Наблюдаемая в последние десятилетия международная унификация техники толкования законодательных актов свидетельствует о закономерностях сближения национальных правовых систем. Имплементация зарубежных правовых средств и юридических конструкций способствует развитию национальной юридической науки и связанной с ней практической юриспруденции. Эти тенденции включают случаи, когда толкование, осуществляемое судами международной юрисдикции, оспаривается высшими национальными судебными инстанциями государств. «Теория и практика толкования правовых норм и соответствующих законодательных текстов имеет многовековую историю. Роль правовых учений, идей, взглядов в этом случае раскрывается, в частности, в доктринальном толковании и разъяснении нормативных актов»[1]. Наиболее подробно практика толкования закона разработана в Англии, где «еще в средневековую эпоху начало развиваться и складываться, так сказать, первородное юридическое мышление, выраженное в ориентировке на строгие юридические категории, механизмы, конструкции, соответствующие правовые идеи и концентрируемое в устойчивых представлениях сословия юристов»[2]. Феномены права справедливости, разума в праве, прецедента, интерпретирующего (толкующего) закон, конкуренции правовых доктрин с произволом суверена были привнесены в цивилизационный дискурс английской правовой доктриной. «Здесь, на английской земле, в ходе правового развития оказались как бы кристаллизованными, заложенными в саму органику правовой жизни первородные основы истинного правоведения, которое в силу юридической логики неизбежно выводит на фундаментальные юридические идеалы и ценности. И надо отдавать отчет в том, что это тоже истинная юридическая наука, притом в исконном, самом строгом ее значении, что впоследствии оказало столь внушительное позитивное влияние на демократическое развитие Великобритании, других стран с прецедентными системами, в том числе и на формирование юридической системы США»[3].
Под английской правовой доктриной принято понимать совокупность норм общего права, права справедливости, статутного права, делегированного законодательства и судебных прецедентов. Идеи общего права, права справедливости, разума, рационального сосуществования народов, имманентные английской правовой доктрине, распространились за несколько веков более чем на четверть человечества. Уникальность английской правовой системы как единого и во многом неповторимого культурного явления, видимо, сохранится и в третьем тысячелетии, несмотря на стремительные и глобальные перемены, многочисленные реформы и нововведения[4]. Сегодня английское право продолжает оставаться для многих стран той моделью права, которой, может быть, по разным соображениям не требуется следовать во всем, но которая все еще пользуется всеобщим уважением и принимается во внимание[5].
Право справедливости, возникшее в средние века как специфическая форма осуществления прерогатив королевской власти в области правосудия, в настоящее время продолжает оказывать самое серьезное воздействие на право собственности и договорное право, а принципы и нормы права справедливости упоминаются в решениях британских судов самого последнего времени[6]. Под правом справедливости принято понимать часть прецедентного права, сформированную решениями лорда-канцлера. Несмотря на то, что в результате судебной реформы 1873–1875 гг. в Англии произошло формальное слияние права справедливости с общим правом, и поныне право справедливости регулирует общественные отношения[7]. Существуют веские доводы в пользу того, что справедливости следует отводить наиболее видное место в критике правовых установлений; однако важно видеть, что справедливость составляет отдельный раздел нравственности и что законы и администрирование законов могут иметь разного типа достоинства или не иметь их[8]. «Equity follows the law», что в переводе с английского означает «справедливость следует за правом», «справедливость основывается на праве», – одно из правил, которым руководствовались лорд-канцлеры при вынесении решений, основанных на принципе справедливости при недостаточности юридико-технических средств. «В Англии право справедливости стало дополнительной правовой системой… в Англии часто делается ссылка на понятие «разумности»[9].
