Вот проповедует Иона в Ниневии, Иудей – среди беззаконников. С грозной проповедью вошел он в град, в смятение привел его страшными своими вещаниями. В смущении языческий город от проповедника Еврея; как море взволновался он от Ионы, исшедшего из моря, и обуревается, как волны на море. Вступил Иона в море и взволновал его, вышел на сушу и привел её в смятение. Всколебалось море, когда он бежал; потряслась суша, когда стал проповедовать. Море успокоила молитва, сушу – покаяние. Молился Иона в великом ките, молились Ниневитяне в великом граде. Молитва спасла Иону, молитва же спасла и Ниневитян. Бежал Иона от Бога, Ниневитяне удалились от чистоты. И Иону, и Ниневитян связало правосудие, как виновных. И Иона, и Ниневитяне принесли перед Ним покаяние и были избавлены. Покаяние сохранило Иону в море и Ниневитян на суше. Сам на себе узнал Иона, что кающиеся будут помилованы. На нем самом Благость показала ему пример милосердия Своего к грешникам, – показала, что как он избавлен Ею из моря, так избавит Она и во грехах погрязший город.
Как море взволновалась Ниневия от Ионы, исшедшего из моря. Отверз уста свои праведный Иона, услышала Ниневия и смутилась. Целый город привел в смятение один еврейский проповедник. Словом стали полны уста его, и возвестил слушателям: «Горе!» В удел им назначил смерть. Убогий проповедник явился в граде исполинов, и голос его растерзал сердца царей, обрушил на них весь город, одним словом отнял всякую надежду, излил чашу гнева. Услышали цари, – и смутились, сложили с себя венцы и уничижились. Услышали знатные, – и пришли в ужас, вместо пышных одежд своих облеклись во вретища. Услышали почтенные старцы, – и главы свои посыпали пеплом. Услышали богатые, – и сокровищницы свои отверзли для бедных. Услышали заимодавцы, – и, разодрав рукописания, стали расточать милостыню. Услышали должники, – и, чтобы не остаться должными, отдали долг свой, а давшие взаем простили долги. Всякий, как должно, заботился о своем спасении. Нет человека, который бы замыслил другому обиду. Все в благочестивом подвиге стараются приобрести душу свою. Услышали Иону тати (воры) и оставили даже то, что им принадлежало. Всякий осуждает сам себя и милосерд к ближнему своему. Никто не осуждает ближнего своего, а всякий судит сам себя. Всякий обвиняет сам себя, потому что всех признает виновными Божий гнев. Услышали убийцы, – и признались, что теперь не страшны им судии. Услышали судии, – и прекратили суд свой; гнев Божий заставил умолкнуть суды их, не хотят уже осуждать правое, чтобы не быть осужденными праведно. Всякий сеет щедроты, чтобы пожать от них спасение. Услышали Иону грешники, – и каждый исповедался во грехах своих. Услышал Иону град непотребный, – и тотчас совлекся своих мерзостей. Услышали его господа, – и возвестили свободу подвластным. Благоговейно выслушали его рабы, – и усугубили уважение к господам своим. По гласу Ионы знатные жены смирились во вретищах. Истинно было покаяние, и горделивые облеклись смирением.
А наше покаяние в сравнении с этим представляется мне не более чем сном, наша молитва в сравнении с молитвой Ниневитян кажется мне не более чем тенью, наше смирение – лишь слабое подобие их смирения. Немногие у нас оставили беззакония свои и в этот пост. Ниневитяне подавали милостыню, а мы? О, если бы хоть перестали делать обиды! Ниневитяне давали рабам свободу, а мы? О, если бы стали милостивыми и к свободным!
Когда Иона послан был в беззаконный град, правда Божия признала нужным послать его со страшным для города словом, дала ему грозное определение. Страшный врач и с жестокими врачевствами послан был в болезнующий город, и он открыл, и показал страшные и сильные свои врачевства. Не для того Благость послала пророка, чтобы погубить город, но проповедник не сказал жителям города, чтобы приносили они покаяние. Сие давало разуметь, что всякий больной сам должен заботиться о своем уврачевании. Затворил он перед ними дверь покаяния, чтобы видно было, с каким усердием будут ударять в нее. Грозное определение возвестил Ниневитянам Иона, – и они согласились, и признали это определение справедливым, чтобы показать, сколь сильно покаяние к умилостивлению Бога и сколько сокрушения нужно кающемуся, чтобы неотступностью своей получить милость. Причина болезни – грех, собственная своя воля, а не какая-либо необходимость. Страшное слово, грозное, как меч, приводило в ужас, чтобы страх и самого упорного уврачевал от греховной болезни. Меч показан больному врачом, пришедшим уврачевать; град увидел этот меч и пришел в трепет. Как исполнитель казни, стал врач перед больными, и они, устрашенные, восстали и поспешили к покаянию. Слово Ионы, как меч, отсекло давние недуги. Жезлом врачевал он, и врачевство это стало лучше всяких других врачевств. Другой врач льстит больному и исцеляет, Иона проповедует и врачует жестоким обличением. Приходит мудрый врач сей и посещением своим больных своих приводит в страх. Больной оставляет ложе свое, потому что видит жезл гнева. Здоровыми делаются недугующие плотской похотью. Каждый воздерживается от плотского вожделения и сам для себя становится врачом. Прекратились пиршества у царей и вечери у князей. Когда и младенцы томятся и не вкушают молока, кто будет учреждать пиршества? Когда и рабочему скоту не дают воды, кто станет пить вино? Когда царь облекся во вретище, кто будет облекаться в пышные одежды? Когда и блудницы стали целомудренными, кто не воздержится от супружеского ложа? Когда невоздержные исполнены ужаса, кто подумает о смехе? Когда веселые плачут, кто будет утешаться шутками? Когда тати начали хранить правду, кто нанесет обиду ближнему своему? Когда целый город в волнении, кто позаботится о своем доме? Брошено золото, и никто не крадет, отверсты сокровищницы, и нет похищающего. И неразумные смежают очи свои, чтобы не смотреть на женщин, и женщины отложили украшения свои, чтобы не соблазнять тех, которые смотрят на них; понятно им стало, что от этого – обоюдный вред; если другие соблазнятся ими, то и самим не будет спасения. Не воспрепятствовали покаянию жителей прекрасные жены, они узнали, что ради их сетуют кающиеся.
Так друг друга врачевали и друг от друга врачевались покаянием. Никто не вводил в грех ближнего своего, всякий старался избавиться от собственной своей неправды, всякий располагал ближнего к молитве и прошениям. Весь город стал одним телом, весь всецело охранял себя. Всякий и ближнего учил не грешить против другого, но старался и его сделать праведным. Никто не молился там только о своем спасении, по все, как члены одного тела, молились друг о друге. Весь город, как одно тело, готовился к погибели. Непорочные не могли надеяться, что останутся в живых без грешников, потому что и добрые, и злые были связаны между собой, как члены. Праведные молились о грешниках, чтобы спасены были грешники; грешники молились о праведниках, чтобы услышаны были праведники; непорочные молились, чтобы принята была молитва праведных.
Прекрасный плач младенцев побудил к плачу весь город, вопль детей привел в сильное движение и сердце и всю внутренность. Пеплом посыпали себя старцы, рвали и на землю повергали седины свои старицы, бесславием облеклась почтенная старость. Дети, смотря на старцев, еще более рыдали и вопияли. Старцы плакали о детях – этой доброй подпоре старости. Рыдали те и другие, потому что все готовились к погребению. Рыдание обнажило головы целомудренных юношей и дев. В середине стоит матерь, её окружают возлюбленные её, держатся за края одежды её, чтобы спасла их от смерти. Испуганное дитя бежит на лоно к матери своей; от гнева Божия младенец укрывается у груди, которая питала его молоком. Рассветает и вечереет день. Считают, сколько еще дней осталось до определенного срока; считают дни, которые протекли; день прошел, и плачут, что умалилась жизнь их, что с прошедшим днем прошла и жизнь. С плачем и слезами спрашивают дети родителей своих: «Скажите, родители наши, сколько остается еще до дня, определенного еврейским проповедником? В какой час, по назначению его, низойдем мы в шеол (ад)? В какой день разрушится этот прекрасный город? Какой день будет последним, и не станет уже нас более? Когда всех нас обымет тьма? В какой день понесется по вселенной слух, что мы погибли, и мимоходящие увидят город, подавивший собой обитателей своих?»
