Тихон
В какой момент все вдруг пошло не так?!
По плану было: постебаться над мелкой задирой, дать понять, что это неправильно – садиться в машину к незнакомым дяденькам, оттаскать ее за уши, а потом уложить спать. Чтобы утром она проснулась просветленной, одухотворенной и слегка испуганной. И больше никогда не лезла ни в какие авантюры.
Если держаться плана, то всегда все получается. Всегда. Везде. В любом случае!
Тогда какого хрена Туз, который Тихон Туземцев, застыл со стояком в штанах и прислушивается к дыханию почти раздетой девчонки?
И делает это без всякой пользы. Потому что дыхания нет! Она на грани обморока, кажется, застыла. Потому что ее классная попка тоже отлично чувствует этот стояк!
И совсем не норовит к нему прижаться, потереться, что-то еще там полезное сделать…
– Эй, ты живая там? – С таким голосом можно ходить на медведя – рыкнешь разок, и бурый сбежит, к хренам. Сиплый, хриплый, будто всю ночь в караоке орал, заливая песни чем-то очень крепким.
– Умгу… – Она, кстати, тоже слегка охрипла. Перемялась с ноги на ногу. Уже хорошо – рефлексы есть, с земли без сознания подбирать не придется.
Как-то нет желания измываться над бездыханным телом, а вот над живым попотеть – очень даже хотелось бы. Просто дикое желание стянуть с нее последние остатки шмоток и уложить горизонтально.
– Что будем делать? Наряжаться? – Немного совладал с хрипом, рвущимся из глотки вместо человеческого звука. Зашептал в ушко, такое маленькое и тонкое, что можно съесть его одним махом. Но лучше лизнуть языком… и насладиться тем, как она снова вздрагивает. И отнюдь не от страха! – Или пропустим этот этап, сразу перейдем к следующему?
И пальцами вниз по бокам ей, по ребрам, заставляя снова замирать и вздрагивать. Жесть. Давно меня так мощно не накрывало, да еще вот так – резко, одним махом. Это все грудь ее, полная, остро поднявшаяся под тонким кружевным бельем – красным, под цвет давно снятого платья.
– Нет уж. Давай все по порядку делать.
Девчонка пришла в себя. Заговорила голосом Стефании. И даже, гляди-ка ты, развернулась, голову задрала!
Острым подбородком почти поцарапала мне мышцы. Воинственная такая…
– Тогда держи. Или сама не справишься?
– Если хочешь снимать, то сам и надевай тогда. – И руки вверх подняла, не понимая, что грудь еще больше демонстрирует. И снова заставляет кровь отлить от головы, устремиться туда, куда совсем сейчас не надо бы!
– Ок. Давай, посмотрим, что из этого выйдет…
Как назло, сетка запуталась в волосах, наделась на нее не сразу. Стефания долго покорно ждала, пока я справлюсь… Потом психанула и надела ее сама.
– Будешь должен.
– Вот как? Ты не заигралась?
– Нет. Такая услуга не обсуждалась. Делаю в долг.
– Если ты глянешь в зеркало, то поймешь, что это я с тебя должен что-то взять. За муки при просмотре…
Ну, только дурак мог додуматься, что красивую женщину стоит уродовать лишним тряпьем. Зачем эти нитки, перья, какие-то перевязочки? Не прячут ничего, не делают ее менее голой.
– Тебе нужен психиатр!
Зато мы разрядили обстановку. Какой стояк выдержит, если его хозяина искренне зовут дураком? Правильно, только у дурака и выдержит. А я себя дураком не считаю.
– Само собой. Нормальный человек с тобою разве связался бы? Ни за что.
– Ты маньяк, все-таки? Да?
– А ты рада, что наконец-то нашла того, кого искала?
Слова, конечно, дело хорошее… Особенно, когда скучаешь… Но когда в твоих руках стоит молодое красивое тело и снова рыпается, в попытке ударить ногой… Можно и взаправду стать маньяком – тем самым, озабоченным.
– Ты постоянно ищешь повод, чтобы меня унизить и оскорбить! Кому такое понравится?
– Господи. Тебе эта тряпка не по размеру, не по фасону, не по стилю. Не знаю, как это правильно.
Подбородочек немного опустился, стал не таким воинственным. Бровки чуточку разошлись от переносицы.
– В общем, ты выглядишь по принципу: обнять и плакать. Как будто нацепила последнее, что было в доме, и теперь из него вываливаешься.
– Очень хорошо. Значит, можно не снимать.