Только среди источников англосаксонского права в качестве самостоятельного источника нередко выделяется «разум». В одних случаях исследователи рассматривают его как некое разумное средство восполнения имеющихся пробелов в статутном праве, в других – как повседневную жизнь, суть общего (судейского) права[10]. Признано, что английское право было создано и уточнено в ходе разрешения споров, переданных в королевские суды. Чтобы создать систему, ставшую общим правом, надо было каждый раз искать решение наиболее разумное, а определялись эти поиски желанием обеспечить единство судебных решений, что неизбежно заставляло обращаться к логике. Право – это прежде всего разум (lex est aliquid rationis, лат.), в Англии право всегда считалось плодом разума и его отличали от закона[11].
После общего права и права справедливости третьим (исторически) источником английского права выступает законодательство[12]. Трудности признания и применения законодательства связаны с его неоднозначным толкованием. Интерпретация законодательных норм населением, с одной стороны, и органами публичной власти, с другой стороны, периодически не совпадает, конфликт интерпретаций порождает проблемы, доходящие при их актуализации до народных восстаний и олигархических переворотов. Неясность смысла закона может быть вызвана противоречиями идей законодателя при подготовке и принятии нормативного акта, что отрицательно проявляется на стадии его применения. Судьи, используя доктрину толкования, проверяют законодательные акты на предмет их соответствия устоявшимся, реально существующим, подтвержденным прецедентами правоотношениям. Функция судебного толкования в известной степени является судебным контролем над законодательной деятельностью субъектов публичной власти. Согласно политическим обычаям, партия, победившая на выборах в парламент Великобритании, составляет большинство палаты общин, формирует правительство, ее лидер занимает кресло премьер-министра. Конвергенция исполнительной и законодательной ветвей власти существенно упрощает принятие новых законов, искомых чиновниками. Судьи в рамках заданной политической конструкции уполномочены использовать все инструменты толкования законов, тем самым изменяя характер их применения. В этом усматривается известная зависть судей к возможностям законодателей; можно предположить, что судьи, в целях привлечения богини Фемиды на свою сторону, придумали доктрину толкования законов.
«Для нашего времени типичной тенденцией является расширение полномочий, которые чиновники в странах Запада уже приобрели и продолжают приобретать по отношению к своим согражданам, невзирая на то, что, как правило, по идее, эти полномочия должны быть законодательно ограничены. В некоторых случаях чиновники намеренно подменяют положения закона собственной волей, полагая, что они улучшают закон и с помощью не предусмотренных в законе средств достигают тех самых целей, ради которых, по их мнению, и был принят этот закон»[13]. Современные условия тесного взаимодействия государств заставляют искать общие подходы к практикуемым в каждом государстве доктринам толкования законодательных актов. Особое внимание следует уделить английской доктрине толкования закона, под которой понимается совокупность подходов к толкованию, прецедентов, законов о толковании, правил толкования, презумпций толкования, лексических максим и вспомогательных средств. Способность английских судей противостоять исполнительной власти, материальная и процессуальная возможность вынесения независимых судебных решений детерминирована, в том числе, английской доктриной толкования закона.
Характеризуя высокие темпы законодательной деятельности в современном российском государстве, А.С. Пиголкин отмечал «бессистемность, хаотическое развитие законодательства, отсутствие научно обоснованной системы нормативных актов, недоработанность их формы, отсутствие в ряде случаев организационно-юридического механизма реализации принимаемых законодательных решений, в первую очередь санкций за их нарушение»[14]. Им подчеркивалась в качестве характерной черты современных законодательных работ «чрезмерная поспешность подготовки и принятия законопроектов, отсутствие разумной неторопливости и тщательности при принятии важных государственных решений, вследствие чего нередко возникает необходимость оперативно вносить в них изменения и дополнения»[15].
История Римской Империи доказывает нам, что период ее расцвета приходился на широкое использование правовых доктрин – компетентных мнений юристов, используемых в практической судебной деятельности. Специальный закон о цитировании (lex citationis) императивно придавал значение источника права трудам Папиниана, Павла, Гая, Ульпиана, Модестина. Использование научно-практических трудов юристов-практиков благотворно повлияло и на развитие английского права: труды Гленвилла («О законах и обычаях Англии»), Брактона («О законах и обычаях Англии»), Литтльтона («О держаниях»), Кока («Институции»), Хейла («Тяжбы короны»), Фостера («Дела короны»), Хаукинса («Тяжбы короны»), Иста («Тяжбы короны»), Блэкстона («Комментарии к законам Англии») рассматриваются как источники права.