Слыша это из уст детей своих, родители горькими слезами орошают младенцев. И кто спрашивает, и кто слушает – все упали духом. От стенаний не могут говорить родители; скорбь заключила широкую стезю слову, плач возлюбленных удержал слова их. Чтобы не увеличить мучения детей своих, чтобы дети от скорби не умерли прежде назначенного дня, родители удерживают слезы свои, хотя рыдают и внутренне мучаются, не зная, как благоразумно успокоить вопрошающих детей своих. Родители боятся открыть истину, – что день этот недалеко и уже приближается, по слову пророка, и, подобно Аврааму, утешают детей своих пророчеством.
Спрашивал Исаак о жертве: где есть овча еже во всесожжение? (Быт. 22:7). Чтобы не отвечать ему с воздыханием и не унизить тем жертву свою, Авраам ласковыми словами удерживал единородного своего от вопросов, пока не занес нож. Авраам видел, что трудный вопрос предложил ему сын его, но и не умолчал, чтобы не опечалить сына своего, и не выразил скорби, чтобы не со скорбью принесена была жертва. Авраам придумывает, как успокоить своего возлюбленного. Избегая явного, он прорекает сокровенное таинство; не желая открыть правду, – показывает её во всей ясности: боится сказать: «Жертвой будешь ты», – и предсказывает, что будет другая жертва. Сам он уверен, что принесен будет Исаак, но пророчествует, что не он будет жертвой. Уста Авраамовы знают больше сердца; уста, которым должно учиться у сердца, учат самое сердце; молчит ведущий ум, потому что пророчествует язык, и ум, который должен учить мудрости, сам заимствует мудрость у языка. Аз же и детищь пойдем до онде, – сказал Авраам отрокам своим, – и… возвратимся к вам (Быт. 22:5). Думал скрыть истину и произнес пророчество. И действительно: не лжив тот, кто стоит за истину, и слово его делается пророчеством, потому что придумано им к пользе.
Такую же хитрость употребили и Ниневитяне, чтобы успокоить детей своих. Со слезами на глазах говорили они возлюбленным своим: «Бог – благ и многомилостив, не погубит образа, Им Самим сотворенного. И всякий ваятель тщательно хранит сделанное им изображение, кольми паче (тем более) Благий сохранит живой и словесный Свой образ. Без сомнения, дети, не погибнет град, не разорится отечество наше. Угрозой погибели Бог призывает нас к покаянию, страшным гневом Своим обращает нас к чистоте. Сколько раз и вы, любезные дети, терпели от нас вразумления, наказания, побои! И после наказаний делались умнее! Не гнев давал нам в руки жезл. И не для того, чтобы погубить вас. Наказывали мы вас потому, что делали вы проступки, но и радовались, видя ваше исправление. И сами вы понимали, что по любви наказывали мы вас, и сами вы ясно видели, что и по благорасположению к вам наносили мы вам удары. Наказания послужили к вашей пользе, через них вы сделались достойными нашими наследниками. Что оскорбляло вас в наказаниях, то обратилось в великую вам радость; болезненны были удары, но сделались сокровищницей приятного; скорбь ваша заменилась полным удовольствием. По опыту о наказаниях, какие сами несли от мудрого жезла ваших родителей, заключайте теперь, что и Бог, вразумляющий нас Отец наш, к нашей же пользе наказывает нас. Гневно подъемлет (поднимет) Он жезл Свой, чтобы и устрашить, и умудрить нас. Как мы, родители ваши, делали вам выговоры и наказывали вас, чтобы научить и сделать вас хорошими, причинить вам скорбь и тем доставить вам пользу, так и Бог, Благий и Милосердый, вразумляет и наказывает нас, чтобы через это спасти нас по благодати Своей и излить на нас обильные щедроты Свои. Жезлом Своим доказывает он любовь Свою к нам, в наказании Своем отверзает нам сокровищницу Свою. Если и вы уверены, что из одной любви наказывали мы вас, то можем ли мы думать, что Бог наказывает нас не из любви? Наказания, какие терпели вы от нас, пусть будут для вас зеркалом: в нем увидите, что и настоящее наказание есть дело милосердия и благости. Наша любовь к вам и в сравнение не идет с той любовью, какую Бог, по милосердию Своему, имеет к людям. Наша любовь к вам несравненно менее Его любви к нам. И как ни велико наказание Его, но благость Его – несравненно больше. Всякое наказание Его – дар людям. Утешьтесь же, скорбящие дети, удержите слезы ваши. Страх пройдет, гнев минуется, город скоро утешится, отечество наше возвеселится. Наказующий возрадуется, когда вас, детей Своих, увидит исправившимися».
Это и подобное этому говорили Ниневитяне возлюбленным своим. Желая утешить, прорекли действительное успокоение. И поскольку скоро обратились к покаянию, то прорекли верно: как покаяние свое показали на самом деле, так и пророчество исполнилось самым делом. Но, говоря это, не переставали они плакать и, утешая, не прекращали своего сетования. Страх усугублял пост, ужас – молитву. Разумно рассуждали они: «Если праведники не имеют покоя, то сколько должны скорбеть грешники?»
Поскольку при дверях был конец, то вышел и показался народу царь, в трепет пришел город, увидев его вретище. Кто из вельмож при угрожающем гневе не убоялся явиться в виссоне (драгоценной тонкой ткани)? Плакал царь, видя сетующим весь город; плакал город, видя пепел на голове царя; плакал царь о городе, потому что весь он был во вретище и в печали. Плакал весь город, и самые камни стен призывал к плачу. Кто так молился? Чьи молитвы были так усердны? Кто так смирялся? Кто так уничижался? Кто столько очищал себя от скверн, тайных и явных? Кто когда-либо отвергал так удовольствия, столь любимые, как и члены? Кто когда, слыша только слово, терзал так о грехах сердце свое? Кто когда, услышав глас уст, восстенал так духом? Кого когда, по слову убогого, так обымали болезни смертные? Кто когда в покаянии так живо представлял Бога пред очами своими? Кто когда так ясно видел Правосудного, извлекшего невидимый меч Свой? Кто видел великий город весь в вопле и плаче? Кто может снести вопль и плач детей, желавших себе долговременной жизни и узнавших, что жизнь их прекращается? Кто в состоянии снести вопль старцев, искавших себе гроба и погребающих, когда услышали, что город будет разрушен? Кто может стерпеть великий вопль юношей, которые готовились к брачному пиру и внезапно обрекаются на смерть? Кто может стерпеть вопль и плач новобрачных, которые из брачных чертогов должны идти в преисподнюю земли? Кто может не плакать при виде плачущего царя, который вместо царского чертога принужден идти в шеол (ад) и, будучи царем среди живых, сделаться прахом среди мертвых? Не о великолепной колеснице слышит он, но о том, что град его будет разрушен; не об удовольствиях и приятностях слышит он, но о том, что поглотит его смерть; не о покойном ложе, но о том, что и царь, и город внезапно обрекаются в бездну гнева.
