Моисей передал Израилю Десять заповедей, Бог вывел народ израильский из Египта. Прежде чем евангелисты взялись за перо, чтобы рассказать нам Благую Весть, Иисус родился, вырос, три года занимался служением, умер и воскрес. Другими словами историческое Слово (труд Божий) всегда предшествовало Слову записанному. Это – серьезное заявление, но мы считаем, что проповедь появилась раньше, чем была написана большая часть Библии. А если хорошенько подумать, то Божье Слово появилось еще до того как появилась Библия. Джон Стотт говорит: «Христианство [по своей сути] есть религия Божьего Слова»6.
Более того, даже перейдя из устной формы в письменную7, откровение Божье сохранило форму, которая удобна для устного возвещения. Вот почему до сих пор вполне уместно звучат слова: «Библия говорит…» Библия изначально была книгой «говорящей». По словам Джона Стотта, Библия говорит сегодня словами которые были сказаны тогда. Проповедник приступает к работе над текстом, понимая, что выбранный им отрывок уже был сформирован библейским автором, который, в свою очередь, также был проповедником. Таким образом, устное откровение предшествовало и дало начало Библии8.
Разумно спросить, до какой степени слово современного проповедника можно считать Словом Божьим? Известно изречение реформаторов: «Проповедь Божьего Слова есть Божье Слово». Хотя цель этого высказывания – показать важность христианской проповеди, оно все же переходит дозволенные Библией границы. Библия, записанное Божье Слово, объективна. Канон Святого Писания устанавливает границы объективности. Библия включает шестьдесят шесть богодухновенных книг, не больше не меньше. Поэтому проповедник точно знает, какие из его слов богодухновенны, а какие нет. И проповедник должен молиться о том, чтобы через его проповедь провозглашалось Божье Слово (см. Тит. 1:3; 1 Пет. 4:11).
Итак, продолжает ли Бог говорить сегодня? Однозначно да! Но как это происходит? Некоторые утверждают, что Бог говорит с ними постоянно. Можно подумать, что между ними и небесами установлена прямая линия. Так, Бог говорит им, какую рубашку надеть, какую книгу почитать, какую жвачку жевать. Но, похоже, что все это не имеет никакого отношения к Библии. Другие считают, что Бог перестал говорить, когда был завершен Новый Завет. То есть, когда-то Он говорил, а потом умолк.
Есть ли здесь золотая середина? Можно ли одновременно слышать Бога напрямую и сохранять веру в Библию, как изначальный голос Бога? Джон Стотт также помогает ответить на этот вопрос, рассуждая над 3 и 4 главой Послания к Евреям и над тем, как в этих главах используется Псалом 949. В фразе «Как говорит Дух Святой…» (Евр. 3:7) глагол «говорить» стоит в настоящем времени, хотя цитируется Псалом 94. Стотт указывает на четыре последовательных этапа во время которых Бог говорил и продолжает говорить. Во-первых, Он обращался к Израилю во время искушения в пустыне, во-вторых, в словах псалмопевца, который использовал этот исторический эпизод для создания псалма, в-третьих, Бог обращался к первым читателям Послания к Евреям, и, наконец, в-четвертых, Он обращается к современному читателю Библии. Получается, что Бог продолжает обращаться к нам на основе того, что Он сказал тогда. Дух берет записанное Слово и придает ему свежее, современное звучание. По правилам герменевтики, смысл текста со временем не меняется. Но это не значит, что к известным текстам невозможно отыскать свежее применение. Речь идет о том, что современный голос Бога не должен сильно отличаться от записанного Божьего Слова.
Библия изначально была книгой «говорящей».
Похоже, что оба Завета поддерживают эту мысль. Какой должна быть проповедь на основе первого (Ветхого) Завета? Ее можно определить как «толкование Закона в свете искупительной истории освобождения Израиля – общины Завета – из рабства». Левиты и учителя Закона, такие как Ездра объясняли, как применять Тору в жизни (Нее. 8:8), но это объяснение всегда преподавалось в контексте спасения Божьего. Моисей, Иисус Навин и другие помещали богословие в контекст повествования (Втор. 30:11–20; И. Нав. 24:14–15). Тогда воля Божья, обращенная к современникам, экстраполировалась из записанного откровения.
Голос Божий, который обращается к нам со страниц Нового Завета, коренится в Ветхом Завете даже в большей степени. Проповедь в Новом Завете можно определить как «провозглашение воцарения и правления Христа через Его Церковь с целью спасения и служения». Проповедь в Новом Завете – больше провозглашение, чем учение10. Она сообщает людям о том, что Бог сделал во Христе и оперирует глаголами в изъявительном наклонении. В новозаветной проповеди призыв подразумевается. Императив встроен в нее, но упор все же делается на индикатив11. Рассказывая историю об Иисусе, авторы передают современникам Божью волю.
Зная, что Божье Слово передается через слова проповедника, мы можем оценить проповеди, которые читались в разные периоды христианской истории и определить, в каких из них текст торжествовал, а в каких нет12. Это также убережет нас от мелочных споров о том, какая проповедь «правильнее»: экспозиционная, текстуальная или тематическая13. Такие ярлыки, возможно, полезны при обдумывании собственной методологии, а также во время обучения. Но, в конце концов, решающим фактором, определяющем торжество текста оказывается не длина выбранного отрывка и не метод его представления. Главное – удалось ли проповеднику передать в проповеди Божье Слово. Только, когда это удается, библейский текст торжествует.