В истории английского права недостаточно исследовано влияние римской правовой культуры, которая институционально доминировала на территории Англии несколько веков. Влияние римского права на Англию и Уэльс недооценено, феномен рецепции некоторых институтов континентального права Шотландией, которая не была завоевана римскими воинами, не имеет однозначного объяснения[16]. Некоторые из действующих в настоящее время в Шотландии законов можно рассматривать как кодифицированные правовые акты.
Существует много мнений о причинах заката Римской Империи, но одной из неоспоримых причин является усугубившийся произвол правителей, проявляющийся, в том числе, в диктатуре закона суверена над правом народа. Английской империи удалось избежать правовой энтропии благодаря системе сдержек и противовесов, в которой произвол законодателей, отстаивающих личные выгоды, компенсировался доктриной толкования и сдержанностью судей, вынужденных считаться с населением и предыдущими решениями по схожим казусам. Существенное значение в обеспечении стабильности Англии и всей Британской империи придается английской доктрине толкования закона. «И римляне, и англичане разделяли мысль о том, что закон – это нечто, что нужно открыть, а не ввести в действие, и что в обществе нет никого настолько могущественного, чтобы он мог отождествлять свою волю с законом всей страны»[17].
Англия предоставила цивилизации образцы специальных нормативных актов, определяющих приемы и правила толкования. Законы о толковании законов – существенный вклад в ограничение произвола и ангажированности публичной власти. «Английские нормативные акты составляются таким образом, чтобы они могли быть легко интегрированы в правовую систему, большинство понятий и положений которой содержится в решениях судов»[18].
Акт «Об упрощении языка, используемого в актах Парламента» 1850 г.[19] стал пробой пера в исследовании возможности и необходимости законодательно регламентировать процедуру толкования закона. В Акте была впервые разработана применяемая в настоящее время система разделения законодательства на секции (разделы), имеющая фундаментальное значение для последующего развития законодательной техники. Акт ввел много иных положений, по настоящее время используемых для толкования законов: например, что мужской род включает женский род, таким образом, устанавливая, что можно обозначать род лишь как «он» вместо «он или она», если иное специально не оговорено[20]. Акт «Об интерпретации» 1889 г.[21] нормативно закрепил достижения в развитии доктрины толкования, затем в переработанном виде был преобразован в Акт «Об интерпретации» 1978 г.[22]. Акт 1889 г. содержит определения многих понятий и терминов, которые и ныне используются в законодательных актах и практике их применения.
Принципиальной особенностью английского права является применение новых законов с учетом уже действующих прецедентов, в нем прецедентные нормы наиболее приближены к конкретным жизненным ситуациям и поэтому могут более полно отражать требования справедливости, чем общие абстрактные нормы закона[23]. При этом, значимость судебного прецедента как источника права обусловлена тем обстоятельством, что практически никакой статут (закон) не может считаться окончательным руководством к действию до тех пор, пока не сложится судебная практика его толкования и применения[24]. В системе прецедентного права при решении правовых задач юрист должен творчески находить выход из любого положения; он должен быть не механическим исполнителем задач, а творческим интерпретатором комплексной системы судебных прецедентов, т. е. композитором, а не музыкантом, художником, а не фотографом, инженером, а не сантехником, архитектором, а не строителем[25]. Нормы англосаксонского (общего) права носят казуистический (индивидуальный) характер и представляют собой «модель» конкретного решения, а не результат законодательного абстрагирования от отдельных случаев. Важным признаком англосаксонской правовой семьи выступает автономия судебной власти от любой иной власти в государстве[26].