Созвал царь воинства свои, оплакивал он воинов, и его оплакивали воины. Исчислял он, во скольких бранях приобрели они победные венцы; напоминал, в скольких сражениях прославились. А теперь он умален, уничижен, и нет спасения и помощи. «Не брань теперь, возлюбленные, – начал говорить он, – не брань, на которую мы, по обычаю своему, пошли бы и, победив, сколько угодно торжествовали. Даже исполины (герои, богатыри) приведены в трепет страшной вестью, какая возвещена нам. Побеждали мы многих, но нас победил один Еврей. В трепет приводили мы царей, а его гласом сами приведены в смятение. Много городов покорили мы, а он победил нас в собственном городе. Матерь исполинов – Ниневия устрашена одним убогим. Львица в логовище своем пришла в ужас от Еврея. Ассирия гремела в целом мире, а глас Ионы возгремел над ней. Вот как уничижено семя сильного Немврода!»
Добрый совет дал царь мощным воинам своим, сказав: «Советую вам, возлюбленные, и теперь не ослабевать; будем подвизаться как исполины, чтобы не погибнуть, подобно людям презренным. Кто благодушествует и мужается в опасности, тот, если и умирает, то умирает как доблестный, а если остается живым, прославляется. Поэтому если и смерть знаменита и жизнь славна, то славный мужеством своим приобретает себе две выгоды, равно как малодушный получает себе в удел двоякое зло, потому что и смерть его позорна, и жизнь его бесславна. Поэтому вооружимся, ободримся, будем мужаться и прославимся. Если и не приобретем ничего, будем, по крайней мере, иметь имя готовых на все. Из древнего предания отцов наших слышали мы, что у Бога есть правосудие, но есть и благость, что правдой Своей угрожает Он, а благостью милует. Умилостивим же правду Его, и прославит нас благость Его, потому что если умилостивлена бывает правда Его, то готова вспомоществовать благость Его. Если умилостивлена бывает правда Его, то на всех изливаются щедроты Его. Если и разгневанной останется правда, то молитва наша не будет осуждена; если и не умилостивлена будет правда, то моление наше не будет укоризненно. По правде ли, по благости ли Божией, но покаяние отринуто не будет. Уготовим себе, возлюбленные, новое оружие для нового града. Призваны мы к невидимой брани, возьмем же себе и оружие невидимое. От предков, которые возвещали миру истину, слова и славные деяния которых дошли до нас по преданию, слышали мы, что человечество не лишено разумной рассудительности; по всему миру распространилась молва о праведниках, которые так спаслись. В целом мире известно, что безрассудный подвергается осуждению. Слышали мы также, что нечестивые за дерзость свою были истреблены. Как в зеркале представлено, что всякий, кто бесстыдствовал, был посрамлен. Это явлено напоказ всему миру, но возвещено также и покаяние, чтобы те, кто слышит о нем, к нему обращали взоры свои. Покаяние показано на земле, чтобы взор свой обращали к нему грешники. Кто не знает о страшном потопе? Недалеко от нас событие потопа, бывшего во дни Ноя, когда по мановению правды погибло в водах все человечество. Не лишено оно было рассудительности, и не отнят у него был разум. Но поскольку, дети мои, жившие во дни Ноя, даже и имея разум, нечествовали, то и заслужили осуждение. И там была проповедь о грядущем потопе, но нечестивые слушали и все более прогневляли Бога, потому что смеялись над проповедью. Стук секиры и долота возвещал о потопе, звук режущей пилы громко вопиял о наводнении, но они посмевались (издевались) стуку секиры, глумились над стуком долота, пока не был построен ковчег и не открылось карающее правосудие. Когда же открылось правосудие, – бесстыдная дерзость подверглась осуждению. Разверзлись источники водные и возревели на глумившихся нечестивцев, восшумел вдруг потоп на посмевавшихся нечестивцев. Глумившиеся над стуком секиры наказаны гласом громов, смеявшиеся над звуком пилы ослеплены блещущими при громах молниями. Устремились они к ковчегу, над которым смеялись, но заключил он двери свои для смеявшихся над его построением. Не будем же, братия, пренебрегать словом Еврея Ионы. Не с презрением должно нам взирать на его проповедь, но рассудительно её рассмотреть и со всех сторон внимательно исследовать.
Слово проповеди его привело меня в великое недоумение. Можно бы посчитать её дерзостью, признать безумием, и его назвать человеком безумным, но он – великая сокровищница мудрости, ведения и разума, обильный источник ума. Презрен и прост вид его, но велико и достойно уважения слово его. Предлагал я при вас ему всякие вопросы, чтобы, как в огне, испытать все, что он ни скажет. Но не вострепетал и не убоялся он, не пришел в замешательство, не смутился, не изменил слов уст своих, как связанный самой истиной, не уклонился от дела своего, твердо держа его в памяти. Искушал я его лестью, но он не прельстился; устрашал его, но он не убоялся. Показывал ему богатство, – он смеялся; показывал меч, – он еще более смеялся; презрел он меч, еще более презрел дары. Иного можно прельстить сокровищами, иного можно устрашить мечом. Его ни наказание не устрашило, ни дары не прельстили. И ласками, и угрозами действовали мы на этого Еврея. И те, и другие не имели над ним силы, и посмеялся он ласкам и угрозам. Показывал я ему богатство, но он посмеялся над ним. Над мечом поругались уста его, побеждено им сребролюбие и презрен страх смерти. Всякое сказанное им слово как мечом рассекало камни. Не устрашился он и могущества моего, не уважил славы моей. Всю славу мою вменил он не более чем в умет (помёт), извергаемый на землю, презрел наше богатство, еще более посмеялся над нашим мечом. Как будто из меди уготовал он себе чело и пришел в страну нашу. Ничто не могло заставить его уважать царское наше величие. В слове его, как в зеркале, усматриваем мы скверны свои. Видим в нем и Бога, Который угрожает нам за скверные дела наши; видим в нем и правду, которая прогневана нашими грехами; видим в нем, что град наш постигает решительный приговор суда. Видим, что проповедь его исходит из уст праведного.
Это – не выдумка, не изобретение хитреца. Если бы проповедовал он мир, то можно было бы подумать, что это – выдумка и проповедует он доброе, чтобы получить за то хорошую награду. Кто любит выгоды, у того предсказания благоприятны, и обещание прорицающего из жадности к прибыли – пустое обещание. Халдей, страдая от голода, называет благополучным час рождения, чтобы больше получить от неразумного. Он предрекает богатую долю не с намерением что-нибудь дать, и действительно ничего не дает, но обещанием богатства хочет пленить человека и взять у него даже то, что тот имел. Только правдивый врач говорит больному правду. Придя в дом к больному, без скрытности объявляет о мучительных прижиганиях; не боится сказать страждущему, что нужно вырвать зуб; не боится и царю открыть свое мнение, не страшится и сыну цареву предложить в питие сильно действующее лекарство; не боится и страшного человека, когда производит перевязки и сечения; не трепещет и сильного, когда крепость его расслабляют прижиганиями. Кто назовет лжецом такого пророка, который возвещает гнев? Не обманщик тот, чей голос приводит в такое смятение. Если слово его жестоко, то дух его – правдив. Хороший врач, хотя и не знает страха, однако трудится за награду. А этот Еврей выше врачей, он не хочет и хлебом насущным пользоваться из нашего города. С того самого дня, как пришел к нам, строгий ведет пост и скорбит. Кто же понудил его без всякой для себя выгоды проповедовать нам великий гнев? Почему не боится он проповедовать это в нашем городе? Слышали мы от Евреев о Моисее и Илии, что постились они, пребывали без пищи по сорок дней. Неужели и этот пророк Еврей назначил себе такой же пост? Если праведник сей постится, то станем поститься и мы, согрешившие. Если святой сей молится, и нас да смирят вретище и пепел. Может быть, постится и молится он, чтобы не оказаться перед нами лжецом, и того домогается, чтобы город действительно разрушился и была верна его проповедь. Поскольку он вооружается на нас постом, то и мы постом будем с ним бороться. Да и не с пророком будем мы бороться покаянием, потому что не он причиняет нам зло, но грехи наши; не этот Еврей разрушит город, но нечестие наше. У вас, возлюбленные, есть иной невидимый враг, и с ним надобно бороться мужественно.