Учитывая ограничения, указанные в сноске 2 этой главы, перейдем к краткому изложению истории проповеди. Изучение различных стилей изложения проповеди помогает проповеднику найти свой уникальный стиль. Изучение истории проповеди помогает увидеть свое место в длинном ряду людей, верно передающих слово истины.
Бог продолжает обращаться к нам на основе того, что Он сказал тогда. Дух берет записанное Слово и придает ему свежее, современное звучание.
В западном евангельском мире есть несколько работ, авторы которых глубоко изучили историю развития проповеди. Одна из наиболее значимых книг на эту тему – книга Эдвина Даргана «История проповеди»14. Некоторое время она считалась базовым учебником. Книга с таким же названием была написана Ральфом Тернбаллом15. Были и другие работы на эту тему16. Беглое изучение этих книг показывает, что в истории Церкви текст не всегда торжествовал в христианской проповеди. Иногда торжествовала риторика, иногда – западная логика. Иногда торжествовала аллегория, иногда – традиция, а порой – церковная догма. Были времена, когда в проповеди торжествовал человеческий разум и высшая критика. Торжествовали также психология и терапия. Бывало, что торжествовала культура. Но иногда все же торжествовал текст.
Когда христиане серьезно восприняли поручение Господа и распространили учение Христа по всему греко-римскому миру, на христианскую проповедь начала оказывать влияние древнегреческая риторика. Христианские проповедники стали интересоваться формой изложения проповеди больше чем ее содержанием. У церкви всегда были сложные отношения с риторикой (1 Кор. 2:1–5). Влияние теории знания Платона и риторики Аристотеля трудно переоценить. Платон утверждал, что объективная реальность имеет более высокие аналоги в вышнем мире. Аристотеля больше интересовали реально существующие объекты и цепочка аргументов ведущих к доказательству. Так было введено понятие силлогизма. Пытаясь говорить «на языке потребителя», проповеди стали отражать эту риторику и эту логику. Некоторые, правда, выступали против такого перехода. Лидеры церкви, такие как Юстин Мученик, Тертуллиан и Киприан уделяли особое внимание апологетике и противостояли лжеучениям, которые прокрались в церковь под влиянием греческой философии.
Христианская проповедь также отстаивала свою самобытность на фоне всеобщей тяги к аллегоризации. С IV по XV века (которые также называются эрой схоластики и средними веками) в Церкви существовало два подхода к толкованию и проповеди: аллегорический и буквальный. Сторонниками аллегорического подхода были представители Александрийской школы. Они утверждали, что у текста есть несколько смысловых уровней, которые читатель должен открыть. За буквальным смыслом следовали этический, пророческий и т. д.17 Самым известным приверженцем этого метода был Ориген. Хотя эта эпоха породила немало выдающихся проповедников, таких как Петр Амьенский (или Петр Пустынник), Бернард Клеровский и Фома Аквинский, никто из них не смог переломить общую тенденцию и анализировать текст по существу.
Противоположностью Александрийской школы была школа Антиохийская. Ее руководители выступали против излишней аллегоризации текста, принятой у Александрийцев. Они старались максимально понять текст по присущим ему законам, а потому предпочитали более простое толкование Писания. Такие проповедники как Иоанн Златоуст и Феодор Мопсуестийский пытались передавать в проповеди точку зрения автора, подчеркивали незамысловатую мораль отрывка и простое применение. К концу средних веков некоторые проповедники, такие как Джон Уиклиф, Ян Гус и Джироламо Савонарола также стали известны своей приверженностью к буквальному толкованию текста. Их поддержали ученые в области перевода и толкования Библии, такие как Эразм Роттердамский и Джон Колет.
Решающий фактор, определяющий торжество текста – способность проповедника передать в проповеди Божье Слово. Только тогда библейский текст торжествует.
Хотя в эпоху схоластики предпринимались серьезные попытки изучения Библии18, церковь пережила немало перемен в руководстве и учении. Проповедники были более заняты вопросами церковного устройства, уделяя мало времени серьезному изучению Писания. (Знакомая картина, не так ли?) Преподавание таинств ставилось выше проповеди Слова. Проповедь приобрела форму короткой гомилии. Проповеди стали упражнениями в ораторском мастерстве, а церковная догма оказалась превыше торжества текста. Наиболее точно эту эпоху описывает слово «контроль». Жизнь людей контролировалась церковью, а не текстом Писания19. Сет Уилсон любил говорить: «Мы начинаем контролировать людей, когда не можем их обратить». Когда торжествует текст, на место церковного контроля приходит спасающая и преображающая сила Святого Духа.
Благодаря ряду факторов, во времена Реформации у людей вновь появилась возможность услышать текст беспристрастно. Работы Эразма Роттердамского и других лингвистов пробудили интерес к изучению древних текстов Писания. Работа Фомы Аквинского, которая подчеркивала важность человеческого разума, подготовила основание для разумной веры20. В культурной жизни вновь появился интерес к искусству и древнегреческим текстам. Все это сопровождалось рядом серьезных социальных и политических перемен21. В это же время церковь переживает глубокий нравственный кризис, который, впрочем, создает условия для обращения к тексту Писания. Вновь сложились условия для торжества текста.