Соотношение понятий «английское», «англосаксонское», «общее», «англо-американское» не имеет единой точки зрения в современной теории и истории права. Если английское право и стало одной из главных правовых систем мира, то причиной тому служат политические и экономические основания и, прежде всего, его величайшая техническая ценность. Эту ценность английское право приобрело в значительной степени благодаря королевским судьям, которые век за веком создавали оригинальную систему общего права[27]. Английская доктрина толкования закона является неотъемлемой частью общего права.
Соотношение вышеназванных понятий устанавливается в историческом, географическом и юридико-техническом аспектах: некоторые исследователи рассматривают термины «общее» и «англосаксонское» как синонимы[28]. Другие специалисты по истории государства и права Англии относят термин «англосаксонское право» только к периоду до 1066 г., а сферу «английского права» распространяют на Англию и Уэльс со времени нормандского завоевания до наших дней[29]. Такая точка зрения представляется более убедительной и соответствующей историческим особенностям последовательности формирования англосаксонского права и английского права. Английское право выступило в качестве основы, своеобразного фундамента, на котором построено здание общего права, по настоящее время остающееся моделью для подавляющего большинства англоязычных стран[30]. Следует рассматривать англосаксонское и английское право как этапы в генезисе развития общего права, в этом контексте и англосаксонское, и английское право включаются в понятие общего права. Англо-американское право феноменологически связано с английским правом, является результатом его дальнейшего развития в период, наступивший после обретения Соединенными Штатами Америки независимости. Прецедентное право в строгом смысле подразумевает совокупность прецедентов и механизма их влияния на процесс принятия новых судебных решений, в широком значении термин иногда рассматривается как синоним общего права и английского права.
Семья или «система» общего права (Common Law System) является одной из самых распространенных, старейших и влиятельных правовых систем современного мира, – по своим основным параметрам, включая географические (охват национальных правовых систем в разных регионах и частях мира), культурные (распространение на страны с различной политической и правовой культурой), исторические и иные факторы. Любое разделение правовых систем на семьи имеет значение в соответствующий периоду исследования промежуток времени. Английское право достигло максимальной дифференциации с другими правовыми семьями в XIX в. после принятия законов о слиянии общего права и права справедливости в 1873–1875 гг. Учитывая разные точки зрения на соотношение понятий «англосаксонское право», «общее право», «прецедентное право», «англо-американское право», «британское право», «английское право», в настоящем исследовании предлагается использовать термин «английское право». Понятие «общее право» характеризует правовую семью, использующую в качестве источника права прецедент[31], существование «англосаксонского права» ограничено соответствующим периодом и территорией[32], термин «англо-американское право» включает особенности развития английского права на территории Соединенных Штатов Америки. Термины «англосаксонское» и «англо-американское» право характеризуют не национальное право Великобритании, а правовую семью стран общего права на разных этапах ее развития. К особенностям американского права принято относить наряду с наличием прецедентов и кодифицированных норм права, несколько иной взгляд на доктрину толкования закона. Английское право (English Law) как устойчивый термин используется юристами применительно к национальному праву Великобритании[33] и включает в себя все правовые институты, действующие на территории Англии в соответствующие временные промежутки и продолжающие свое действие в настоящее время в Англии, Уэльсе и Северной Ирландии.