Известно нам сказание о древнем праведнике Иове; вероятно, и бессловесные животные слышали о славных деяниях его. Искушение, какому подвергся он, как труба возглашает на земле победу его. Предание отцов наших гласит, что сатана был его обвинителем. Если же древнего праведника обвинял лукавый, то не тем ли паче отверзает он уста свои на обвинение грешников? Злоба его на праведников и грешников различна, правда, но вместе с тем и одинакова. Праведника преследует лукавый, чтобы как-нибудь сделался он грешником, а грешника убивает, чтобы как-нибудь не обратился. Он разрушил храмину сыновей Иова, смешал кровь их с питием и чаши их с телами их. И пиршественные утвари, и дом низринул он на обитателей. Может быть, ему же попущено разрушить и наш град, и наше отечество. Царей в броне побеждали вы оружием, сатану преодолейте молитвой. Поэтому пусть выходят полки ваши на брань с ним. Броню свою снимите с себя и бросьте, вооружитесь же против него вретищами (покаянными одеяниями); сокрушите и бросьте лук свой и прибегните к молитвам, отриньте слабый меч и изберите меч победоносный. Одно лезвие поста может отсечь тайные неправды нашего города. Ничего не значат победы, приобретенные вами во брани. Если одержим победу теперь, победа эта будет выше всех. И поскольку я распоряжался теми бранями, то пусть и в этой жестокой брани буду первым. Вооружитесь же, подобно мне, и выходите на брань, возлюбленные мои воины».
Востал царь, совлек с себя пышные ризы свои, и все совлекли с себя одежды свои. Поспешил царь облечься во вретище, и все, подобно ему, облеклись в печальные одежды. Ассирияне, любившие украшаться великолепием риз, внезапно явились в печальных одеждах, и волосом вретищ своих изобразили тайну Иакова. Поскольку избрали себе сетование и предались ему, то покаяние препобедило. Одержан верх над сатаной, как над Исавом; над учителем – так же, как и над учеником его; победителями стали Ниневитяне, как Иаков, ученики – так же, как и учитель.
Царь созвал военачальников своих, вывел и осмотрел войско свое. По всему воинству пошли провозвестники и говорили: «Всякий да принесет покаяние. Оскверненный да совлечется скверны своей, чтобы не быть ею побежденным во брани. Корыстолюбивый да отринет скупость свою, чтобы не прийти в смятение во время битвы. Гневающийся на ближнего своего да примирится с ним, чтобы примирился с ним прогневанный Правосудный. Да не будет вражды в сердце, чтобы не было препятствия избавлению. Да не выходят из уст слова раздора, чтобы город наш получил благословение от Божиих щедрот. Никто да не угнетает и не притесняет, не клянется и не обманывает, чтобы самым делом не испытать справедливости грозного определения, какое произнесено на нас. Разорвем узы, которыми связано сердце наше, чтобы не было препятствий нашей молитве. Никто да не вожделевает греха, чтобы не постигло нас сугубое наказание». Это и подобное этому провозглашали в великом городе провозвестники.
В глубоком сокрушении стоял царь, и город призывал к такому же сокрушению; назначив своему войску пост, дал ему истинное оружие; призвал войска свои к молитве, в которой все спасение; провозгласил, чтобы все молились, то есть дал лук, стрелы которого победоносны; дал броню, которая прикрывает во время нападений; дал меч, страшный в руке того, кто имеет его.
Так устроив и славно вооружив войска свои, обратился царь к городу, чтобы вооружить и мужей и жен, и чтобы весь народ мог подвизаться и спасать себя. Вретищем своим показал он и городу пример, как вооружиться вретищем. Хитрый ловец, сын исполина Немврода, перестал поражать зверей, и вместо пустынных зверей поражает скверны народа своего. Не в дебрях преследует добычу, но город очищает от беззаконий; оставил зверей вне города и внутри его поражает беззакония. Презирает желчь змиев и постом услаждает дух свой. Вместо великолепной колесницы, – пешим ходит по городу и возбуждает весь народ к покаянию. Обходит царь места сокровенные, чтобы и их очистить от скверн. Уничиженно ходит, чтобы подкрепить пришедший в смятение город, и уничиженным хождением посеявает (сеет) мир на стогнах.
Дивится, видя сие, Иона. Стыдится за народ свой, видя торжество Ниневитян. Восплакал он о семени Авраамовом, видя, что семя Ханааново – благоустроено, а семя Иаковлево безумствует; видя, что необрезанные обрезали сердце свое, а обрезанные ожесточились сердцем. Величавшиеся субботами презрели обрезание и сделали его ни спасающим, ни умерщвляющим.
Царь Ниневийский знает, что причина гнева – беззаконие, и отсекает вину зол; и тотчас бури престали. Врач, посещающий город, знает, какое врачевство потребно для него. И постом, этим славным врачевством, врачует болезнь города, вретищем и пеплом изгоняет из города грех. Поскольку Ниневитяне оставили грехи свои, то Благий усугубил благодать Свою. Они отказались от достояния и от прибытков, – и спаслись, и град их, и отечество. Иона требовал с них отдать долги за преступления, пост простил им грехи. Ниневитяне совещались в собраниях своих, как им спастись, и весь народ наложил на себя пост, чтобы умилостивить им Бога.
Кто возвестил Ниневитянам сокровенные Божии тайны? Кто возвестил, что пост может переменить грозное Божие определение? Иона не возвещал им сего; он боялся, чтобы не были они прощены. Иона проповедал Ниневитянам, что определение суда непреложно. Они поверили словам Ионы и, однако же, отвратили от себя грозный приговор. Как мудрые, уразумели они, что такое Бог и что такое человек; поняли, что человек – всегда человек, а Бог – милосерд. Видели они, что пророк строг, но знали, что Бог милостив; не прекословили строгому, чтобы умилостивить Милосердного; пророку предоставили правду, а Богу – благость. Иона отнял у них надежду, но пост усугубил их упование. Иона растерзал их сердце, но молитва подкрепила их дух. Сильно воспламенен был гнев, но вретища охладили силу его. Облака распростерли густую мглу, но при виде вретищ они рассеялись. Мрачен был воздух, но покаяние сделало его светлым. Жители Асии вострепетали, но их подкрепило воздержание. Потрясенный город готов был пасть, но поддержала его щедрая милостыня. То же богатство, которое умножало преступление, и загладило грехи. Младенцы сохранились на руках матерей, потому что научились посту и молитве. Старцы возопили в своих вретищах, и поддержали жизнь свою. Поскольку юноши болезненно восплакали, то сохранили брачные венцы свои. Поскольку невесты облеклись скорбью, то чистым соделали чертог свой. И животные, лишаемые воды, взывали каждое по-своему. В неслыханный дотоле вопль слились голоса людей и животных. Правда услышала вопль их, и благость избавила город от дня, предвозвещенного Ионой. Смятение не прекращалось, молитва была постоянна, пост следовал за постом, вретище усугублялось вретищем, пепел присовокуплялся к пеплу. Не переставали там очи проливать покаянные слезы, не умолкал там язык, взывая и умоляя о щедротах. Не слыхало там ухо ничего иного, кроме гласов плача и вопля, раздававшихся со всех сторон. Не видели там очи светлого лица и улыбающихся уст. Печальные и сокрушенные непрестанно проливали новые слезы, приносили покаяние, раздавали всякую милостыню. Всякий день совершались там богослужения, ежедневно возобновлялись там великие молитвословия, ежедневно видны там были спасительные моления. И, наконец, по милосердию Божию, открылся там источник всяких утешений.