Когда торжествует текст, на место церковного контроля приходит спасающая и преображающая сила Святого Духа.
Повсеместно возникают группы протестующих (так называемые «протестанты»). Лидеры реформации – Мартин Лютер, Жан Кальвин, Уилрих Цвингли – призывают церковь к формированию учения на основе Писания22. Вместе с лозунгами Soli Deo Gloria (одному Богу слава), Sola Gratia (только благодать), Sola Fide (только вера) возникает также лозунг Sola Scriptura (только Писание). Тексту вновь позволено говорить без обременения церковной традицией. Лютер писал: «Я учил, проповедовал и писал только о том, что было написано в Божьем Слове – и больше не делал ничего. Все остальное сделало за нас Слово Божье»23. Цвингли говорил, что он готовил простые библейские уроки. Ему хотелось учить чистому и подлинному Слову Божьему24. Кальвин, хотя и написал 45-томный комментарий, всегда ценил ясность в толковании25. Но не стоит слишком романтизировать Реформацию. Постреформаторская эра свидетельствует о том, что протестанты наступили на те же грабли, что и католики. Но в общем, Реформация была очень продуктивным временем для развития проповеди26.
Найти периоды в истории Церкви, когда бы, по окончании Реформации, текст торжествовал, мягко говоря, трудно. Такие явления и события, как американский колониализм, просвещение, высшая критика, модернизм, пуританство, интерес к психологии и философии, духовное пробуждение в Америке, возникновение пятидесятнического движения, терапевтическая культура и постмодернизм постоянно препятствовали торжеству текста.
Но Бог обещал, что в конце времен текст восторжествует окончательно (Ис. 55:10–11; 1 Пет 1:24–25). Вера проповедника во всемогущего Бога стоит выше содержания и формы проповеди. И это тоже хорошо. В конце XIX, начале XX века началась гомилетическая революция, которая изменила само понятие торжества текста27.
В 1898 году была издана книга Джона Бродуса «Подготовка и чтение проповеди»28. Приобретя широкую популярность, она прошла четыре редакции и стала стандартным учебником для нескольких поколений проповедников. По сути дела, Бродус взял аристотелеву модель устного выступления и построил на ее основе метод изложения проповеди. Благодаря этому методу вновь настала эпоха торжества текста. Но, к сожалению, в результате его применения, любой текст старались загнать в стандартные рамки, отчего проповеди не по содержанию, а по форме, оказывались похожи одна на другую.
В 1958 году Гради Дэвис написал книгу которая дала толчок к сдвигу гомилетической парадигмы. Книга называлась «Разработка проповеди»29. Он утверждал, что применение аристотелевой логики к библейскому тексту не учитывает жанр текста. У каждого текста уже есть своя структура и проповедник должен принимать это во внимание. Он заявлял, что форма текста уже сама по себе несет некое послание30.
Реформация была очень продуктивным временем для развития проповеди.
Книга Чарльза Коллера «Экспозиционная проповедь без конспекта», написанная в 1962 году, возвращается к идеям Дэвиса31. Коллер популяризировал так называемый «классификационный» подход к проповеди. Подход заключался в том, чтобы найти ключевое слово – существительное множественного числа – которое бы характеризовало текст наилучшим образом (см. Главу 7). Структура проповеди должна была составляться на основе найденного ключевого слова. Эта небольшая книга сразу же приобрела популярность среди евангельских проповедников, и многие продолжают пользоваться ее советами, которые легли в основу методики составления проповеди. Без нее проповедникам пришлось бы тяжко.
Затем пришел черед Фреда Бренинга Краддока. Этот ученый-новозаветник стал известным проповедником в движении «Учеников Христа». Взяв идею у Дэвиса, он написал всем известную книгу «Лишенный власти»32. Краддок утверждает, что проповедь, по большей части недемократична. Проповедники объявляют тему в самом начале проповеди и затем целую неделю работают над текстом и темой. Прихожанам, которые сталкиваются с выбранным текстом только в воскресенье, предлагается просто принять услышанное. Чтобы решить эту проблему Краддок предлагает строить проповедь в соответствии с развитием мысли отрывка. В этом случае слушателям будет проще овладеть темой33. Другими словами, он предлагает перевернуть традиционный подход, предложенный Бродусом и сначала представить доказательства, а затем делать заключение, а не наоборот.
Краддок предлагает строить проповедь в соответствии с развитием мысли отрывка. В этом случае слушателям будет проще овладеть темой.
Настало время сделать паузу и приостановить этот краткий исторический обзор. Краддок подчеркивает, что довольно часто изменение формы для слушателей означает изменение содержания. Текст может торжествовать независимо от того, какой подход был выбран: индуктивный (непрямой) и дедуктивный (прямой). Но церковь, привыкшая к одному подходу, может, услышав другой подход, прийти к выводу, что содержание проповеди не было библейским. Прихожанам может показаться, что текст более не торжествует только потому, что проповедник избрал другой подход к представлению текста и темы. А на самом деле, благодаря новому подходу, текст торжествовал в еще большей степени, чем раньше. Но поскольку новый подход звучал непривычно, церковь решила, что этот подход не способствует торжеству текста.
