Два горьких воспоминания, приводящих в страх и ужас, непрестанно наполняют все мои мысли и содержат меня в трепете. Две ужасные вещи потрясают и мучают меня, в содрогание приводят члены мои и очи мои принуждают проливать слезы. При одном воспоминании о них трепещет душа и, как ни горько воспоминать о них, непрестанно о том только помышляет. От них-то всякий при конце или возвеселится, или восскорбит. Едва только приходят они мне на мысль, как объемлют меня ужас и трепет.
Слушайте же, братия, какие это две вещи, приводящие меня в трепет, и сами вострепещите и содрогнитесь, потому что весьма они страшны для всякого. Это – бремя грехов, какое собрал я, и то правосудие, которое наказывает за них. Вот те две вещи, о которых сказал я, что они непрестанно и занимают, и приводят меня в ужас. Великое рукописание долгов моих и Страшный Суд правды – вот две вещи, которые постоянно в уме моем, потрясают и ужасают меня. Вспоминаю о беззакониях, какие совершил по беспечности своей, и о наказаниях, какие ожидают меня, – и содрогаются члены мои, страх и ужас нападают на меня. Припоминаю в уме своем, как велико бремя грехов моих и как грозно отмщение за них, – и ужас поселяется в членах моих. Привожу себе на мысль те вины, какие лежат на мне, и то наказание, которое уготовано мне, – и сотрясаются внутренности мои, трепещу от скорби и страха.
Вот два горьких воспоминания, как сказал я, они занимают меня, приводят в трепет, вселяют ужас в члены мои. Эти-то воспоминания возникают во мне, исполняют ужасом и всюду смущают меня, действительно глубокую скорбь причиняют сердцу моему. Совесть во мне приводит их на память, рядом выставляет передо мной злые дела мои, и трепетом объемлются члены мои. Припоминаю о грехах юности моей, о сокровенных во мне гнойных струпах порока, – и очи мои проливают слезы, внутренность моя наполняется скорбью, страхом и ужасом. Ежедневно у меня в памяти преступления дней юности моей, потому что не скрыто от очей моих то, что делал я в этом мире. Помню грехи, совершенные мной в молодости, а вместе вспоминаю о правосудии и называю себя злосчастным. В памяти у меня – все скверны мои и ожидающий меня Страшный Суд, и воздыхание стесняет дух мой, ибо куда уйти мне? Не выходит у меня из мыслей, что посеяно мной, и что будет пожато. Приводя на память день воздаяния, объемлюсь ужасом и трепетом. Привожу на память то время, когда предстанет каждый на Суд, и болезненно мучаюсь, трепещут колена мои, куда мне бежать тогда? Привожу на память тот час, когда Жених придет на брачный пир видеть званых, – и слезы льются из очей моих. Привожу на память то время, когда изведены будут во тьму все облеченные в нечистые ризы, – и сугубо называю себя злосчастным. Привожу себе на память, что в тот день обнаружатся дела мои, и посрамленный буду стоять перед мирами, – и воздыхания стесняют дух мой. Рассматриваю все тайные дела свои, вижу, насколько они гнусны, знаю, что все будут обнаружены, – и болезнь мучит члены мои. Взираю на ту ризу славы, какой облечен я в Крещении, вижу, как очернил её грехами, – и трепет наполняет внутренность мою. Взираю на ту величественную красоту, какой украсил меня Благий при создании, вижу, как обезобразил её грехами, – и скрежещут зубы мои, содрогаются челюсти мои. Взираю на ту славу, какую при конце наследуют праведники, привожу себе на память страшный огонь, – и сердце мое трепетно бьется от страха. Вижу тот ужас, который нападет там на грешников, – и члены мои объемлет страх, оковывает трепет, цепенеют от ужаса составы мои, и потрясается внутренность моя.
Обо всем этом, братия, непрестанно напоминает мне совесть моя во мне, в порядке представляет мне преступления мои, и горькой делает ежедневно жизнь мою. Когда рассматриваю все тайные грехи свои, – при всяком грехе восклицаю: «Горе мне!» И ублажаю тех, которые преждевременно извержены утробой матери и не видели света в мире сем. Лучше – гроб без греха, нежели дневной свет во грехах. Кто здесь совершал беззакония, того при конце постигнет тьма.
