На то, чтобы найти няню на несколько часов, Лиз понадобилось два дня, и, сообщая об этом Берни по телефону, она покраснела. Что у него на уме, сомневаться не приходилось, и ей было неловко оттого, что все это происходит по предварительному договору, но в их ситуации других вариантов не было. Женщина, с которой она договорилась, обещала прийти к семи и согласилась пробыть до часу ночи.
– Чувствую себя немножко Золушкой, но это не беда, – сказала Лиз с улыбкой, когда он приехал за ней.
– Все в порядке, об этом не беспокойся, – пятидесятидолларовая бумажка перекочевала из его кармана в руку няни, когда Лиз пошла поцеловать Джил перед сном. – Надень сегодня что-нибудь понаряднее.
Она нервничала, как невеста.
– Вроде пояса с подвязками?
Берни засмеялся:
– Это, конечно, заманчиво, но поверх него надень все-таки платье: мы едем в ресторан.
Лиз удивилась. Ей-то казалось, что из ее квартиры они сразу поедут к нему, чтобы «это» наконец произошло. Ей это напоминало чуть ли не хирургическую операцию. Первый раз это всегда неловко, и мысль пойти вместо этого в ресторан показалась ей очень заманчивой.
Они отправились в «Летуаль», где он заказал столик на двоих. Они сидели и беседовали, как всегда, и Лиз понемногу начала расслабляться. Берни рассказывал ей о том, что нового в магазине, о планах на осень, рекламных акциях, показах мод. Открытие сезона в опере прошло с громадным успехом для «Уольфс», впереди ждали другие мероприятия.
Лиз восхищалась его работой: он был бизнесменом до мозга костей и применял принципы здоровой экономики ко всему, за что брался. А при его феноменальном чутье результат был таким, как и говорил Пол Берман: все, к чему он прикасался, превращалось в золото. Если поначалу Берни не хотел уезжать из Нью-Йорка, то сейчас нисколько не жалел, что его послали открывать магазин в Сан-Франциско. По его расчетам, он пробудет в лучшем случае еще год в Калифорнии. За это время они успеют пожениться и пожить здесь несколько месяцев до того, как вернутся в Нью-Йорк и Лиз придется познакомиться с его матерью поближе. Возможно, к тому времени они уже будут ждать ребенка и придется подумать о школе для Джил… но Лиз он пока обо всем этом не говорил. Нет, он ее, конечно, предупреждал, что они вернутся в Нью-Йорк, но пока не тревожил подробностями переезда. Время еще есть, пока нужно подумать о свадьбе.
– Ты хочешь настоящее свадебное платье?
Берни нравилась эта мысль. Пару дней назад на одном из показов в магазине он увидел чудесное платье, которое на ней смотрелось бы великолепно.
– Ты это серьезно? – смущенно спросила Элизабет.
Он кивнул и взял ее за руку. Сегодня Лиз была ослепительна: в белом шелковом платье, которое оттеняло загар, с зачесанными наверх и уложенными в узел волосами. Ее ногти покрывал серебристый лак, что было весьма необычно для нее, и это его порадовало, но он не сказал ей, почему, а наклонился и нежно поцеловал в щеку.
– Да, серьезно. Я не знаю, как это происходит, но иногда просто чувствуешь, когда поступаешь правильно, а когда нет. Я всегда это чувствовал, а ошибался лишь тогда, когда не доверял своей интуиции.
Лиз его прекрасно понимала, но все равно была удивлена столь быстрым предложением руки и сердца, хоть и точно знала, что они не совершают ошибку, что она никогда об этом не пожалеет.
– Лиз, надеюсь, ты сделаешь этот шаг с такой же уверенностью, что и я.
Он смотрел на нее с такой нежностью, что у нее защемило сердце. Они сидели, взявшись за руки, и Берни это нравилось. Он уже предвкушал, как они будут лежать рядом, обнаженные, но сейчас было еще рано об этом думать. Весь этот вечер он распланировал до мелочей.
– Знаешь, самое странное, что я и так уже уверена, просто не знаю, как это объяснить.
– Лиз, я думаю, всегда именно так и происходит, если чувства настоящие. А то ведь как бывает: живут люди вместе лет десять, а потом вдруг один из них встречает другого человека, и через пять дней они уже поженились… потому что первые отношения не были настоящими, а лишь казались таковыми.
– Да, я думала об этом так же, только не представляла, что это может произойти со мной, – с улыбкой призналась Элизабет.