В восьмидесятые и девяностые годы XX века наблюдалось бурное развитие гомилетики. Подобно другим эпохам в истории Церкви, в эти годы текст не всегда торжествовал. Наглядно это проявилось в появлении двух американских гомилетических ассоциаций. Академия гомилетики появилась в 1940 году, но результаты ее деятельности стали ощущаться лишь спустя некоторое время34. Члены Академии выступили против взглядов Бродуса и Коллера, и приняли решение держаться учения Краддока и Лаури35. Они возвышали повествовательные проповеди и истории, а проповеди, построенные на основе утверждения с линейным планом, отвергали. Академия была сформирована из проповедников и ученых-гомилетов из традиционных евангельских деноминаций. Не буду судить их слишком строго, но их приятие высшей критики, герменевтики читательского ответа и некоторых аспектов постмодернизма были очевидными. Иногда в проповеди можно было услышать все – рассказ из жизни, цитату из популярного журнала, отрывок из поэмы – но только не суть отрывка. Одним из выдающихся умов Академии был Дэвид Батрик из Вандербильта36. Его книга – хороший пример того, как далеко зашла философия Академии.
Евангельские церкви не могли согласиться с философскими и герменевтическими концепциями Академии. Поэтому в 1990 году было основано Евангельское гомилетическое общество. Его основатели37 решили воспользоваться хорошими литературными наработками Академии, оставаясь при этом в рамках авторитета Библии и герменевтики, основанной на раскрытии изначальных намерений автора текста. Это особенно хорошо видно в трех следующих работах. Первая – книга Хэддона Робинсона «Изложение проповеди»38, где выделенная посредствам герменевтики «большая идея» (построенная из темы и дополнения)39 связывается с подходами из индуктивного и повествовательного методов. Проповеди доктора Робинсона своей структурой напоминают песочные часы. Введение излагается индуктивно, пока не произносится большая идея. Остальная часть проповеди излагается дедуктивно40.
Нет таких церквей, христианских групп и проповедников, которых бы не коснулось влияние постмодернизма.
Вторая книга была написана Сиднеем Грейданусом, профессором Колледжа и Семинарии Кальвина, который был членом Академии гомилетики. Но его книга «Современный проповедник и древний текст»41 была совершенно нетипичной для члена Академии. Он выступал за чтение текста по присущим ему [тексту] законам, но прибавил к этому процессу творческую составляющую и чувствительность к жанровым особенностям – темы, которые широко обсуждались в Академии. Он также подготовил почву для сохранения христоцентричных акцентов в проповеди, что дало толчок для написания третьей книги.
Третьей стала книга Брайана Чапелла «Проповедь, в центре которой Христос»42. Она стала попыткой объединить богословские убеждения с работой над экспозицией отрывка. Чапелл, который на тот момент был президентом семинарии, подчеркивал необходимость проникать вглубь текста, чтобы выявить ФПС (фокус падшего состояния), чтобы затем привнести в сознание слушателя евангельский элемент искупления.
Книг по проповеди было написано, конечно, немало. Каждая из них пытается по-своему обратить внимание читателя на важность торжества текста в проповеди. Одни преуспевают в этом деле больше, чем другие43. Два гомилетических общества создали два подхода к составлению проповеди. В силу многих философских предрассудков царивших в Академии гомилетики, большинство членов Академии нашли удобное убежище в философии постмодернизма. К достижениям этого общества можно отнести внимание к творческому подходу и форме текста. В силу богословских убеждений Евангельского гомилетического общества большинство его членов придерживались герменевтики, основанной на раскрытии изначальных намерений автора текста. К достижениям этой группы нужно отнести большое внимание к авторитету и содержанию текста.
В это же время начали появляться новые преграды, затрудняющие торжество текста. Одни из них были связаны с растущим влиянием постмодернистского мировоззрения, с поляризацией правого и левого крыла политики, с экзистенциализмом и культурным релятивизмом, которые проявлялись во всех сферах жизни, с разногласиями о методах прочтения древних и современных текстов и с появлением на церковных служениях большого числа неверующих44. Возникла новая задача: научится проповедовать так, чтобы текст торжествовал в плюралистическом обществе45.
Может ли текст торжествовать в эпоху постмодернизма? Может ли текст торжествовать, когда повсеместно считается, что его смысл заложен не в самом тексте, а зависит от мнения читателя/слушателя? Обращаются ли современные проповедники к постмодернистскому миру? Или они проповедуют вместе с постмодернистским миром? Или они проповедуют как постмодернистский мир? Самый простой вопрос – первый, так как ответ на него очевиден. У нас нет выбора.
Нет таких церквей, христианских групп и проповедников, которых бы не коснулось влияние постмодернизма46. Культура, осознав, что модернизм и его братья-близнецы наука и технология не могут спасти человечество, стала поворачиваться в сторону церкви. Но появились сдерживающие факторы, которые в значительной степени затруднили торжество текста.
Библейскому тексту всегда есть что сказать любому сдерживающему фактору, потому что Библия считает, что истина доступна человеку.