Мужи и жены облеклись невозбранным для всех целомудрием. Невозмутимая чистота охранялась там постом. Взаимная благорасположенность усладила речь их; единодушие и согласие связали их между собой как члены. И преклонилась к ним благость; как росу источила на них щедроты. Явилась у юношей друг к другу взаимная любовь, у мужей – праводушие к ближнему, у гневавшихся – примирение, у ссорившихся – единодушие, у женщин – тишина и полезное молчание, у старцев – дух миротворения и совета на пользу, у юношей – целомудрие, у дев – скромность, у госпожи и служанки – единодушие. Ни у кого нет там презрительного взгляда, все в убогих одеждах, ни у кого нет там раздражительности, прекратились зависть и гнев. Одинаково благоговение у рабов и царей, одно питие у слуг и господ, один хлеб смирения у богатых и бедных, у наемника и у знатного одинаковая одежда – вретище, весь город несет одно иго – покаяние.
У всех одно дело, чтобы всем получить одно избавление. Ежедневное там рыдание всяких голосов, ежедневное там стенание от многих скорбей, везде вопль от различных болезней. Весь город пришел в смятение от представлявшихся страхований, все роды ужасов напали на целый город. Он весь был в страхе, как птица на зыбкой ветви, и колебался, и содрогался, как трость от ветра. На рассвете дня не думали, что настанет вечер; когда темнело – не чаяли, что воссияет для них утро. Непрестанно была перед ними смерть. Весь народ трепетал, весь город был на краю гроба.
Иона считал дни. Ниневитяне считали грехи свои. Иона вел счет ночам, Ниневия оплакивала неправды свои. Шесть седмиц проводила в плаче, бдении и вопле. Иона пребывал в куще, Ниневитяне плакали во граде. Иона видел слезы их, и много боялся поста их. У него была тень от тыквы, а у них – дневной зной. Разорилась куща его, а их покрыла десница Всевышнего. Видел Иона, как души их, подобно воде, изливаются пред Всевышним; видел, как цари повергаются в прах и постятся; видел, как плачут младенцы, кричат тельцы и агнцы; видел, как матери проливают слезы о детях своих, и лоно младенцев омывается слезами родительниц их.
Видит Иона, что старцы Ниневийские сетуют, когда старцы народа его предаются непотребствам. Видит, что Ниневия сокрушается сердцем, когда Сион роскошествует. Видит он Ассирию и усугубляет презрение свое к надменному Иерусалиму. Видит, что нечистые уцеломудриваются, когда дщери народа его оскверняются. Видит, что в Ниневии беснующиеся умолкли и познали истину, а в Сионе прорицают ложные пророки, исполненные обмана. Видит, как у язычников всенародно сокрушаются идолы, и обращает взор на жилища народа своего – там все исполнено идолопоклонства. Еврей вразумляется язычниками, и перестает удивляться тому, что приняли у себя – Моисея жрец, Илию вдовица, и что преследуемого Саулом Давида почтили язычники.
Иона боится, чтобы не оказалась ложной проповедь, с какой он послан, ибо знает, что покаянием может быть отвращено все им предсказанное. Видит он, что дщери языческие отвергают суеверия отцов своих, и скорбит о дщерях народа своего, плачущих о Фаммузе. Видит, что в Ниневии исчезли волхвы и гадатели, а в Иудее ходят чародеи и халдеи. Видит, что жрецы своими руками разоряют жертвенники Ассирийские, а в Сионе всякий при дверях своих строит себе жертвенник. Видит Иона, что Ниневия, как церковь, собрала сынов своих, вся очистилась и славен в ней пост. А Иудеи святой храм в Сионе обратили в вертеп разбойников. Видит, что царь Ниневийский поклоняется Богу, а Иеровоам кланяется тельцам. Ниневитяне с воплем исчисляют пред Богом беззакония свои, а Евреи сынов своих приносят в жертву, а дщерей своих закалают (закалывают) демонам. Ниневитяне в посте изливают слезы свои пред Богом, Евреи же новое вино свое возливают пред истуканами. У Ниневитян благоухает воня сетования, в Сионе разносится запах идольских курений. У Иудеев исчезает надежда, у язычников возрастает упование. У Иудеев – пышность, у Ниневитян – смирение; в Иудее – явное нечестие, в Ниневии – великий плач.
Живые плачут об умерших, а Ниневитяне оплакивают живых. Всякий плачет о сыне своем, рыдает о сроднике своем. От плача и поста увяла красота жен. Каждый лобзает ближнего своего и на груди его проливает слезы. Великая была там печаль, великое было там страдание, живые готовились низойти в преисподнюю земли. Чем менее оставалось дней, тем обильнее проливали слезы, как будто уже погибли и не стало их в живых. Наступал день, когда городу должно разрушиться, приближался день, в который ему должно было погибнуть. Во всем городе – плач, рыдание и вопль. Земное брение омочается слезами его возделывающих. Поставили перед собой родители детей своих, перед ними и наследство их, оплакивают вместе и наследников, и наследство. Стоят друг против друга женихи и невесты, и плачут друг о друге. В ком удержится душа при виде такого горестного зрелища? Стоят женихи и невесты, и смешиваются их вопли и слезы. Стоят юноши и отроковицы, и при виде их красоты и стройности доходит вопль до небес. Стоя на земле, думают, что она уже разверзлась или колеблется под ними, как плывущий корабль. Стоят старцы и старицы вместе с теми, которые должны бы предать их земле, и громко рыдают, взывая: «Кто закроет нам глаза, кто предаст нас погребению?» Плачут о смерти своей, что не будет погребающего и утешающего, плачут о погребении своем, что некому будет ископать для них могилу и похоронить их. Плачут о пышных одеждах своих, что некому будет прикрыть ими наготу их. Каждый с горестью представляет пред очами смерть свою и, держа это в мыслях и памяти, горько рыдает. Каждый думает, на какой обречены они конец, какая готовится им смерть? У каждого терзается сердце, когда слышит, что разверзнется земля; изменяется в лице, когда слышит, что обрушится земля. Стоят цари и царицы, вместо багряниц на них вретища, и мысль, что завтра не будет уже их, усугубляет муки их. Каждый объемлет персть (землю) и взывает к Богу; каждый молится с воплем и пеплом наполняет горсть свою. Нет такого рыдания, которого бы там не было слышно. Даже стены пролили бы слезы при виде вретищ, посыпанных пеплом скорби.
Все – во вретищах, и целые дни – непрестанная тьма. Помутился сам воздух, в смятение пришли небеса. Вдруг – тучи и бури, густая и непроницаемая мгла, удар за ударом, гром за громом, молния за молнией. Везде трепет и содрогание сердца. Каждый смотрит на землю, думая, что она уже рушится. Все плачут друг о друге, представляя, что вскоре погибнут. Всякий плачет о брате своем, рыдает о возлюбленном своем. Каждый призывает к себе ближнего своего, чтобы взглянуть на него и насытиться лицезрением его, потому что скоро прекратятся их свидания и вместе сойдут они в шеол (ад).
Когда к концу подходили определенные дни, стояли они, взяв друг друга за руки, и готовились к смерти. Настал наконец день, отнявший всякую надежду, день, в который надлежало свершиться гневу; наступила и ночь, последовавшая за шестью седмицами. Все со слезами размышляют: в какой же час разрушится город, вечером ли будет разорен или падет утром? В какую стражу раздастся болезненный глас? Думают, что вечером падет город, – но вечер настал, и город их стоит. Думают, что ночью поглощены будут, но и ночь сохранила их живыми. Думают, что будут они истреблены во время самой глубокой темноты, – но темнота миновала, а они не погибли. Предполагают, что город падет утром, – и утро настало, и возросла надежда! В то самое время, когда почитали себя погибшими, – внезапно настало избавление, и каждый с радостью взирает на ближнего своего.
Сорок дней не переставала земля колебаться. Иона стоял вдали и боялся оказаться лжецом. Наконец прекратились содрогания и колебания. В то самое время, когда исчезла всякая надежда, подана весть о щедротах. И увидели знамение милосердия, увидели в том, что земля перестала колебаться, громы и молнии умолкли. Обрадованы и слух, и зрение. Благий, увидев слезы их, помиловал их жизнь.
