Ангелина:
Я сидела за столом, плотно ужинала и радовалась, что в этом мире есть магия. Всемогущая, наверное, да. Иначе ничто другое не смогло бы спасти моего муженька от инсульта.
Как он смотрел на меня, когда я шла. С каким выражением. О, его глаза! Они многое могли бы рассказать о своем владельце. Как минимум то, что у него давно не было постельных игр. И он с удовольствием заменил бы стол на постель, закрылся бы со мной где-нибудь и постарался показать, на что он способен и какой он крутой мужчина.
Я мысленно хмыкала, но продолжала тщательно играть свою роль. Надо же было показать этому умнику, что не все так просто в его жизни. И дальше просто не будет. Сложно будет, угу. С такой-то женой. А нефиг грешить было.
Я-то вела относительно праведный образ жизни. Потому меня и вознаградили подобным изобилием. А вот кое-кто много грешил. Потому его и наказали. Мной.
Свекры подробно расспрашивали меня о Земле, моей жизни там, да обо всем. Им, в отличие от муженька, действительно было интересно.
И я рассказывала. Мне не жалко было.
Мы говорили и о политике, и о культуре, и о технологиях. В последних я, конечно, не особо разбиралась. Но кое-что все же рассказала.
И ужин вместо обычных тридцати-сорока минут продлился больше двух часов.
Из-за стола мы встали поздно по местным меркам, часов в девять – в полдесятого. Правильные граждане в это время развлекаются в постели со второй половиной. А вот неправильные, типа нас, ведут разговоры о том, что было когда-то.
И потому, когда дражайший муженек вызывался проводить меня в спальню, я ни минуты не удивилась. Ну, пусть проводит. Не уверена, что ему что-то обломится. Посмотрю на его поведение.
Думаю, его родители пришли к тому же выводу, потому что многозначительно так переглянулись. Как будто решали, не пора ли отбывать на отдых в жаркие страны. А то вдруг их ненаглядный сынуля расстроится, разрушит жилище. И ночевать резко станет негде.
Мне отбывать было некуда. И я шла в спальню, заранее настраиваясь на боевой лад.
Дошли молча. Так же молча перешагнули порог. Дверь закрылась. Ну и?
– Раздевайся! – последовал приказ.
– Зачем? – прикинулась я дурой.
Тихий отчетливый рык меня не впечатлил.
– Вы нимб хотите? – уточнила я, не делая попыток к отступлению. – Так скажите, я сделаю. Вам понравится, я обещаю.
Что такое «нимб» муж, полагаю, не знал. Раз уж у них тут ангелов не водилось. Но о том, что ничего хорошего от меня ждать не стОит, догадался сразу же.
И в глазах его я прочла: «Стерва!»
Себастьян:
– Ты – моя жена! – напомнил я этой… дуре. – У нас сегодня первая брачная ночь!
– Счастье-то какое, – ухмыльнулась она, ничуть не боясь меня. Похоже, чувство страха вообще не было ей свойственно. – И что? Вы считаете это достойным поводом, чтобы приказывать жене раздеваться? Вы точно не кобылу на случку ведете? Или что там с ней делают? А как же любовь, нежность, забота? Поцелуи, в конце концов? Или сделал дело и ушел?
Она трещала, как сорока. Я перестал улавливать смысл уже на пятом предложении. Нет, я знал, что особи женского пола любой расы бывают говорливы. Но не настолько же!
У меня начала лопаться голова от всех этих фраз, постоянно выстреливавших в меня! Я практически сходил с ума от услышанного! Какой там смысл! Тут уже не до него!
Не помню, как я оказался вне дома, как обернулся и драконом принялся рассекать небо.
Очнулся, летая под облаками. Из носа валил пар пополам с огнем.
Я все-таки потерял контроль над своим телом. И отец об этом узнает! Обязательно узнает! Слуги ему доложат! И я опозорюсь на весь свет!
А причина моего позора сейчас спит! Вместо того чтобы развлекаться со мной в постели, она выгнала меня, своего мужа перед богами!
Не знаю, как долго я летал. Вернулся на землю и повторно обернулся, только когда понял, что успокоился. Условно, конечно, успокоился. Я по-прежнему готов был разорвать голыми руками эту дуру! Но, по крайней мере, сейчас я себя полностью контролировал! И не пытался разрушить свое жилище!
Я обернулся человеком на заднем дворе. Тусклого света трех факелов, чадивших на стенах, было не достаточно, чтобы разглядеть фигуру в ночи. Но я уловил хорошо знакомый запах и тяжело вздохнул.
– Отец! – позвал я.
Он вышел из темноты, встал на небольшое пятнышко света, хмурый, недовольный и чересчур сосредоточенный.
– Нам надо поговорить, сын, – категорично заявил он. – Сейчас же!
Аршаранарах ронтшартан горшаран! О чем, ну о чем можно говорить поздней ночью?! И почему это не терпит до утра?!