Первым сдерживающим фактором стало понятие истины. Неверно считать, что постмодернистов совсем не интересует истина. Возможно, некоторые и «повергают истину на землю» (Дан. 8:12), но многие постмодернисты готовы, по крайней мере, спорить об истинности тех или иных заявлений, даже если, по их мнению, в этом споре все стороны равны. Для многих из них понятия объективной истины не существует. Другие заявляют, что истину можно установить, но она будет понята лишь определенной группе людей и будет использоваться для угнетения остальных.
Вторым сдерживающим фактором стало понятие опыта. На месте отринутого рационализма воцарился личный опыт. Поскольку опыт у всех разный, стала цениться двусмысленность, и постмодернисты вполне себе уживаются с подобным противоречием. Опыт наполнен эмоциями и не зависит от холодной логики.
Третьим сдерживающим фактором стало понятие духовности. По мнению постмодернистов, духовный – не обязательно христианский. Проявления духовности многочисленны и разнообразны. Духовность находится в постоянном развитии. Поэтому появляется недоверие к организованным религиям и требование к терпимости в отношении к другим проявлениям духовности.
Четвертым сдерживающим фактором стало понятие языка. Постмодернисты считают, что язык – ненадежный канал передачи информации. Язык социально обусловлен и потому может стать инструментом подавления. Поэтому для общения и передачи смысла сказанного, язык должен быть подвергнут деконструкции47.
Пятым сдерживающим фактором стало понятие нравственности. Постмодернисты считают, что нравственность экзистенциальна, то есть эволюционна. Границы нравственности не фиксированы, их устанавливают сами люди. Нравственность может определятся чувствами и животными побуждениями48.
Ввиду всех перечисленных факторов, кажется, что тексту уже никогда не суждено торжествовать в христианской проповеди. Но все как раз наоборот. Библейскому тексту всегда есть что сказать любому сдерживающему фактору. Провозглашая объективность истины, Библия ни коем образом не страдает, потому что считает, что истина доступна человеку. Библия не боится разговоров о личном опыте. Более того, она выступает за личный опыт. Библейский текст признает, что в падшем мире есть много проявлений духовности (1 Коринфянам 8). Но она ограничивает истинную духовность рамками христианской общины. Библейский текст признает, что язык – не лучшее средство общения (1 Коринфянам 13). Но даже рискуя быть неправильно понятыми, люди продолжают жить и общаться, и при этом, в большинстве случаев, понимают друг друга довольно неплохо.
Будем же стараться исключить из проповеди любые оскорбительные слова, которыйе могут создать препятствие на пути людей ко кресту.
На самом деле, текст может торжествовать и в постмодернистском окружении и в постмодернистской культуре и в эпоху постмодернизма. Постмодернистское мировоззрение склонно пилить сук, на котором сидит. Оно использует здравомыслие (как и многие другие модернистские понятия), чтобы отрицать разум. В конце концов, Евангелие (и библейский текст) обладает особой силой, которая способна дать объяснение даже самым запутанным вопросам. Данной главы недостаточно, чтобы дать исчерпывающую критику постмодернизма49, но сказанного уже достаточно, чтобы сделать простой вывод: библейскому тексту можно доверять. Этот текст пережил гонения, ранние ереси, темные века, крестовые походы, церковные расколы, Реформацию, эпоху Возрождения, философию экзистенциализма, эпоху модернизма, и он выживет (а может даже расцветет) во времена постмодернизма. Он достаточно разнообразен, чтобы обратиться к каждому человеку этого многообразного мира. Он – единственная скрепа, способная соединить восток с западом.
Проповедники, стремящиеся к торжеству текста, будут проповедовать текст в любых обстоятельствах. Наше дело – возвещать миру Благую Весть об Иисусе Христе. В ней заключена сила и мудрость Божья (1 Коринфянам 1). Чтобы убедиться, что текст торжествует, нужно исключить из нашей проповеди любые бесполезные и оскорбительные нотки. Пусть текст Евангелия говорит сам за себя. Мы же должны стараться исключить из проповеди любые оскорбительные слова, которые могут создать препятствие на пути людей ко кресту (см. Приложение А для практической помощи в этом вопросе).
1 Шекспир Уильям, Буря, Акт 2, сцена 1. Реплика Антонио.
2 Автор признает крайнюю ограниченность приведенного исторического обзора. В нем, в основном, затронуты тенденции современного западного евангельского движения. Специалисты могли бы добавить разделы о торжестве текста в проповедях других христианских традиций: православной, католической, африканской, афро-американской, азиатской, латиноамериканской, южноамериканской и в церквах тихоокеанских островов. Во всех перечисленных традициях были периоды истории, когда текст торжествовал, и были моменты, когда тексту не придавалось особого значения. Также следует признать, что ввиду культурных, географических и церковных ограничений, стили проповеди в этих церквах могут оказаться ближе к новозаветной модели, чем стиль проповеди, который практикуется в современной западной евангельской церкви.
3 R. Albert Mohler, Jr., He Is Not Silent: Preaching in a Postmodern World (Chicago: Moody, 2008) 11. На самом деле, эта цитата из предисловия, написанного Джоном Мак-Артуром.
4 В протестантской церкви кафедра всегда стоит выше столика для причастия. Как человек может приблизиться к столу Господа, если он не понимает значения происходящего?
