Из той казанской рок-клубовской тусовки Швачко перебрался в Москву одним из первых. «В столицу меня в 1992-м вытащил саунд-продюсер Язнур Гарипов, приехавший туда чуть раньше, – говорит Макс. – Он устроил меня администратором к Маше Распутиной. Её тогдашний муж и директор Володя Ермаков как-то сказал мне: „Говорят, артистам стали давать бабки за альбомы“. В этот момент в России как раз приняли закон, по французской модели, об авторских и смежных правах. А Распутина записала новый альбом „Синий понедельничек“, который сводил Язнур. Володя предложил: „Можешь объехать с нашим альбомом все дистрибуторские компании и продать его?“ В ходе „показов“ альбома я натолкнулся на Виталия Белякова – президента „Студии „Союз““, который понравился мне своим деловым подходом. Мы быстро договорились, он попросил у меня доверенность, обсудили детали сделки. И поинтересовался: сам-то чем занимаешься? Стал ему рассказывать, показал кассеты нашей группы „Росика“, с хорошей полиграфией, двусторонним вкладышем. Футболку подарил. У нас и мерч тогда был на высоте. Он удивился: „Ни хрена себе, мы и то худшего качества кассеты выпускаем“. А затем предложил: „Давай ко мне в „Союз“, будешь контракты заключать“. И я вписался в дело.
„Союз“ на том этапе имел несколько торговых „кустов“, где реализовывались аудиокассеты. У метро „Новослободская“, у „Таганской“… В каждом „кусте“ – по 5–6 палаток. А вдали от центра города, на улице Азовской, находился наш склад с большой комнатой, в которой стояли магнитофоны, синхронно записывавшие новые кассеты. Нажимаешь одну кнопку – пишется первая сторона сразу на сотне кассет. Затем оператор их переворачивал и писал вторую сторону.
Поначалу мы были только кассетной фирмой, но кассеты выпускали классные, заказывали их в Турции у компании RAКS. Перевозили грузовиками. В одной фуре 240 тысяч штук. Шёл такой заказ до Москвы две недели. Вокруг нас монстры действовали: „Мороз рекордс“, „Гала рекордс“… Они уже компакт-диски издавали, каталоги свои составляли. Серьезные ребята. А мы подписывали множество контрактов именно на кассетную дистрибуцию. Раздували свои склады и отличались от других тем, что очень серьёзно занимались рекламой. Первыми стали осваивать инфоспонсорство, договаривались с радиостанциями, газетами. А параллельно заключали контракты с артистами. Первый договор я подписал с Владимиром Кузьминым, на два альбома. Их, например, „Радио 101“ активно продвигало».
«Студия Союз» (часть концерна «Союз»), основанная в 1988 году, старейший и один из самых узнаваемых лейблов звукозаписи России. За десятилетия своего существования выпустил более 1200 наименований музыкальной продукции. Особую известность получили «союзовские» номерные сборники популярной музыки, издающиеся с 1991 года по настоящее время. В 1992 году у «Союза» уже появились своя тон-студия и фирменный магазин на Арбате. В концерне возникли дочерние лейблы – \ \\ «Инди Рекордс», «Электрик Рекордс», Metal, «Танцевальный рай» и другие.
«Студия Союз» первой в отечественном рекорд-бизнесе наладила разработку собственного дизайна обложек кассет и дисков, занялась выпуском CD (производство в Швеции) и DVD на российском рынке. Первым из отечественных рекорд-лейблов профессионально включилась в организацию концертов и продюсирование артистов.
«Постепенно приходило понимание того, что такое рекорд-лейбл, – продолжает Швачко. – Как-то мы с Беляковым приехали к владельцу Polygram Russia Борису Зосимову. В его офисе я увидел табличку A amp;R. Спрашиваю: это что? Зосимов пояснил: отдел артистов и репертуара. Ага, думаю, нам такой надо».
Макс, естественно, сразу вспомнил о своём казанском, школьном и рок-клубовском, окружении. В частности, о деятельной «панкушке» Алёне, чья продюсерская активность уже перерастала масштабы её родного города. «Наш центр „А + А“, наверное, раньше всех стал привозить в Казань новых российских поп-звезд, таких как Валерия или Леонид Агутин, – говорит Алёна. – Увидев по телевизору выступление Агутина на конкурсе в Юрмале, где он занял первое место, мы решили не просто позвать его к нам на одно выступление, а устроить ему тур по Татарстану: Казань, Набережные Челны, Нижнекамск… Когда Лёня приехал в Казань и мы познакомились, я ни с того ни с сего сказала: знаешь, скоро мы с тобой в Москве увидимся. Хотя никаких перспектив переезда в столицу у меня ещё не просматривалось. А несколько месяцев спустя Агутин появился со своим альбомом в московском офисе студии „Союз“, увидел там меня и чуть с ума не сошёл! Спросил: „Ты что, знала?“ Нет, говорю, не знала. Но так загадала.