В начале прошлого тысячелетия Британию населяли пикты, скотты и бритты[34]. Римский император Цезарь совершил первые разведывательные походы в Британию в 55 и 54 гг. до н. э., но активное завоевание этих земель началось в 43 г. н. э. при императоре Клавдии. В течение века римляне заняли большую часть острова и правили там до первой трети V в. В Шотландии непокоренными остались племена Хайленда, от набегов которых римляне, используя бриттов, защищались большими каменными стенами – валом Адриана и валом Антонина. Восточная Британия превратилась в часть Римской империи, ее официальным языком стал латинский, религией – христианство, применяемым правом – римское. В III–IV вв. римская Британия переживала наиболее благоприятный период своего существования. Общий кризис Римской империи и уход римлян катализировал набеги на остров: романизированную восточную и южную часть острова (впоследствии «англосаксонскую») активно продолжили заселять германцы, вытесняя кельтов и бриттов в западную его часть (Уэльс, Корнуэлл). К середине VI в. южные, центральные и северо-восточные области Британии оказались занятыми племенами англов, саксов, ютов, фризов, образовывались небольшие территориально-политические объединения. По свидетельству англосаксонского теософа и историка Беды Достопочтенного в VII в. на этой территории сложилась гептархия, семь англо-саксонских государств: Кент, Сассекс, Эссекс, Уэссекс, Мерсия, государство Восточных англов, Нортумбрия[35]. Мнение о том, что институты римского права не оказали существенного влияния на английское право, не соответствует действительности. В до-нормандский период на территории нынешней Великобритании применялись обычаи, отличавшиеся от места к месту, для прихожан действовало каноническое право, воспринятое из Римской церкви.
Вильгельм Завоеватель, представляя себя в качестве короля и наследника престола, пообещал англичанам соблюдать их законы. Наряду с применяющими светское право местными судами, использующими каноническое право церковными судами, муниципальными судами в городах, получивших право иммунитета, и сеньориальными судами в других местностях, начала создаваться система королевских судов. Первый такой суд был образован в XII в., поначалу он обладал узкой компетенцией по рассмотрению дел о королевских финансах, затем Генрих II во второй половине XII в. ввел систему королевских судов, отправляющих правосудие в своих округах с участием суда присяжных для постановления решений по фактическим вопросам. Кларендонская ассиза 1166 г. (Assize of Clarendon, 1166) сыграла решающее значение для установления в английском праве специфической модели уголовного права trial, создав систему, согласно которой каждая местность была обязана сформировать суд присяжных: сначала из 12 человек для каждого округа, затем из 24 человек, представлявших все графство. Это было необходимо для представления перед королевскими судьями на случай контрольных проверок, которые они регулярно осуществляли на территории различных графств. В период проверки следовало под присягой сообщать королевским судьям о всяком лице, обвиняемом или подозреваемом в грабеже, убийстве, краже или в укрывательстве этих преступлений. В период между контрольными проверками судьи заседали в Вестминстере, от этого топонимического названия их впоследствии стали называть вестминстерскими судами[36].
Рене Давид выделяет в истории английского права четыре основных периода: первый – до нормандского завоевания (1066); второй – от 1066 г. до установления династии Тюдоров (1485) – период становления общего права, когда оно утверждается, преодолевая сопротивления местных обычаев; третий – с 1485 до 1832 гг. – расцвет общего права при компромиссе с правом справедливости; четвертый период – с 1832 г. до наших дней[37].
Периодизация, предлагаемая Раймоном Леже, выделяет формирование английского права после нормандского завоевания до конца XV в.; эволюцию английского права с конца XV в. до первых реформ XIX в. (параллельное существование общего права, права справедливости и статутного права); период модернизации английского права, начиная с 1832 г. и «эпоху Европы» – интеграцию права Европейского союза в английское право[38].
Современная английская правовая система включает все статуты Соединенного Королевства – акты, принятые английским парламентом, и распространяющиеся на Англию, Уэльс и Северную Ирландию. Правовая система Великобритании не является однородной, ее следует рассматривать как сумму составляющих ее правовых систем отдельных регионов[39]. К традиционной Англии следует относить только центральную Англию и Уэльс. Северная Ирландия управляется английским правительством[40], толкование закона в Северной Ирландии не входит в предмет исследования. В Шотландии также имеются особенности толкования права, которые существенно отличаются от английской доктрины. В 1978 г. английский Парламент принял Акт «О Шотландии» (Scotland Act, 1978), согласно которому Ассамблея должна была законодательствовать только в пределах определенной для нее компетенции. В настоящее время действует Акт «О Шотландии 1998 г…» (Scotland Act, 1998), устанавливающий аналогичные положения для шотландского Парламента.