5 Майрон Тейлор попробовал дать этому объяснение в своем обращении к студентам во время Северо-американской христианской конвенции, которая проходила в Детройте в 1977 году. Его выступление называлось: «Доверяйте Слову». Он выделил шесть оттенков понятия «Слово Божье» (вечное, историческое, сказанное, записанное, провозглашенное и живущее в нас).
См. Myron Taylor, “Trust the Word,” The Christian Standard (4 December 1977) 4–6.
6 Стотт Д. Я верю в проповедь. C. 13.
7 За последние десятилетия было проведено много исследований относительно устной традиции, лежащей в основе текстов Библии. Ученые стали разбираются гораздо больше в том, как устная традиция превратилась в письменную. Обсуждение этих вопросах с точки зрения проповеди см. Bruce Shields, From the Housetops (St. Louis: Chalice, 2000).
8 Вот, как могло бы выглядеть развитие: Сам Бог, как Слово, Божий глас (творение), Божьи деяния (избавление Израиля из Египетского рабства), Божье откровение (Ветхий Завет), Иисус как воплощенное Слово, деяния Иисуса (избавление человечества от грехов), слова учеников Христа (проповедь апостолов), книга об Иисусе (Новый Завет), проповедь по книге Иисуса («воспоминания апостолов», как ее называл Юстин Мученник), живущее в нас слово Иисуса (Святой Дух, живущий в последователях Иисуса).
9 Стотт Д. Я верю в проповедь. C. 109–110.
10 Очень сложно провести четкую грань между учением и проповедью. Легкое различие между ними можно обнаружить, если они окажутся рядом (напр., Мф. 4:23; 9:35), но они во многом дублируют друг друга. Додд несколько преувеличивает это различие. См. C. H. Dodd, Apostolic Preaching and Its Developments (Grand Rapids: Baker, 1980).
11 Мы не можем уйти в сторону и обсудить все нюансы проповеди. Обсуждение терминов, применяемых к проповеди, таких как проповедовать, учить, провозглашать и проч., см в главе 3. Здесь же достаточно отметить, что с четким разделением между проповедью и уроком, о котором говорили Додд и Кэмпбелл, трудно согласиться. Любая хорошая проповедь несет некую информацию, то есть учение. И любой хороший урок содержит элемент назидания, призыва и вдохновения.
12 Ранние христиане одновременно слышали слово, обсуждали слово, и были судимы словом (1 Кор. 14:29–32; 1 Фесс. 2:13)
13 Стотт утверждает, что истинная проповедь всегда экспозионна. Но речь
здесь идет не о каком-то конкретном методе чтения, а о содержании проповеди. «Толкование Писания подразумевает извлечение из текста его сущности и демонстрацию ее аудитории» (Это особенно подчеркивается в главе 1 данной книги). См. Стотт Д. Я верю в проповедь. С. 136.
14 Edwin C. Dargan, A History of Preaching, 2 vol., repr. (Grand Rapids: Baker, 1968).
15 Ralph G. Turnbull, A history of preaching, vol. 3 (Grand Rapids: Baker, 1974).
16 Frederick Roth Webber, A History of Preaching in Britain and America (Milwaukee: Northwestern, 1957); Warren W. Wiersbe and Lloyd M. Perry, The Wycliffe Handbook of Preaching and Preachers (Chicago: Moody, 1984); John MacArthur Jr., Rediscovering Expository Preaching (Dallas: Word, 1992); Clyde E. Fant and William M. Pinson, 2 °Centuries of Great Preaching: An Encyclopedia of Preaching (Waco, TX: Word, 1971); Paul Scott Wilson, A Concise History of Preaching (Nashville: Abingdon, 1992); William Willimon and Richard Lischer, Concise Encyclopedia of Preaching (Louisville, KY: Westminster John Knox, 1995); and Richard Lischer, ed., The Company of Preachers: Wisdom on Preaching, Augustine to the Present (Grand Rapids: Eerdmans, 2002).
17 Прошу заметить, что сама Библия подталкивает читателей к аллегорическому толкованию (Гал. 4:21–31). В особенности это относится к притчам. См. Craig L. Blomberg, Interpreting the parables (InterVarsity Press, 2012). Но признание этого факта отличается от аллегорического подхода к толкованию всей Библии, в котором скрытые смыслы, множественность смыслов и странные связи предназначены для поддержания отдельных греческих теорий познания и церковных учений.
18 Не последнее место здесь занимает появление симфоний.
19 И тем не менее, даже в эту эпоху читалось много хороших проповедей. Цель данной главы не в том, чтобы принизить людей или события церковной истории. В целом, однако, нужно признать, что в эту эпоху торжествовало что угодно, только не текст.
20 В возвышении разума над откровением были, конечно, и отрицательные аспекты. Френсис Шейфер всегда обвинял Фому Аквинского в том, что тот сбил Церковь с пути, после того, когда начался рассвет эпохи просвещения.
21 Таких как крестьянская война в Германии.
22 Благодаря Реформации Католическая церковь была вынуждена выработать собственное вероучение.
23 МакАртур Д. Возвращение к разъяснительной проповеди. СПб.: Библия для всех, 2001. С. 52.
24 Там же.
25 Там же, 53.