Ужин был выше всяких похвал: утка, салат, суфле. Потом пара перешла в бар, где Берни заказал шампанское. Они сидели, слушали рояль и негромко переговаривались, делясь мыслями, надеждами и мечтами, как у них уже вошло в привычку. Для нее это был лучший вечер за долгое-долгое время. Теперь, когда она была с Берни, это компенсировало все плохое, что случилось с ней в жизни: смерть родителей, кошмарные отношения с Чендлером Скоттом, долгие годы одиночества после рождения Джил, когда некому было прийти ей на помощь или просто поддержать. И вдруг все это стало неважным, ведь теперь она с ним. Словно вся ее жизнь была только подготовкой к встрече с этим мужчиной, и ей было так хорошо с ним, что абсолютно ничто другое больше не имело значения.
После шампанского Берни расплатился, и они медленно пошли вверх по лестнице, держась за руки. Лиз ожидала, что они выйдут на улицу, но Берни мягко направил ее к лифту, одарив озорной мальчишеской улыбкой.
– Поднимемся выпить? – спросил он шепотом.
– Только если ты никому не расскажешь, – ответила она с улыбкой.
Было всего десять, то есть у них осталось еще три часа.
Лифт поднял их на последний этаж. Не задавая вопросов, Лиз проследовала за Берни через коридор к двери номера люкс. Он достал из кармана ключ и открыл ее. Лиз впервые в жизни оказалась в таком шикарном номере, ничего подобного она не видела ни в кино, ни в своих мечтах. Все здесь было белым, отделано золотом и декорировано шелками, повсюду стояли изящные украшения, под потолком сверкала хрусталем старинная люстра. Освещение было приглушенным, на столике горели свечи, стояла сырная тарелка, в серебряном ведерке со льдом дожидалась бутылка шампанского.
В первое мгновение Лиз лишилась дара речи и только с улыбкой посмотрела на Берни. Какой он внимательный: все продумал до мелочей и сделал с таким вкусом!
– Мистер Файн, вы само очарование! Знаете об этом?
– Я подумал, что, поскольку это будет наш первый раз, все должно быть на высшем уровне.
И у него все получилось.
В другой комнате свет тоже был приглушен. Этот номер Берни сам снял в обеденный перерыв, и до того, как заехать за Лиз, поднялся сюда убедиться, что все в порядке. Он велел горничной разобрать постель и приготовить белье, так что сейчас на кровати был разложен воздушный розовый пеньюар, отделанный перьями марабу, розовая атласная ночная сорочка, а на коврике у кровати стояли шлепанцы.
Лиз невольно ахнула, когда прошла из гостиной в другую комнату и увидела эту красоту. Неужели белье, разложенное на кровати, предназначено не какой-то кинозвезде, а ей, Лиз О’Рейли из Чикаго?
Она поделилась своими мыслями с Берни, и он заключил ее в объятия.
– Ничего, очень скоро Лиз О’Рейли из Чикаго станет Лиз Файн из Сан-Франциско.
Он жадно поцеловал ее и получил такой же страстный ответ, потом бережно уложил на кровать, отодвинув пеньюар в сторону. Это была их первая возможность утолить страсть друг к другу. Желание, накопившееся за три недели, накатило на них, как приливная волна.
Их одежда валялась на полу, накрытая сверху розовым атласным пеньюаром с перьями марабу, их тела сплелись. Лиз покрыла поцелуями каждый дюйм его тела, воплотила в реальность все, о чем он когда-нибудь мечтал, а он ошеломил ее силой своей страсти. Они не могли насытиться друг другом, а потом оба лежали в полумраке спальни – удовлетворенные, полусонные, голова Берни покоилась на плече Лиз, и он играл ее длинными шелковистыми волосами.
– Знаешь, что ты самая красивая женщина на свете?
– А ты, Берни Файн, лучший из мужчин, и душой, и телом, – проговорила она вдруг охрипшим голосом.
Внезапно тишину номера нарушил ее хохот: Элизабет обнаружила, что он спрятал под подушкой. Это был черный кружевной пояс для чулок с красной розочкой. Она подняла его над головой, как трофей, поцеловала Берни, надела этот пояс, и они опять занялись любовью. Это были самые прекрасные часы и в ее, и в его жизни.
Было уже гораздо позже часа, когда они сидели в ванне и Берни ласкал ее соски в душистой пене.
– Если так пойдет дальше, мы никогда отсюда не выйдем, – промурлыкала Лиз, как довольная кошка, прислонившись головой к розовому мрамору. – Надо же позвонить няне и предупредить, что мы вернемся позже.
Берни признался, что уже обо всем позаботился.