Доктрина толкования закона – совокупность правил, подходов и других инструментов раскрытия содержания и смысла законодательного акта. В российской правовой науке принято считать доктрину выражением мнения ученых и практиков, совокупностью высказываний о принципах и методах правового регулирования. А.В. Поляков определяет правовую доктрину как изложение каких-либо правоположений, правил поведения, правовых принципов, принадлежащее наиболее авторитетным представителям юридической науки и практики, которым придается общезначимое и общеобязательное значение и из которых выводится правило поведения, имеющее предоставительно-обязывающий характер[41]. Вряд ли можно считать обоснованным отделение от доктрины той деятельности, посредством которой доктрине «придается общеобязательное значение» и из нее «выводится правило поведения». Очевидно, названная деятельность есть законодательствование и правоприменение, их сепарация от доктрины характерна для российской концепции толкования закона.
Английское понимание доктрины имеет несколько иное значение, в понятие правовой доктрины принято включать деятельностный аспект применения права, не ограничивая доктрину только мнениями ученых и практиков. Оксфордский словарь синонимов объединяет значение доктрины с догмой (dogma), максимой (maxim), каноном (canon), принципом (principle)[42]. Распространенным является определение доктрины как «правила или принципа права, осуществленного посредством судебных решений» (a rule or principle of law developed through court decisions)[43]. Некоторые словари определяют доктрину как «основные принципы права» (a general principle of law)[44], «корпус учения» (body of teaching), «убеждения и концепции церкви, политической партии, научной школы» (beliefs and teachings of a church, political party, school of scientists)[45], «совокупность религиозных или политических убеждений» (a set of religious or political beliefs)[46] и т. д.
Парадигма толкования в английской традиции включает не только классические каноны (правила, презумпции и лингвистические максимы), но и нормативные акты, регулирующие интерпретационную деятельность, презумпции, вспомогательные средства и подходы к толкованию. Указанную выше совокупность инструментов толкования можно рассматривать как сформировавшуюся доктрину. Автор разделяет точку зрения Ю.И. Гревцова, рассматривающего юридическую доктрину как источник права, который является результатом толкования учеными того или иного документа, конкретного (спорного) жизненного казуса[47]. Такой подход связывает доктринальное толкование с правоприменительным актом, актуализируя единство теории и практики. Следует отметить, что проблема оторванности теоретических научных конструкций от правовой действительности в Англии не столь актуальна, как в России. Тем не менее, Р.Дж. Коллингвуд, сторонник единства опыта и философского обобщения, критиковал свой университет как «учреждение, основывающееся на средневековых идеях, чья жизнь и деятельность все еще отгорожены от мира средневековым толкованием древнегреческого разграничения между созерцательной и практической жизнью как деления людей на два типа: профессионалов-теоретиков и профессионалов-практиков»[48]. По его мнению, такое деление ложно, «теория» и «практика», будучи взаимозависимы, одинаково должны страдать от неудовлетворенности, если будут отделены друг от друга и превращены в специальности людей разных типов.
Дискуссия с А.В. Поляковым предоставила возможность уяснить неоднозначность понимания правовой доктрины в российской науке, ее частичное отождествление с политико-правовым учением[49]. Представляется целесообразным отделять доктрину как классический источник права (мнения ученых и практиков) от (правоприменительной) доктрины, содержащей не только компетентные высказывания, но и легитимирующую деятельность. Законодательство и правоприменение становятся инструментами разнообразных доктрин[50]. Английская правоприменительная доктрина содержит нормативные и прецедентные элементы, конституирующие научные гипотезы. Совокупность правил, презумпций, лингвистических максим, законов, прецедентов, вспомогательных средств, подходов автор рассматривает как сформировавшуюся доктрину толкования закона, включающую наравне с мнениями признанных ученых и практиков законодательные акты и судебные решения, имеющие обязательную силу для неопределенного круга лиц.