– Прямо домой отправишься в этом? – Представил себе Стефанию, идущую по улице в таком прикиде… Звездец. День жестянщика обеспечен всему кварталу, а еще куча свернутых шей и подбитых глаз…
– Ну, раз так я не привлеку ничье внимание… Лучше, конечно, в этом, а не в слишком ярком красном платье…
Говорит своим ртом одно, а глазами – совсем другое. Почему-то смотрит на мои губы, а свои облизывает… Кажется, даже не понимает, как это выглядит. Как будто ей тоже очень хочется… чего-то.
– Конечно, не привлечешь. Если успеешь сдаться санитарам до того, как тебя менты примут.
– Ну, тогда я лучше сразу выйду, хорошо? Прямо сейчас? Выпустишь? – И снова облизывается, и смотрит с прищуром из-под тяжелых век.
– Да. Выпущу. Только утрясем с тобой пару моментов…
Губы у нее – реально сухие. Даже трещинки видны – до того пухлые, красные, что кожа не выдерживает этой полноты. Но вкусные до ужаса. Можно облизывать их бесконечно.
– Ммм… Что ты делаешь? – Затрясла головой, типа пытаясь вывернуться. А телом льнет, все плотнее и плотнее, и руками по бокам обхватывает, держится… Пальцы вверх по спине поползли, приятно так, что дух захватывает, в горле сохнет от потребности продолжить. – Отпусти! Об этом не было речи!
– Не надоело падать за вечер? – Оторвался от губ, неподатливых, плохо слушающих хозяйку, прихватил кусочек кожи на шее. Слизнул капельку испарины. – Отпущу – снова брякнешься. Оно мне надо, с пола тебя подбирать?
– Могу поваляться. Подбирать не обязательно. – А сама встает на цыпочки, тянется навстречу, подставляет мне плечи.
– В моем доме падшие женщины ни к чему. Нужны лежащие в правильных местах…
Надоело топтаться на одном месте и держать ее, чтобы реально не свалилась. Руки чешутся, чтобы как следует облапать ее всю.
– Я тут поваляюсь, а потом уйду, куда надо.
И трется всем телом. Говорит одно, а делает – все прямо наоборот.
– Тебе упрямство не жмет? Жить не мешает?
Задрал ей сетку повыше, чтобы не стесняла движений, обхватил за бедра и поднял. Потащил в спальню. В гостиной диваны удобные, мягкие… Но кровать надежнее – точно не свалимся и не поломаем.
– У тебя в штанах что-то жмет. Так сильно, что на мозги давит.
– Ща снимем штаны, и станет все нормально.
Почему-то идея со штанами заставила ее замолкнуть. Наступившая тишина показалась даже странной немного. За несколько часов уже успел привыкнуть, что Стефания не замолкает, ни на секунду. И – вот.
– Не надо снимать штаны. Мне так больше нравится.
Ах, вот оно что. Это она всю дорогу до спальни думала над рацпредложением.
– Ты должна увидеть мои боксеры. Просто обязана. Кто еще заценит их стиль и изящество?
Белые простыни. Девушка, на них лежащая. Волосы разметались по подушке, когда она падала. Губы яркие, искусанные, припухшие. Шальные глаза – такие, какие надо. Самый вкус и смак.
Лишнее в этом натюрморте – безвкусная черная сетка, которая только все портит и мешает.
– Давай так: я снимаю брюки, а ты – свой шикарный вечерний наряд.
– Будем мериться трусами? Ты этого хочешь? Поверь, я тебя сделаю на раз!
Это она зря, конечно, предложила. Очень зря.
– Стеф, из тебя хреновая куртизанка выходит, честно.
Обиделась. Поднялась, уселась, колени к себе подгребла. Все настроение сбила, и мне, и себе.
– Отчего это?
– Ну, я уже себе представил, как мы сидим голые, с блокнотами, и ставим оценки оценки по разным пунктам. Где страсть, где огонь, где вот это вот все, скажи?
Свалился с ней рядом. Если она думает, что смутит и собьет с настроя… Пусть думает, мне оно не мешает. Главное, что никуда не денется с этой подводной лодки.
– Я предупреждала, что тебе не понравится. И что в постели я – полное бревно. Так что, давай заканчивать эти игры, я пойду спать, а завтра ты меня доставишь домой.
– Нет уж. Раз предложила соревнование – давай, действуй. Не включай заднюю…
Одна бровь пошевелилась на ее лице. Презрительно так. Потом – другая. Кажется, смог взять ее на понт…
Медленно, очень медленно, почти печально, Стеф приподнялась, поползла к краю кровати.