Хотя и не умерли они, но велико было мучение их, еще в жизни вкусили они смерть. В эти шесть седмиц мертвым было спокойнее, нежели им, оставшимся в живых. Те же были они мертвецы, только не погребенные. Брат встречался с братом своим и не узнавал лица его; встречался друг с другом и не различал вида его; слух не в состоянии был различать голос с голосом, и глаз также не мог отличить один образ от другого. От страданий уподобились они мрачным теням, от строгого поста сделались подобными обгоревшим головням, от бдений растаяли плоти их, остались только кожа и остов.
Когда Иона думал, что город вот-вот падет, в этот самый день и час он был избавлен от погибели. Пронеслись, рассеялись и исчезли внезапно и туча, и мгла. Настала тишина, возросла надежда, и мертвый город воскрес. Великой скорбью облекся Иона, но просияли лица Ниневитян. Всем им подана весть об избавлении, когда увидели, что воздух стал светел. Преклонили колена на молитву, воздели руки к небесам, уста всех возблагодарили и язык всякого восхвалил Того, Кто гневом Своим возвратил им жизнь через покаяние.
Умилостивляя Господа, Сущего на небесах, говорили они: «Возвеселил Ты нас, народ Твой на земле, воздвигнув из праха; даровал нам новую жизнь; в Твоих руках нашли мы встретившие нас блага; не обманул Ты чаяния нашего и от погибели возвратил нас к жизни. В Твоей руке нашли мы ключ покаяния, потому что из Божией сокровищницы подана нам благая надежда».
«Что пользы было бы тебе, Еврей, если бы все мы погибли? Какая выгода была бы тебе, проповедник, если бы все мы преданы были смерти? Какое приобретение было бы тебе, сын Амафиин, если бы все мы умолкли в шеоле? И какой теперь тебе вред, что прославился ты нашим покаянием? Какая тебе скорбь, что исцелил ты нас и весь сонм наш приносит тебе благодарность? Почему печалишься о том, что приобретен тобой наш город? Почему сетуешь, победитель, когда мы, кающиеся, составляем торжество твое? Радоваться тебе должно, что соделался восстановителем, а не разрушителем. Достаточно для твоей радости и того, что возвеселил ты Ангелов на небесах. Радоваться надлежит тебе на земле, потому что Бог возрадовался на небесах. Да возвысит это дух твой, что всякий познал Бога. Да утешит это душу твою, что город и царь чествуют тебя. Воззри на спасшихся юношей и молись о продолжении их жизни. Воззри на детей, сохраненных для того, чтобы возвеличилась память твоя. Благослови город, избавившийся от угрожавшего ему наказания. Благослови, Иона, отечество наше, ибо оно отныне будет провозглашать имя твое. Шесть седмиц уста твои не вкушали пищи; разреши пост, прекрати сетование. Возвеселись с нами, Еврей, велик настоящий праздник, память о нем сохранится во все роды. Род роду будет возвещать о нашем сетовании и о нашем избавлении».
Это и многое подобное этому говорили Ионе Ниневитяне. Иона сидел вне града; вышел к нему весь город, и все слышат, что Иона вопрошает и сам отвечает вопрошающему. Дух Святой, вещавший устами его, препирал его. Беседовали два лица – Бог и пророк. Слышит весь город, что пророк говорит о тыкве, о себе, о Господе и о городе; слышит, что препирается он с Господом Своим о городе. Слышны в устах его речи двух беседующих сторон. Еврей служит посредником той и другой стороны. Многочисленные сонмы собрались слушать слова пророка. И поскольку говорил он Господу на их языке, слышат, что скорбит он и просит себе смерти, потому что погибла тыква его. А ему отвечает Дух Святой, Который его же устами и его же языком ведет с ним борьбу от лица Божия. Слышат, как Бог говорит ему в защиту города: «Столько скорбишь ты, Иона, о том, что не стало ничего не стоящей тыквы, которую не ты и взрастил. Одна ночь взрастила тыкву, ночь и засушила её; сравни же эту засохшую и погибшую тыкву с этим городом. Пусть она будет твоим учителем, у нее научись благоразумию. На этой ничего не стоящей тыкве познай, что такое милосердие. Тебе жаль тыквы, а Мне жаль города, который чрез тебя стал градом кающихся. Водружаешь ты кущу на земле и вконец истребляешь города; бережешь ничего не стоящую тыкву и ниспровергаешь основный камень. Где справедливость твоя, Иона, когда города равняешь с тыквой? К куще ты добр, а к городу жесток. Тыква, из которой готовится снедь (еда), для тебя важнее вкушающих. Тыква, данная в снедь, для тебя дороже кающихся. По твоему мнению, листья у тыквы лучше разумных людей, ветви и цветы её лучше юношей и детей?»
Слышит это город, и единогласно воздает хвалу Богу, Который за них входит в суд, от лица их ведет борьбу. Посредником делает Бог пророка: он был обвинителем на суде, а стал обвиняемым; оправдал, хотя и не хотел. В ложь обратил Бог слова его, чтобы спаслись жители города. И покаялся Иона, и нелживым пребыл Бог. Не скорбят праведники о покаянии грешников, не скорбит и Иона о покаянии грешников. Ему теперь случай возвестить городу об избавлении, и несправедливо было бы умолчать о том. Не знают кающиеся, в каком положении дела их, насколько прогневана правда Божия, как покаяние дарует жизнь. Иона проповедовал, чтобы показать, насколько прогневана правда Божия. Иссохшая тыква громко вещала, как милует благость Божия.
Окружавший Иону народ громогласно воздал хвалу Богу за все, что слышал ушами и видел очами. Ушами слышали праведника, очами видели тыкву. В тыкве, которая произросла внезапно, видели сверхъестественное знамение. В погибели её научились еще большему, и узнали, что милосердие Божие превыше всего.
С любовью берут Ниневитяне проповедника, несут его на руках своих, как царя, с честью сажают его на престоле и кланяются ему. Многочисленные сонмы кающихся приносят ему дары свои, предлагают от себя десятины, и какие обеты делали во время скорбей своих, все это берут и приносят к нему. Юноши приносят ему кольца, отроки – цепи; дарят ему ожерелья, пояса и щиты. Царь отверзает перед ним великую сокровищницу свою и множество богатств своих назначает ему в дар. Уста всех восхваляют Бога, как Милосердого; уста всех благословляют Иону, как проповедника. Дары и десятины возлагают на колесницу, дают мужей, чтобы с честью сопроводили его в ту землю, откуда пришел. Такие почести возданы Ионе; как царь или как сын царев почтен сын Амафиин.
В море носила его рыба, на суше носит царская колесница. В земной глубине был он уничижен, на земле возвеличен. Когда ходил в пучине морской, ему предшествовали рыбы, на суше предшествуют всадники. Восколебал он море, когда нисшел, и сушу, когда восшел. Приведены им в смятение рыбы в море и люди на суше. Страшная была буря в безднах и великое волнение – в городе. Когда нисшел в волны, – страшные морские животные пришли в ужас. И когда восшел на сушу, – крепкие города принимали его к себе. Огромна была рыба, которая поглотила его, могуществен царь, который принял его. Рыба уготовала ему стезю, царь уровнял путь. Рыбу сопровождали рыбы, колесницу – всадники.
Царь Ниневийский послал впереди вестников, чтобы готовили пророку на пути жилища. Бог указывал рыбе, куда идти, и царь указывал путь, куда препровождать пророка с честью и дарами. С великими почестями шествовал он, все выходили во сретение, с трепетом преклонялись перед ним. Цари трепетали перед ним, как грозным проповедником; страшась проповеди его, умилостивляли его великими почестями. Каждый город, видя его, приходил в ужас, как будто пришествие его угрожало разрушением. Города воздавали ему почести, научившись примером Ниневии. Она стала зеркалом, в котором весь мир увидел правосудие.