Что же мне делать, возлюбленные мои? И здесь и там я злосчастен: здесь по беззакониям своим страдаю от страха, там буду страдать от наказания. Когда грешил я в юности, говорил в уме своем: «Буду стар, – перестану грешить». Так представлял я в мыслях своих: когда охладеет от старости тело, тогда утихнет буря грехов. А теперь вижу, что воля моя и в старости не оставляет грехов. Хотя изменилась плоть моя, но не изменилась воля. И в юности жил я беспечно, и в старости живу так же, поэтому одно ожидает меня при конце – Суд. Грехами обремененные протекли дни юности моей, и вот настали дни старости – и так же обременены беззакониями. Время молодости провел я в служении греху, настигла меня старость, и в тех же хожу грехах.
Странно это, возлюбленные мои, плоть утратила жар свой, а воля моя не оставляет своих навыков. Дряхла от старости стала плоть, изнемогла она, а воля – нет. Убелилась голова, но не сердце; обветшала плоть, а злые помыслы обновляются непрестанно. Чем белее волосы на голове, тем сердце чернее от грехов. Чем немощнее плоть, тем крепче воля на дела беззаконные. Какой в юности была воля моя, такой же осталась и в старости. И юность, и старость проведены мной в беспечности. За старостью следует теперь время смерти, за смертью – воскресение и карающий Страшный Суд.
И если на такой конец приходил я в этот исполненный зол мир, то лучше мне было бы не вступать в него, потому что от него – мое злополучие. Какая была нужда вступить мне в мир, увидеть в нем все худое и вынести из него бремя? Иов, испытав злополучие мира, позавидовал погребенным извергам, желал подобно им быть сокрытым в земле, чтобы не видеть лукавого мира (Иов. 3:16). Какая мне польза, что вошел я в этот лукавый мир, где так много противников, так много непрерывных искушений! Но есть Священное Писание, которое возвещает мне Суд и воздаяние. Плотские вожделения понуждают меня ко греху, а Писания устрашают меня. Что же делать мне, возлюбленные, находясь между страхом и вожделениями? Избежать Страшного Суда нет возможности; знаю также, что воздаянием мне будет бедствие. Где же укрыться мне от этого?
Привожу это на память себе, братия мои, и объемлют меня ужас и трепет, томят меня страдания и болезни, скорбь делает мучительной жизнь мою. Каждый час привожу себе это на память, рассматривая сокровенные нечистоты свои, – и тысячи горьких стенаний разрывают мне сердце. Взираю на день своей кончины, когда прекратятся злые дела мои, но вижу исполненный мрака гроб, – и трепещу смерти. Молюсь, чтобы отойти мне отсюда и смертью избавиться от грехов, но, как скоро воспоминаю о дне кончины, – сотрясаются от страха колени мои. И то и другое тревожит меня, а третье мучает. Все навлекает на меня осуждение, скорбь, бедствие. Останусь ли здесь? Грехи манят меня к себе, и умножаю только вины свои. Умру ли? Они лягут со мной во гроб. Восстану ли в последний день? Мне прямой путь в геенну. Когда рассматриваю все это, – всему предпочитаю гроб, потому что в нем спокойнее быть, нежели здесь, в мире, и там, в геенне. Велика скорбь моя, братия мои, и в этом, и в будущем мире; здесь – грехи и искушения, там – геенское мучение. Здесь подавляют меня искушения, а лукавый покрывает нечистотами; там будет мучить меня сокрушение о том, что сделал я в мире сем.
В день Суда всякого обымет ужас, потому что в день этот будут сокрушаться все, кроме только единого великого сонма совершенных. Всякого, кто ниже их и не достиг меры совершенных, упрекать будет совесть, – почему и он не таков же, как те. Всякого чина люди, не достигшие степени совершенных, будут скорбеть о том, почему не сравнились они с достигшими высоты.
А я и подобные мне будем не только сокрушаться об утрате Царства, но болезненно, с громкими стенаниями вопиять об избавлении от огня. Ибо инакова (разная) скорбь у того, кто лишился благ Царства, и инакова – у того, кто терпит наказание и вопиет от ударов. Если будут там сокрушаться и те, которые не пришли в меру совершенных, что станем делать в этот день мы, которым должно мучиться в огне?