Когда Макс Швачко волшебным образом оказался одним из руководителей „Союза“, ему понадобились там „свои люди“. Во время небольшого отпуска я приехала в столицу, и Макс предложил встретиться. Он с горящими глазами рассказал, как они в „Союзе“ сделали первую кассету с вкладышем – альбом Тани Булановой „Странная встреча“. Показал этот альбом, и его оформление меня потрясло. Макс объяснил, что намечается дичайший прорыв, теперь „Союз“ все кассетные альбомы будет выпускать в таком виде. Тут же предложил: „Не хочешь всё бросить в Казани и перейти к нам?“ А мне в Казани действительно становилось скучно. Про организацию концертов там я всё знала, закрывать финансовые отчёты – утомило… Жалела лишь о своём рок-клубе. Хотя уже не удавалось уделять ему достаточно внимания, им в большей степени занималась моя заместительница. Клуб потихоньку затухал. Да и времена изменились. Нужда в подобных местах исчезла.
Всю отпускную московскую неделю приходила тогда к Максу в „Союз“, просто по-дружески ему помогала с утра до вечера. Очень заинтересовалась такой работой и к моменту возвращения в Казань не сомневалась, что хочу продолжать этим заниматься. Дома буквально за три дня приняла решение, уволилась из института, убедила родителей в том, что поступаю правильно, собрала вещи и уехала обратно Москву. А там обнаружила, что раньше смотрела на мир сквозь розовые очки. Оказалась в чужом городе, без привычной поддержки родных и друзей. Рассчитывать могла только на себя.
Моя стартовая зарплата в „Союзе“ составляла 50 долларов. Съёмное жилье в Москве в такую сумму не вписывалось. Поначалу нелегально поселилась у своей подруги в общаге института культуры на Левобережной, откуда добираться в „союзовский“ офис на „Курской“ совсем не близко. В общежитие попадала с трудом: то проскакивала под турникетом-вертушкой, то влезала через окно, поскольку вахтёры меня регулярно ловили и буквально выпихивали на улицу. Кроме того, студенты в общаге вели такую весёлую ночную жизнь с пьянками-гулянками, что выспаться там я совершенно не могла. На меня же обрушился вал новой работы, обязанностей. Режим был дико напряжённый. К вечеру очень уставала, приезжала в общежитие, а там только жизнь в это время начиналась. Месяца два продержалась и почувствовала, что дальше так невозможно. Но тут мне как раз повысили зарплату до 100 долларов. За 50 в месяц сняла достаточно чистенькую, закрывавшуюся на ключ комнату в коммуналке, в доме, торцом выходящем на Садовое кольцо, вблизи от офиса „Союза“. Правда, в доме том отсутствовала горячая вода. В душ ходила в общественную баню. Зато в моей комнате имелся электрический чайник, что важно, поскольку появляться на общей кухне опасалась. Там бегали крысы и гудели соседи-алкоголики. Соседей в квартире было трое.
Прожила там больше года и, в общем-то, научилась абстрагироваться от этой коммунальной атмосферы. Возвращалась с работы за полночь, оловянным солдатиком падала на кровать, несколько часов спала и опять шла в офис, до которого было пять минут ходьбы. Но в одну прекрасную ночь только уснула, как соседи устроили такую разборку друг с другом, что другие соседи вызвали ОМОН, который ворвался в квартиру и зачем-то выломал дверь и в мою комнату. Спросонья с трудом поняла, что происходит, почему вокруг меня стоят люди в милицейской форме, с дубинками. Наутро пришла к Максу со словами: „Всё, там я больше оставаться не могу“. Он увеличил мою зарплату до 150 долларов, и за сотню в месяц я сняла в доме на Большой Коммунистической улице свою первую отдельную квартиру. Она, конечно, стала тусовочным местом. Там у меня проводили вечера многие музыканты. Группа „А-Студио“ варила на кухне плов, с ней приходил Арман Давлетьяров, будущий гендиректор телеканала „Муз-ТВ“, часто бывали друзья-коллеги из „Союза“».
До 24 июня 1992 года в России официальный курс доллара держался на рекордно низком уровне: 56 копеек за доллар. Но произвести обмен по такому курсу было нереально. А с 1 июля 1992 года официальный валютный курс стал соответствовать реальной ситуации на рынке. Доллар сразу подорожал до 125 рублей. Через полгода – уже до 415 рублей, ещё через несколько месяцев за него давали полторы тысячи. Эта геометрическая прогрессия быстро привела к деноминации рубля.