26 Здесь стоит отметить исторические обзоры, которые отстаивают верность проповедника Библии (как указывается в таких книгах как Стотт Д. Я верю в проповедь, глава 1 и Мак-Артур Д. Возвращение к разъяснительной проповеди, глава 3). Эти главы написаны очень увлекательно, но из них следует, что любой проповедник, который хоть как-то подчеркивал важность библейского текста, считается сильным экзегетом и примером того, как нужно проповедовать, чтобы торжествовал текст. Но это не всегда так. Робинсон говорит, что Сперджен преподавал правильное учение, подбирая при этом совершенно неподходящие отрывки. Торжествует ли текст в таких случаях? Поскольку есть более и менее подходящие методы составления проповеди (см. Главу 7), торжество текста во многом зависит от формы проповеди.
27 Объем данной работы не позволяет рассмотреть вклад таких проповедников как Джон Буньян, Джон Уэсли, Джордж Уайтфилд, Чарльз Сперджен, Кэмпбелл Морган, Александр Макларен, Дональд Барнхауз, Александр Кэмпбелл, Мартин Лойд-Джонс и Джон Стотт.
28 John A. Broadus, On the Preparation and Delivery of Sermons, rev. by Vernon Stanfield (San Francisco: Harper and Row, 1979).
29 Grady H. Davis, Design for preaching (Fortress Press, 1958).
30 Нужно отметить, что работа Дэвиса предшествовала знаменитой книге Маклуна, в которой мы находим высказывание: “The medium is the message” («Говорящий сам по себе уже несет сообщение»). См. Marshall McLuhan, Understanding Media: The Extensions of Man (New York: Signet Books, 1964).
31 Charls Coller, Expository Preaching without Notes (Grand Rapids: Baker, 1962). Не то, чтобы Коллер сознательно к этому стремился. Интересно то, что кни-
га Коллера была издана в том же году, что и книга Коха (Thomas Kuhn, The Structure of Scientific Revolutions, repr.t (Chicago: University of Chicago Press, 1996). Кох утверждал, что реальность мы видим в рамках одной парадигмы. В значительной мере книга Коллера использует только одну парадигму.
32 Fred B. Craddock, As One without Authority (Nashville: Abingdon, 1971).
33 Об идуктивной проповеди можно сказать больше. Одно из самых ясных суждений о ней дается в книге Preaching through Tears, ed. by John D. Webb and Joseph C. Grana II (Lincoln, IL: 2000), в главе, написанной Дэвидом Эньяртом «Индуктивная проповедь: вопрос, поиск и открытие» (David Enyart, “Inductive Proclamation: The Question, the Quest, and the Discovery”). См. также Ralph L. Lewis and Greg Lewis, Inductive Preaching: Helping People Listen (Westchester, IL: Crossway Books, 1983).
34 Автор впервые посетил собрание Академии гомилетики в Принстонской богословской семинарии в 1990 году. Тогда Академия праздновала свое 50-летие. В своей приветственной речи доктор Том Лонг рассказал о пути Академии. Чтобы понять изменения, происходившие в гомилетике в те годы, посмотрите на следующие два пункта, из которых состояло его выступление: I. Основатели; II. Психи. Всем было смешно, когда он прочитал заголовки своей речи, но эта шутка только подчеркнула серьезные перемены, которые произошли в преподавании гомилетических методов. Преподаватели гомилетики, которые создали эту Академию, отказывались от традиционных методов чтения проповеди в пользу нарративного и индуктивного подходов. Время покажет, помогли ли эти перемены тексту торжествовать.
35 Eugene Lowry, The Homiletical Plot (Atlanta: John Knox, 1980).
36 См. David Battrick, Homiletic (Philadelphia: Fortress, 1987). Эта книга остается непревзойденным трудом и ярким примером того, как язык проповеди создает общину с помощью подходов и структур публичного выступления.
37 Среди них Кет Уилсон, Скотт Гибсон, Джефри Артурс и др. Многие из этих преподавателей гомилетики учились у Хэддона Робинсона.
38 Робинсон Хэддон. Изложение проповеди. М.: Весть. 2003.
39 Тема отвечает на вопрос: о чем я говорю? Дополнение говорит о том, что я говорю о теме, о которой я говорю.
40 Юджин Лаури сказал бы, что котенок вылез и корзины слишком рано. Интерес слушателей достиг максимума слишком рано. Но хорошая экспозиция текста и захватывающие иллюстрации могут продолжать держать слушателей в напряжении, так что текст может торжествовать и после того, как большая идея была озвучена.
41 Sidney Greidanus, The Modern Preacher and the Ancient Text (Eerdmans, 1986).
42 Чапелл Брайан. Проповедь в центре которой Христос. Возрождение разъяснительной проповеди. Одесса: Тюльпан. 2007.
43 Ни здесь, ни в главе 7 мы не разбираем более современные подходы к чтению проповеди, как те, что описаны в книге Andy Stanley and Lane Jones, Communicating for a Change (Multnomah, OR: 2006). Методы, предлагаемые в подобных работах, имеют высокую степень коммуникативности. Привнесенная извне структура «Я – Мы – Бог – Ты – Мы» может быть очень убедительной. Особо популярна она среди младшего поколения. Цель Стенли заключается не столько в том, чтобы преподать текст, сколько изменить жизнь. Цель достойная, ничего не скажешь. Возникает два вопроса: 1) Всегда ли привнесенная структура искажает смысл текста? и 2) Зависит ли этот подход от жанра текста? Эти критические вопросы заданы здесь совсем не для того, чтобы скомпрометировать Стенли, который, вне сомнения, остается отличным рассказчиком.