Как жесток будет тот огонь, о котором говорит Писание, сужу по здешнему огню, по мучительности его пламени. А тамошний огонь вверженным в него, без сомнения, причинит боль несравненно большую, нежели огонь здешнего мира. Твердо знаю, что огонь оного мира гораздо мучительнее огня здешнего; это всякому, без сомнения, признать должно за истину и принять с верой. Здешний огонь как ни силен, вместе с пламенем издает и свет; а тамошний огонь поедает, и вместе с тем он – страшная тьма и ночь. Здешний огонь поедает пока есть у него пища, а как скоро не стало, что пожирать ему, сам истребляется, тухнет и исчезает. А тамошний неугасимый огонь не истребляет пищу свою; ему заповедано – не истреблять, а только наказывать и мучить. Огонь мира сего, пока горит, распространяет от себя и сияние; а тот горит – и от него только глубокая тьма и скрежет зубов. Он поедает, опустошает, попаляет в чуждой всякого света тьме и мучает, не угасая, потому что, как написано, он вечен.
Это-то, братия мои, привожу себе на память и горько воздыхаю, ибо известно мне, что за тайные мои беззакония один огонь ожидает меня. Это страшное определение Суда непрестанно у меня в памяти и злосчастной называю жизнь свою, потому что ужасное страдание готовится мне! Представляю себе вместе и то посрамление, какое ждет меня там, потому что перед всеми мирами и тварями обнаружатся тайны мои. И кто ни увидит меня, с удивлением будет смотреть, что в таком я унижении. Там не таким увидят меня, каким представляли здесь. Здесь они думают, что и внутренне я такой же, каким кажусь по наружности, а не такой, каков я на самом деле. А там увидят мою черноту, которая в этом мире сокрыта была внутри меня, и изумятся в недоумении и удивлении при виде таившихся во мне гнойных струпов. Как терния, явятся там им худые мои дела, какие посеял я здесь; обнаружатся тайны мои, и подивится мне всякий. Как при солнечном свете, увидят там те скверны, какие тщательно таил я в себе. Как при дневном свете, сделаются ясно видными все злодеяния мои. Все вины, которые скрывал я в себе, предстанут там перед очами всех, и в день Суда увидят их все народы, как при ясном солнце. Всякий узнает там все грехи мои, ни одно мое худое дело – ни большое, ни малое – не будет забыто. Там будут прочтены и припамятованы мне все вины и грехи мои, потому что все дела мои замечены и записаны в книге.
Соделанные мной худые дела приводят меня в ужас и трепет, и непрестанно я плачу, братия мои. Ибо что ожидает меня в оном веке? Собственная совесть моя уверяет меня, что ничего не сделал я доброго. А таково будет мне и воздаяние в день Суда, потому что собирал я себе худое сокровище. Увы мне, когда в последний день встретит меня там все это – и огонь, и тьма, и мучение, и великое посрамление перед всеми! Горе мне там, когда Жених с гневом воззрит на возлежащих! Куда бежать в то время? Где укрыться? Горе мне, когда повелит Он служителям Своим связать меня по рукам и по ногам и удалить с вечери, когда увидят, что одежды мои нечисты! Горе мне, когда отлучат меня от овец одесную, и поставят с козлищами ошуюю, и извергнут вон! Горе мне, когда увижу, что святые в наследие приемлют блаженство, а мне во пламени в удел горе! Куда мне бежать в это время? Горе мне, когда в стыде и трепете буду стоять вдали, не смея возвести очей и воззреть на Судию! Горе мне, когда Жених отречется там от меня; скажет, что не знает Он меня; затворит предо мной двери и ввергнет меня в геенну! Горе мне, когда в глазах моих та и другая сторона получат свой удел и затворена будет дверь Царства, и каждый примет наследие свое! Горе мне, когда произнесено будет непременное определение обо мне, затворятся предо мной двери, и я должен буду остаться вне, со скорбью проливать слезы и скрежетать зубами.