Предвкушение завело. Да так, что все предыдущее показалось детской игрой. Стриптиз – обычное дело, пусть и красивое, и приятное… Только не в исполнении Стефы. Она еще даже не начала, а меня торкает, как малолетку.
С постели спустилась одна изящная нога, потом – вторая. Над ними приподнялась восхитительная попка. Руки взбили волосы, растрепали их, распустили по спине… Густая копна, шелковистая, спрятала позвоночник до середины…
Густая слюна собралась на языке, чуть не закапала с клыков, так мне все это нравилось.
– Музыку включить? Для настроения?
Хрен его знает, где бы я ее взял сейчас, эту музыку, – все пульты от системы далеко, телефон в гостиной остался.
– Можешь постучать зубами в такт, задать ритм. Этого хватит.
– Стеф, я тебе могу поорать «Оле-оле-оле», как болельщик. Только не затягивай процесс. Нам еще поспать бы надо успеть, а таким темпами и к утру не ляжем!
Короткий взгляд через плечо. С этаким прищуром, многообещающим… Роковая женщина, блин, иначе не назовешь. Но почему-то в Стефином исполнении это как-то смешно и неправильно.
Но раз ей так хочется – пусть играет. Мне жалко, что ли? Главное, пусть разденется уже!
И, ты ж погляди, какая смелая: легким движением руки она стянула свои трусики, прямо из-под комбинации… Зажала в кулачке, гордо выпрямив спину, так и не обернувшись ко мне.
– Я как-то не заметил, что теперь изменилось.
Стринги и до этого не сильно были видны на ягодицах. И их исчезновение ничего не изменило… Если не считать того, как кровь меня стукнула по голове. Аж в ушах зазвенело.
– Старость – не радость. Могу подсказать упражнения на развитее внимания. Очень помогают от возрастных проблем с мозгом. Тебе они точно пригодятся.
А сама стоит, оглядывается по сторонам. Хорохорится, держит спину прямо, а плечи вздрагивают. Боится? Стесняется? Жалеет, что разделась?
Стриптиз вышел очень коротким. Самым коротким представлением на моей памяти. Но я не гордый, я могу и помочь женщине, благо, опыта хватает, и времени – вагон.
Подполз к ней сзади. Притянул, поставив между своих колен.
– Отдай. Это тебе больше не понадобится…
Маленький кулачок послушно разжался. Тонкий клочок кружева остался в моей ладони.
– Понадобится. Мне домой нужно в чем-то возвращаться!
Ты глянь-ка! Передумала… Женщины – такие женщины.
– Я тебе свои дам. Новые, ни разу не надевал. Потом выберешь любую упаковку.
Мне, конечно, ни к чему не сдались чужие красные веревочки, и хранить их как память не собирался. Но не сейчас же их натягивать обратно, на самом-то интересном месте?
– Я в них утону!
– Зато не замерзнешь.
Под разговор с особым кайфом поглаживал ей коленки и бедра. Хотелось уже тискать сильнее, надежнее, без ограничений… Но оставался риск, что получу какой-нибудь из коленок по морде… А оно мне, такое, надо?
– Зануда. – Она попыталась вывернуться из рук.
– Заботливый. – Притянул обратно.
– Маньяк. – Притворилась, что не замечает, как мои пальцы подобрались к ягодицам. Смяли их несильно… И все равно заставили ее ежиться, ахать, прикрывать глаза.
– Зато сексуальный.
– Тебя обманули. – А сама уже руками упирается мне в плечи, чтобы на ногах удержаться.
– А мне нравится в это верить. – Усадил ее верхом на себя. Заставил прижаться к паху и потереться.
С удовольствием наблюдал, как ее глаза опять закатываются. Как бы ни противилась, а ей весь процесс по кайфу!
И уже ни слова против не сказала, когда с нее стягивал остатки одежды. Молча и послушно поднимала руки, позволяя себя раздеть. Коротко и тяжело вздохнула, когда грудь улеглась в мои ладони, – тяжелая, плотная, упругая грудь с острыми темными вершинками…
Не удержался, чтобы не попробовать каждую…
– Ммм, симметрично…
– Что? – Совсем сбитая с толку, она еще пыталась поддержать разговор.
– Одинаково вкусные, говорю…
Пальцами пробежался по позвоночнику, вбирая в себя ее легкую дрожь, разбегающуся от каждой тронутой косточки. С трудом держался, чтобы сразу не уронить на простыни, не подмять под себя… С ней такое не прокатит.
– Некрасиво разговаривать с набитым ртом.
Да, не прокатит. Будет еще каждое движение критиковать. Рано ее ронять, ой, как рано…