Когда Иона достиг земли своей, пределов народа своего, тогда стал отпускать проводников своих, просить, чтобы с миром удалились от него. Он боялся, что увидят они идолопоклонство народа его, что исправленные покаянием язычники развратятся среди беззаконников и научатся нечестию у народа его. Он опасался, что рана, которая закрыта и залечена, снова откроется. Вреден гнусный пример и низких людей, но сколь же более гибелен пример того, кто стоит на высокой степени развития и падает? Если вредит и уничиженный беззаконник, то насколько вредоноснее грешник, который нечествует и не знает стыда? Бесстыдный грешник как бы насильно кладет свою закваску в других, и своей близостью и сообществом доводит и других до дерзости.
Боялся Иона, чтобы его беззаконный народ, предающийся всякому нечестию, не сделал нечестивыми и пришедших добронравных язычников. Но стыдился отпустить их без всякой причины; неприлично было не позаботиться о них. Боялся он вести их с собой, чтобы семя Ханааново не посмеялось над сынами Авраамовыми, придя к ним. Иона поблагодарил сопровождавших его, любезно облобызал их, преподал им святое благословение, мудро наставил, кротко советовал возвратиться, убеждал последовать данному им совету и послушаться слова его. Но сколько ни убеждал он, – не уважили убеждений; сколько ни просил, – не устыдились его просьб; советовал, – и никто не внимал совету; лобызал и отпускал, – и никто не преклонялся.
«С тобой пришли мы в землю твою, чтобы приобрести в ней пользу для себя, научиться добрым нравам, уставам и правилам. В земле твоей научимся мы правде, потому что живет в ней народ благонравный. В ней научимся чистоте, потому что населяют её любители чистоты. У людей славных, которые живут в ней, научимся славным деяниям. Позволь войти, и увидеть мужей светолепных; позволь войти, и увидеть избранных; позволь войти, и увидеть землю, в которой пребывает истинная вера; позволь войти, и увидеть страну, в которую не проникало идолопоклонство; позволь войти, увидеть и восхвалить страну, в которой нет волхвований; позволь войти, и увидеть субботствующих (свободных) от всякого лукавства; позволь войти, и увидеть обрезанных, вместе с плотью обрезавших и сердце; позволь войти, и увидеть блаженных, с которыми не живет неправда! У народа, обличителя других, без сомнения, нет непотребств. Народ, осуждающий порочных, насколько же должен быть сам далек от скверн? Народ, служащий для других зеркалом, насколько же должен быть прекрасен сам в себе? Возможно ли, чтобы научающие посту иноплеменных сами были невоздержными? Возможно ли, чтобы научающие других правдивости, сами были лжецами? Если презирали они нас за грехи наши, то отважится ли кто их презирать? Таких выгод, Еврей, не лишай нас, проводников своих! Ты соделал нас кающимися, пусть через тебя же сделаемся праведниками. В награду за то, что трудились ноги наши, позволь нам войти к народу твоему, заимствовать в стране твоей добрые примеры и принести их в отечество свое; позволь войти, и для своего града взять оттуда добрые образцы; позволь войти, и увидеть юношей, служащих образцом благонравия; позволь войти, и увидеть детей, представляющих собой образец всего доброго; позволь войти, и увидеть царей их, чтобы и наш царь уподоблялся им, увидеть их судей, чтобы и в страну нашу принести такой же образец».
Но кто может перечислить все, что говорили кающиеся? Когда все это и многое другое, этому подобное, говорили они, Иона слушал и молчал, к земле поникла глава его, стыдился он за сынов народа своего, потому что были они нечестивы и непотребны. Сыну Амафиину было это прискорбнее истребления тыквы и солнечного зноя, опалявшего главу, когда просил он смерти. Чтобы успокоить себя, осталось ему только бежать, но куда бежать? Евреи ввергали его в большую скорбь, нежели те, которые взяли и бросили его в море.
Как же Иона мог скрыть пороки народа своего? Ту же хитрость, какую употребил на море, привел в действие, придумав предлог и на суше. Когда бежал, то уговорил бывших на корабле взять его. И теперь уговорил Ниневитян расстаться с ним, сказав: «В земле нашей теперь великий праздник, на котором невозможно быть пришельцу; теперь у сынов народа моего праздник, на котором невозможно быть никому из язычников. Теперь великий праздник у обрезанных, необрезанные не должны входить туда, а вы хотя и кающиеся, но необрезанные. Чистый праздник оскверняется присутствием необрезанных. Идите же в покое, возвратитесь в страну свою с миром и приходите, когда кончится праздник; примите совет мой, не отвергните просьбы моей».
Простодушные вняли убеждениям, какие предоставил им Иона; расстались с ним, поклонившись ему и приняв от него благословение. Восскорбел весь сонм. Все плакали, расставаясь с ним, и скорбели, что воспрепятствовал им прилучившийся праздник. А он не столько боялся солгать, сколько страшился, чтобы не отказались они расстаться с ним.
Далеко отошел уже Иона, а они оставались еще у пределов. И увидели перед собой высокую гору, и придумали, и решили взойти на нее немедленно, чтобы хоть сколько-нибудь увидеть землю, к которой приходили. И начали восходить, и уже достигали вершины, чтобы посмотреть на землю обетования, чтобы, хотя и невозможно им теперь войти в нее, не лишиться, по крайней мере, возможности увидеть её. Взошли наконец, устремили взоры свои, увидели всю землю, и содрогнулись, и убоялись. И страшные объяли их муки, потому что на горах – жертвенники, на возвышениях – идольские капища, в рощах – идолослужение, среди дерев – любодейство, на дверях – идольские изваяния, которым кланяются входящие. Числа нет порокам, бесчисленны скверны, при источниках – омовения, при кладезях (колодцах) – очищения, в домах – лихоимства, в садах – прелюбодеяния, на стогнах – волхвы и чародеи.
Взошли еще выше и видят; в домах – бесчисленные жертвенники; одни кланяется истукану, другой творит возлияние демону. На пределах стоят отлитые Иеровоамом телицы: одна поставлена в Вирсавии, другая в Дане, там курится фимиам, совершаются возлияния и жертвоприношения, перед мертвыми телицами закалают живых тельцов. Каждый в землю кланяется своему истукану, своему идолу. Там – корыстолюбие и подруга его – обида ближнему; там – объедение и сестра его – пьянство; там – сластолюбие и сопряженное с ним прелюбодейство; там – обман и близкая к нему татьба (кражи); там – звездословие и с ним соединенное гадание; там – явная неправда и неразлучное с ней тайное нечестие. Видят там открыто совершаемые грехи, неправду и лукавство жителей: мужи – у блудниц, жены – и матерь, и дочь – стоят, как сети, на улицах. Всюду там смерть и се наперсник сатана. Князья – злочестивы, судьи – беззаконны; корыстолюбие их – как огонь, коварство их – геенна, жилище их – ров, дом их – пропасть. Заимодавец – огненная пучина, должник – сатана; оба мучают друг друга, пока не будут отведены на вечное мучение. Дети их клянутся именами богов своих. У язычников – одна доля злочестия, у них – девяносто девять. Кто в состоянии сосчитать великое множество грехов их? Умножилось число грехов у этих козлищ, стоящих ошуюю.