В том же 1992-м вышел федеральный закон о приватизации, и в России начал формироваться институт собственности. Средняя цена квадратного метра жилья в Москве балансировала на уровне 500–600 долларов. Довольно скоро она увеличилась вдвое: до 1000–1200 долларов за квадратный метр. Соответственно росли и цены на аренду комнат и квартир в столице. За 50 долларов в месяц отдельные квартиры действительно никто не сдавал.
Московское одиночество Алёны развеялось быстро. Во-первых, активно расширялся круг её общения, во-вторых, с Максом, предложившим ей возглавить «отдел по борьбе с артистами», она стала почти неразлучна (напомню, речь исключительно о дружбе). «Мы буквально день и ночь находились вместе, – рассказывает Швачко. – Работы было столько, что контактировали постоянно. Я жил возле „Курской“, напротив нашего офиса. Алёна – в соседнем доме. Расходились на несколько часов по своим квартирам поспать и снова встречались по работе. У Михайловой как-то сразу стало получаться. Во многом – благодаря её потрясающей эмпатии. Мне всегда казалось, что в музыке она понимает не много, но так собирает и организует людей вокруг себя, что безошибочно определяет хиты. Не лично определяет, а как бы точно считывает реакцию окружающих. Никогда не указывал ей: „Послушай вот это и то“. Говорил: „Тут новый материал, изучи“. И она изучала, оценивала его перспективность.
С появлением Алёны в „Союзе“ я передал ей контакты всех артистов, с которыми уже сотрудничал, и пояснил: „Теперь общаться с ними будешь ты“. С тем же Кузьминым, с Пресняковым и другими. И опять сработали располагающие свойства её характера. Она моментально со всеми музыкантами подружилась. Никто из них, наверное, сейчас не помнит меня, но все знают её и продолжают с ней общаться».
«А меня в „Союз“ позвала Алёна, – говорит Васьков. – Я уже не играл в „Ангелах и демонах“. Работал в Казани ведущим на радио и ТВ. В общем-то, был достаточно востребован, имел сразу три места работы. Но стало скучно. Периодически выбирался в Москву – снимать интервью с популярными артистами. Как-то повстречал Алёну, и она сказала: „Чего ты там сидишь? Перебирайся к нам, у нас тут всё кипит“».
«„Союз“ тогда являлся фантастически прогрессивной, не похожей ни на кого компанией, – говорит Михайлова. – Мы опережали всех за счёт собственной молодости и настырности „лимитчиков“. Москвичкой в нашем штате была лишь бухгалтерша. Остальные „союзовские“ сотрудники приехали из провинции покорять и „рвать“ столицу. Помню, заходил к нам Серёга Мазаев и смеялся: „Только в Казани избавились от местной мафии, как тут, в Москве, своя казанская мафия образовалась“. Мы тогда внимательно прочитали знаменитую книгу Дональда Пассмана „Всё, что вам нужно знать о музыкальном бизнесе“ (её потом, по сути, переписал Иосиф Пригожин и выпустил под своим именем) и учились у американских коллег, как действовать. Первыми создали в своей компании большой дизайнерский отдел, где собрались талантливые ребята, разрабатывавшие оформление вкладышей альбомов наших артистов, их рекламный имидж. Постепенно стали выпускать коллекционные издания. В какой-то момент поняли, что нужно подписывать с исполнителями юридические контракты. Поначалу этими нюансами приходилось заниматься мне, но после нескольких накладок сформировали свою отдельную юридическую службу.
Да, я училась на собственных ошибках. Например, однажды в „Союз“ обратился Аркадий Укупник. За пару недель до своего кремлёвского сольника ему захотелось выпустить сборник собственных песен на CD („Союз“ тогда уже и компакт-дисками занимался). Он принёс фонограммы, сказал, что со всеми исполнителями договорился. Мы умудрились всё сделать в срок, а через день после выхода сборника к нам прилетели несколько факсов с претензиями от фирм, владевших правами на записи. Так я узнала, что значит быть правообладателем.
В другой раз пришёл Александр Файфман, тогда уже, несмотря на молодость, являвшийся заметной персоной в российском шоу-бизнесе. Сказал, что „генералы попросили“ его срочно и красиво издать пластинку Людмилы Зыкиной. Мы придумали интересный дизайн диска, стремились к максимальному качеству, Файфман тоже участвовал в рабочем процессе. Но после того как тираж передали заказчикам, Александр появился в нашем офисе с зелёным лицом. На заводе в Швеции, где мы выпускали свою продукцию, русского языка никто не знал, и „мастер“ альбома Зыкиной перепутали с записью шансонной певицы Каролины. Конечно, весь тираж вскоре перепечатали правильно, но поскольку при заказе звучало слово „генералы“, мы были изрядно напуганы.