Это-то, возлюбленные мои, непрестанно и приводит меня в ужас и трепет, как скоро обращаю взор на тайные грехи свои и начинаю рассматривать дела свои. Это-то страшное воспоминание о грехах своих и о дне Суда в трепет приводит члены мои и ужасом наполняет внутренность мою. И вот что непонятно, возлюбленные мои: хотя знаю я все это, не сокрыто от очей моих, что приобретаю себе, однако же делаю всякое худое дело. Знаю, как горько будет воздаяние мое, и делаю дела нечестивые; знаю, в чем состоят добрые дела, а делаю то, что худо. Читаю духовные книги, Писания Самого Духа Святаго. Они возвещают мне о Суде и наказании, о чертоге света и о Царстве; читаю, – и не исполняю, учусь, – и не могу научиться, сведущ я в книгах и Писаниях, – и весьма далек от исполнения своих обязанностей. Читаю Писания для других, и ни одно изречение не входит в мой слух. Наставляю и вразумляю несведущих, себе же самому никакой не приобретаю пользы. Раскрываю книгу и, пока читаю, воздыхает мое сердце, а едва закрою – забыл, что написано в книге. Как скоро книга скрылась с глаз, так скоро и заключающееся в ней учение исчезло из памяти.
Что же делать мне, возлюбленные мои, с этим миром, в который вступил я, и с этим многобедственным телом, которое влечет меня к вожделениям? Ибо Писания ужасают меня Судом и воздаянием, а вожделения принуждают меня творить дела плоти. Подлинно, я – между Судом и страхом, поэтому непрестанно оплакиваю жизнь свою. По справедливости ублажаю изверженных матерней утробой и преданных земле младенцев, не вступавших в этот бедственный мир и не вынесших из него никакого бремени. Кто хочет в мире жить праведно, обрести себе покой, избавиться от борьбы и Суда, тот постоянно ведет брань и терпит нападения. Но плоть и слышать не хочет, чтобы я здесь боролся и вел добродетельную жизнь. А как скоро предамся плотским вожделениям – горькое мне будет воздаяние при конце. Поэтому, Господи, в кущи Твои бегу от этого лукавого мира, от этой злой плоти – причины всех грехов. Поэтому говорю с апостолом Павлом: «Когда избавлюсь от этого тела смерти?» (Рим. 7; 24).
Но когда мучила меня такая мысль и лютая болезнь сожгла мою внутренность, – произошло во мне новое движение, рассеяло сердечную мою скорбь. Незаметно возникла в уме моем одна утешительная мысль, подала мне добрый совет и, как бы за руку взяв, привела меня к надежде. Предстало в духе моем (видел я) утешительное покаяние. Оно как бы на ухо изрекало мне одно прекрасное обещание и, утешая меня, говорило: «Если печалишься ты как грешник, – бесполезна твоя печаль. К чему печалиться тебе, грешник?» – «Да, – отвечал я, – жгут и мучают меня и скорбь, и плач бесполезный, при виде множества грехов моих впадаю в безнадежность». – «Выслушай, грешник, – нашептывая в уши, сказало мне покаяние, – выслушай спасительное слово, совет, который подаст тебе жизнь. Будь внимателен, покажу тебе, как должно тебе скорбеть, и скорбь твоя будет полезна тебе, и плач твой сделается спасительным для тебя. Не впадай в отчаяние, не предавайся совершенной недеятельности, не печалься безутешно, видя свою вину, и не отлагай попечения о своем спасении. Господь твой милостив и благосерд, желает тебя видеть у дверей Своих; радуется, если приносишь покаяние, с радостью приемлет тебя. Все множество неправд твоих не исчерпает и малой капли Его милосердия, и благодатью Своей очистит Он владычествующий в тебе грех. Море беззаконий твоих не противостанет и малому дыханию Его щедрот, неправды целого мира не превзойдут моря благости Его. Если доселе ходил ты во грехах, то удержись от неправд, ударяй в дверь Его, и Он не оставит тебя вне. Не думай, что слишком велико нечестие твое, что не будешь принят, если и обратишься. Такая мысль да не останавливает тебя в начатом тобой покаянии. Если видишь множество тайных грехов своих, это не должно делать тебя беспечным о своем спасении, потому