Толкование есть компетентное изложение содержания и смысла нормативного акта, делающее возможным его корректное применение. Доктрина толкования закона содержит опыт исследования взаимодействия теории толкования, нормативного регулирования и интерпретационной практики. Закон – норма возможного/должного поведения, установленная законодательным органом государства и обеспеченная государственным механизмом принуждения. Следует обратить внимание на то, что норма возможного/должного поведения может быть изложена не в одном, а в нескольких законах, принятых в разных исторических условиях противостоящими друг другу составами парламента (например, разными политическими партиями, составляющими парламентское большинство). Сложность установления содержания и смысла правовой нормы может быть усугублена несовпадающими судебными оценками, изложенными в решениях, имеющих прецедентный характер. В этом случае задачей толкователя будет, в первую очередь, уяснение объема нормативных предписаний, включаемых в гипотезу и диспозицию правовой нормы.
По мнению Мишеля Тропера, объектом толкования является не сама норма, а текст, изучаемый с целью определения содержащейся в ней нормы. Текст может нести в себе множество смысловых структур, следовательно, и множество правовых норм, среди них правоприменительный орган должен выбрать ту, которую он применит. До осуществления этого выбора применяемой нормы не существует, существует лишь текст. В некотором смысле именно толкование вводит в текст определенную норму. Производимый выбор является результатом волеизъявления, проявлением свободной воли правоприменительного органа. Строго говоря, именно он устанавливает применяемую норму. И не имеет особого значения, что эта деятельность приводит его к принятию не той нормы, которую «на самом деле» имел в виду автор текста[51].
Судья при подготовке решения по конкретному делу вправе (и обязан) толковать не только тексты законов и прецедентов, но осуществлять толкование права, – всей совокупности правовых закономерностей, источников права, порождающих права и обязанности у субъектов оцениваемого (толкуемого) правоотношения. Английская доктрина толкования позволяет судье избежать следования прямому указанию суверена, даже в период средневекового гонения на ведьм английская судебная практика свидетельствовала о большем человеколюбии, нежели романо-германская.
Английская доктрина толкования закона является существенным основанием сбалансированности судебной системы, оберегающей общество от диктатуры правящей группы лиц. Выработанный за несколько веков комплекс оценок закона делает невозможным сиюминутный поворот судебной практики даже в случае издания закона, категорически иного по сравнению с действующими. Согласно английской правовой традиции именно толкование придает закону практическое значение, определяет содержание, смысл, место в иерархии правил должного, отличая случайные пассажи законодателя от существенных новаций.
Законодательствование предполагает создание новых правил по сравнению с теми, которые уже применены судьями и усвоены населением. Любое законодательное предложение обладает существенными и случайными чертами. «Случайны те черты, которые возникают благодаря особому способу конструирования пропозиционального знания. Существенны те, которые одни только делают предложение способным выражать свой смысл»[52]. Именно в ходе судебного толкования определяется существо нового правила, содержащегося в тексте законодателя, который решил произвести изменения в устоявшемся ходе жизни. Невозможно установить действительную интенцию суверена, намерившегося издать новый закон, – вероятность того, что этот акт направлен против интересов большинства населения во имя олигархической группы весьма велика. Независимо от результатов современных выборов, у власти оказываются лица, не отражающие интересы некоторого количества населения, порой доходящего до сорока процентов. Из этого следует, что вновь принимаемые законы могут приносить вред большому количеству людей, суверенитетом которых, в том числе, воспользовался суверен, издав неугодный им закон. Английская доктрина толкования «смягчает» негативное действие нового закона, придавая ему казуальный смысл. М. Тропер отмечает, что закон до вмешательства суда не наделен ни истинным, ни ложным смыслом, он обретает его только в результате судебного толкования. «Действительность результата данной операции зависит только от статуса того, кто ее совершает. Если этот орган наделен соответствующим полномочием, то его толкование становится частью юридической системы, каким бы ни был выбранный смысл»[53].