Содрогнулись Ниневитяне, в трепет пришли от нечестия, какое представилось взорам их. И говорят друг другу: «Не сон ли видим? Земля ли это обетования или Содом? Семя ли Авраамово перед нами, или демоны? Людей ли видим, или духов в образе людей? Не сюда ли перешло и переселилось нечестие, которое изгнали мы из страны своей? Не те ли идолы, которые сокрушены нами там, восстановлены здесь? Не у тех ли жертвенников, которые нами ниспровергнуты, выросли крылья, и они перелетели сюда? Как вожделенна здесь всем та язва, которая прекратилась в нашей стране! Как чествуется здесь звезда, которую мы отвергли! Волхвованию, которое в нашей стране унижено, широкое здесь место. Из всякого окна выглядывает бежавшее от нас идолопоклонство. На дверях у них изглаженные нами домы солнца (или точнее: перепутья солнца, то есть знаки зодиака). Отринутая нами наглость поселилась у них на челе, бежавшее от нас сладострастие водворилось в очах их, видно в зеницах, заметно в ноздрях их. Как чествуют здесь солнце, которому в других местах не кланяются! Как кланяются здесь телицам, которых в других местах презирают! Если кто скажет, что это наша страна или сюда перешло все то, что у нас, то мы ответим, что много здесь и нового. Сквернам числа нет: здесь есть беззакония, каких не бывало в нашей стране. Здесь совершаются грехи, каких не найдешь у нас. Миха сделал четверолицего идола. Медному змию в нашей стране не приносили возлияний и не кланялись. На этом народе лежит проклятие древнего змия. Как живой змий, прокляты они за то, что приносят возлияние змию мертвому. Не приносили мы детей в жертву демонам, а здесь видим, что детей закалают. У нас в жертву приносили животных, здесь в жертву приносят дочерей. Если таковы покровители сего народа, то столь же лукавы должны быть и нравы его. Если таковы законы сего народа, то еще бесстыднее – дела его. Если таковы отцы их, то, конечно, столь же непотребен и настоящий род. Если таков Бог его, то народ сей – источник идолов. Ужели народ, исповедующий единого Создателя, станет делать и продавать идолов? Они величаются именем, называя себя сынами праведников. По их мнению, достаточно именоваться сынами Иаковлевыми. Безрассудные почитают себя уже святыми, потому что носят на себе имена святых. Имя их – славно в целом мире, но дела их – нечестивы. Думают, что они – праведны, потому что происходят от Авраама. Вся гордость их в именах, в том, что им принадлежит имя Израиля, вся слава их в том, что они обрезанные, а между тем они – грешники, по образу жизни своей не походят на сынов Авраамовых. Для них имя Авраамово и обрезание – важнее веры. Суббота, данная Богом, для них более Самого Бога. Они и Бога укорят, если отменит законы Свои, готовы предписывать законы Самому Законодателю. Сами – без закона, а Бог у них под законом. Закон ставят выше Законодателя, но не с тем, чтобы хранить закон, а чтобы только винить Законодателя. В глазах их Моисей и пророки менее важны, чем возлияния. Вся слава их – в жертвах, все величие их – в жертвоприношениях. Этим горделивым кажется достаточным – хвалиться курением. Этим слепцам кажется достаточным окроплять себя кровью и нечистотами внутренностей. Думают они, что Бог любит жертвы более, нежели чистую истину, которой Сам научил».
Так покаявшиеся рассуждали между собой и говорили о Евреях. И как пламенно желали прежде войти и увидеть землю, так теперь, насытившись зрением, возненавидели её и с ужасом бежали прочь. Возмущался ум их при виде тамошних беззаконий. Покаявшиеся видели, что Евреи покрыты теми сквернами, которых совлеклись уже они. Язычники отринули идолопоклонство, а этот непотребный народ предавался ему. И говорят друг другу: «Встанем, пойдем отсюда, чтобы и нас не поглотили беззакония сего богопротивного народа. В Ниневии – великая надежда, а здесь – великий ужас. Может быть, вместо Ниневии, спасшейся от разрушения, будет истреблена эта страна. Подлинно, погибший и отверженный этот народ. Нет в нем ничего хорошего, весь покрыт нашими мерзостями. Да возвеличится в стране нашей память блаженного пророка, он – виновник нашего спасения, от него получили мы все полезное». Так говорили они и удалялись со страхом, благополучно совершали путь, радостно возвращались в страну свою. И в истинной радости рассудительно говорили: «Хвала Богу, посрамившему народ сей чрез язычников! Да вознесется Ему глас хвалы от грешников, соделавшихся праведниками! Да принесут ему чистые плоды от оскверненных, которые покаялись и соделались чистыми! Новая хвала да вознесена Ему будет умами, бывшими в страхе! Раздражительные и гневные да славословят Его за умиротворение. Сластолюбцы да воздадут Ему хвалу и благодарение за то, что уцеломудрены. И притеснители да славословят за то, что научил их милостыне. Да славословят невоздержные, что научены поститься. Да славословят предававшиеся пьянству, что научены пить в меру. Да славословят хищники, что изменились и сделались щедролюбивыми. Да славословят блудники, что перестали удовлетворять своей похоти. Да благословляют Его прелюбодеи, что освобождены от сластолюбия. Да славословят своевольные, что сохраняют уже уставы правды. Да восхваляют бесстыдные, что пришли в чувство и смысл. Да славословят Его злоречивые за то, что научил уста их благословлять. Да благословляет Его сирота, для которого стал Он подпорой. Да поклоняется Ему вдова за то, что, по милосердию Своему, внял её злосчастью. Да благословляет Его нищий, наполнивший кошницу (корзину) свою благословениями. Да славословит Его поселянин, умноживший число подъяремников своих и насытивший чрево свое. Да славословит Его земледелец, да воздаст Ему хвалу вертоградарь, да славословят Его художники, трудящиеся над делом своим. Да славословят Его цари, видя, что в городах – мир и в державе – тишина. Да славословят воины, что избавились от гибели. Да славословят властители, что снова облечены властью. Да славословят богатые, что снова увидели сокровища свои. Да славословят родители, что возросла надежда их на сыновей. Да славословят и сыны, что видят отцов своих. Да славословят невинные юноши, что продлилась жизнь их. Да славословят младенцы, что есть кому носить их на раменах своих. Да славословят носящие во чреве, что не погиб плод их. Да славословят новобрачные, что вошли в брачный чертог и веселятся. Да славословят матери, что благословлены чадородием. Да славословят питающие, что младенец у груди их. Да славословят девы, что избавились от погибели. Да благословляют судии, что не осуждены по достоинству судов своих. Да благословят Благого истязатели, что не подверглись истязаниям, каким подвергали сами. Да хвалят должники, что не взыскан с них долг. Да благословляют заимодавцы, что разорвали рукописание долгов. Да воздадут хвалу грабители, что не пожали ими посеянного. Да возблагодарят похитители, что сделались вдруг щедролюбцами. Да восхвалят Бога, – и кто причинил вред, и кто доведен был до жалкого состояния, потому что возвратились к единодушию. И вредивший – не поражен, и терпевший вред – сохранен. Да возносится благодарение в чертогах, что обитатели их приведены были в трепет. Да усугубится их хваление, что избавились от гибели и продлились лета жизни их. Да славословят и возносят хвалу рабы и рабыни, потому что и тяжкое рабство лучше свободы во гробах. Да радуется и утешается матерь, что опять видит возлюбленного своего. Да приносят радостно хвалу все возрасты и состояния, что избавились от истребления и как бы вновь родились.
А наше покаяние, как сказал я, в сравнении с покаянием Ниневитян – не более, как тень. Истинно кающийся – всегда в страхе и во время тишины, когда полон упования, непрестанно памятует о наказании. Раб, которого господин наказывает ежедневно, не забывает ударов его. А кто забывает наказание, как скоро минует его гнев, тот в начале гнева кается, а по окончании делается мятежным, питаясь надеждой, что более не постигнет его беда, и, успокаивая себя тем, что Всевышний не будет более отмщать ему за неправды его. Ниневитяне же от начала до конца всем сердцем приносили покаяние. Весь город ежедневно был в трепете и славословил Бога, весь город уподоблялся обуреваемому кораблю и благословлял Господа. Разумные и неразумные, люди и животные славословили его. И они в радости сердца вместо вретищ уготовили себе светлые ризы. Благословен Тот, Кто любит праведников и в Ассирии умножил кающихся!