44 Вновь нужно подчеркнуть, что этот феномен имеет отношение прежде всего к западной христианской цивилизации. Жителям Африки мало интересны темы модернизма и постмодернизма. Их интересуют куда более прагматичные вопросы: где достать еды и как уберечься от СПИДа. Прекрасно, что иногда нецерковные люди заходят в церковь. Но по мере роста феномена мега-церкви, для ищущих Бога людей язык Сиона остается неродным. Под маской обеспечения анонимности и боясь, как бы кого не задеть, церковь во почти полностью утратила внутренний язык. Это можно назвать напря
женностью между Уиллоу и Уиллимоном. Мегацерковь в Южном Баррингтоне, штате Иллинойс, хочет воспитывать посвященных учеников Иисуса. Многие методы, которых они придерживались в первые годы, были направлены на то, чтобы не отвадить людей. Это давало им прекрасную возможность проповедовать людям Евангелие. Они всегда желали говорить на языке «потребителя». Такие люди, как прежний декан Университета Дьюка, Уильям Уиллимон, напротив, не озадачивались вопросом о том, кого может оскорбить проповедь Евангелия. Более того, как считал Уиллимон, обида, нанесенная проповедью Евангелия, – именно то, что делает Евангелие притягательным.
45 Это было четко подмечено моим бывшим коллегой и другом Джимом Джонсоном. Он сказал, что Лаури (то есть для Юджина Лаури) Евангелие – это ответ. А для Уиллимона (то есть для Ульяма Уиллимона) Евангелие – это проблема.
46 Определение постмодернизма, данное Жаном-Француа Лиотаром, трудно улучшить. Оно состоит всего из трех слов, но этого вполне достаточно. Он называет постмодернизм «недоверием к метанарративам». Jean-Francis Lyotard, “The Postmodern Culture: A Report on Knowledge,” Theory of Knowledge (Minneapolis: University of Minnesota, 1984).
47 Два личных примера наглядно показывают неадекватность этой позиции. 1) Джордж Уилл рассказывал о профессоре философии, который целый час рассказывал студентам о том, что в природе не существует ничего определенного. После лекции он направился в офис, позвонил жене и попросил ее приготовить на ужин пиццу пеперони, не видя в этом никакого противоречия своим заявлениям. 2) Композитор начал объяснять собравшимся на концерт слушателям, что он пытался донести в четырех частях своего сочинения. Музыкальное произведение рассказывало историю брата композитора, у которого диагностировали рак. Каждая из четырех частей рисовала эмоцию брата (шок, отчаяние, гнев и принятие). Квартет из Джульярдской школы прекрасно сыграл произведение. Но композитор несколько раз повторил: «Теперь, после того, как я написал эту музыку, я отпускаю ее. Вы
можете толковать ее, как посчитаете нужным. Однако, помните, я хотел передать…» На ум приходит старая поговорка «Мне кажется, королева наобещала слишком много». Можно в свете своей философии утверждать, что смысл определяется слушателями или читателями, но в реальности мы общаемся с людьми каждый день и ожидаем, что они будут понимать нас однозначно. Очевидно, не все, что мы говорим, неоднозначно.
48 Рави Захариас указал на пять схожих идей в проповеди под названием «Премодернистское послание, переданное с помощью модернистских методов представителям постмодернистской эпохи». [Jonathan Kever, ed. Great Preaching (Jackson, TN: The Preaching Library, 2002)]. В истинном постмодернистском стиле он сказал: 1) Философия ведет к экзистенции. 2) Искусство ведет к чувствам. 3) Религия ведет к мистике. 4) Образование ведет к скепсису. 5) Личность ведет к вечности.
49 Это утверждают многие книги. David Lose, Confessing Jesus Christ: Preaching in a Postmodern World (Grand Rapids: Eerdmans, 2003); Kevin J. Vanhoozer, ed., The Cambridge Companion to Postmodern Theology (Cambridge: Cambridge University Press, 2003); Stanley J.A. Grenz, A Primer on Postmodernism (Grand Rapids: Eerdmans, 1996); Graham Johnston, Preaching to a Postmodern World: A Guide to Reaching Twenty-First Century Listeners (Grand Rapids: Baker, 2001); David C. Henderson, Culture Shift: Connecting God’s Truth to Our Changing World (Grand Rapids: Baker, 1998). Кладезь советов о чтении проповеди можно обнаружить в недавно изданной книге Darrell W. Johnson’s, The Glory of Preaching: Participating in God’s Transformation of the World (Downers Grove, IL: InterVarsity, 2009), особенно стр. 224–233. Джонсон напоминает, что постмодернизм – явление локального характера (он распространен на Западе). Его влияние на Востоке или Юге ничтожно мало. Кроме того, пытаясь передать наше послание на языке постмодернизма, можно потихоньку ослабить Евангелие. Предпринимая сверх усилия, стараясь быть понятыми, мы можем потерять само послание, которое хотели бы передать. Джонсон напоминает, как важно понимать не только время, в которое мы живем, не и вечность, к которой мы стремимся (стр. 201).