что Господь твой может очистить тебя и убелить твою черноту. Если грех и глубоко проник в тебя, как краска в волну, то, по написанному у пророка (Ис. 1:18), Господь убелит тебя, как снег. Оставь только, грешник, беззакония свои, приди в сокрушение о грехах, соделанных прежде, и Он примет тебя милостиво. Отложи прежние свои скверны и приходи к Нему, Он примет тебя. В этом я, – сказало покаяние, – тебе порукой, поступи по слову моему, грешник и оскверненный, и Благий Господь примет и, подобно мне, обымет тебя с любовью. Если ты, грешник, будешь плакать и сокрушаться о своих согрешениях, и с верой умолять Господа, Он оставит тебе беззакония твои, и изольются на тебя щедроты Его, потому что жаждет и желает Он обращения твоего. Любит видеть тебя у дверей Своих Тот, Кто за беззаконников и грешников предал Себя на смерть и поругание. И что сказано мной, грешник, то несомненно так. Но подумай при этом, что тяжки и горьки мучения, какие ожидают делающих беззаконие; страшный неугасимый огонь и червь неумирающий, по Писанию (Мк. 9:44), будут мучить грешников, когда совершится последний Суд. И то знай, грешник, – сказало мне еще покаяние, – что там никакой уже пользы не могу принести я грешнику. Кто здесь не слушает меня и не ищет убежища под моими крылами, тому не в состоянии я оказать помощь в ином веке. Там не примут молитвы моей о грехе того, кто не спешил ко мне и не прибегал под крыла мои здесь. Поэтому для твоей же пользы советую тебе, грешник: пока еще ты в этом мире, приходи ко мне и будешь жив. Вместо тебя я буду умолять благость о прощении грехов твоих, своими слезами подвигну её умиротворить правосудие. Вместе с тобой приду ко благости – просить и слезами преклонять, чтобы исходатайствовала милосердие к сквернам твоим. И уповаю на благость, что услышит она мою за тебя молитву, и пойдет, и подвигнет правосудие к твоему помилованию. Сама благость невидимо возьмет тебя за руку, грешник, и вместе с тобой приступит к правосудию и, умоляя, скажет ему: «Воззри на сего кающегося, страшное паче всего правосудие! Грешен и непотребен был он, но теперь он кается. Воззри на того, кто в страхе и трепете, стыдясь прежних своих скверн, стоит пред тобой и с воздыханиями умоляет тебя. Воззри на стенания и слезы его, на скорбь и болезнь сердца его, и прости ему все преступления его, если не обратится к ним снова. Воззри на него, от болезни сердца своего впал он в отчаяние. Если не будет восставлен от своего падения, то погибнет. Подай ему руку, пусть услышит от тебя весть о прощении, чтобы восстать и укрепиться ему в надежде быть принятым, когда обратится к милосердому Господу».
Эти-то слова, возлюбленные мои, невидимо начертывались в духе моем после того страха и ужаса, который нападал на меня по причине грехов моих. И хорошо я делал, что извел на среду покаяние, которое от немощного сердца моего отгнало скорбь и беспечность. Через это, возлюбленные мои, и всем собратиям моим грешникам указал я средство к утешению, к утверждению себя в уповании и к обращению.
Благословен Благий и Милостивый, Который радуется о нас, если приносим покаяние; без укоризны и с радостью приемлет Он нас по любви Своей! Благословен Благий, у Которого дверь отверста и добрым и злым, чтобы входили в нее, Который и злым, если обращаются они, не затворяет двери благости Своей! Благословен Дарующий всякому средство, чтобы все приобрели наследие Царства: праведники – добрыми делами, грешники – покаянием! Благословен Предавший Себя на смерть и поругание за грешников, Претерпевший крестный позор, чтобы грешникам даровать жизнь! Благословен Сотворивший нас по милосердию Своему и Снисшедший спасти нас Крестом и паки имеющий прийти, чтобы воскресить нас в великий день пришествия Своего! Сподоби меня, Благий, по благости Твоей узреть щедроты Твои в день Суда и вместе с праведниками воспевать Тебе хвалу во веки веков!