– Ты что, ей заплатил?
– Конечно.
Он выглядел таким довольным, что она не смогла сдержать эмоций и опять его поцеловала.
– Берни Файн, если бы ты только знал, как я тебя люблю!
Он улыбнулся. Больше всего на свете ему хотелось провести с ней всю ночь, но, – увы, это было невозможно. Он уже пожалел, что предложил пожениться после Рождества, потому что не представлял, как сможет пережить без нее столь долгий срок. Мысли о свадьбе напомнили ему еще кое о чем.
Он встал и вылез из ванны, весь в мыльной пене.
– Ты куда? – удивилась Лиз.
– Сейчас вернусь.
Лиз проводила его взглядом. Это сильное тело с широкими плечами и длинными мускулистыми ногами не могло оставить ее равнодушной. Она откинулась на спинку ванны и закрыла глаза, дожидаясь его возвращения. Он не заставил себя долго ждать, быстро присоединился к ней и скользнул рукой к местечку между ног, раздвинул пальцами складки и снова стал ласкать ее там, одновременно жадно целуя в губы. На этот раз они занялись любовью в ванне, и звуки их страстного соития отдавались от розового мрамора стен гулким эхом.
– Тсс, – чуть позже прошептала Лиз, хихикая. – Как бы нас не вышвырнули из отеля.
– Одно из двух: или нас вышвырнут, или начнут продавать билеты на наше шоу.
Уже давно, наверное много лет, Берни не было так хорошо. Как бы он хотел, чтобы это блаженство не кончалось! Такой женщины, как Лиз, он никогда не встречал. Они оба очень долгое время не занимались любовью, и теперь дарили неизрасходованные запасы страсти друг другу.
– Кстати, я тебе кое-что принес, но ты так на меня набросилась…
– Я набросилась? Ха!
Она взглянула через плечо туда, куда смотрел он. Рядом с Берни каждый день превращался в Рождество, и можно было только гадать, чем он удивит ее на этот раз. Пеньюар, пояс для чулок…
Берни оставил возле ванны обувную коробку. Открыв ее и увидев кричаще яркие золотые шлепанцы, усыпанные крупными стразами, Лиз не сразу нашлась, как к этому относиться, и засмеялась:
– Это что, секонд-хенд от Золушки?
Шлепанцы были в самом деле абсолютно безвкусными, и Лиз не понимала, зачем они ей, но Берни наблюдал за ней с таким интересом, что ей стало любопытно. Изделие было со всех сторон обклеено огромными квадратами из разноцветного стекла, а на одном вдобавок болтался на золотом банте внушительный «бриллиант». И тут Лиз внезапно все поняла, поднялась, едва не поскользнувшись, и воскликнула:
– Боже! Нет! Не может этого быть!
Но она не ошиблась: Берни действительно прикрепил к кричащему золотому банту на шлепанце обручальное кольцо с крупным бриллиантом. На первый взгляд он выглядел еще одной безвкусной стекляшкой, но при ближайшем рассмотрении кольцо оказалось чудесным. Берни открепил его от банта и надел на палец Лиз. У нее дрожали руки, по щекам катились слезы. Изумруд был больше восьми каратов, и, покупая его, Берни думал, что никогда не видел кольца красивее.
– Ох, Берни…
Лиз прильнула к нему, и он, ополоснув их обоих от пены, понес ее в спальню. И они опять занимались любовью, но на этот раз медленно и нежно, словно пели вдвоем шепотом или исполняли какой-то экзотический медленный танец, двигаясь в идеальной гармонии, а потом он крепко прижимал ее, трепещущую от восторга, к себе и воспарял с ней вместе к собственным высотам.
Домой Лиз вернулась в пять утра, чистая и опрятная, словно всю ночь заседала на собрании учителей, а не занималась тем… чем занималась. Она принялась было рассыпаться в извинениях перед няней, но та ее успокоила, заверив, что все в порядке, она ничего не имеет против (они обе, впрочем, знали почему). К тому же няня смогла несколько часов поспать. Уходя, она тихо закрыла за собой дверь, и Лиз, оставшись одна, долго сидела в гостиной, смотрела в окно на медленно рассеивавшийся летний туман и с бесконечной нежностью думала о мужчине, за которого собирается выйти замуж, и еще о том, как ей повезло, что она его встретила. На ее пальце сверкал крупный бриллиант, а глаза блестели от слез.
Потом Лиз улеглась на свой диван, позвонила Берни, и они еще целый час проговорили романтичным шепотом. Она просто не могла без него.