– Вот смотри, – произнес Тихон, – сейчас я тебе, Архип, покажу разницу между верой и знанием.
Он протянул Архипу сомкнутую в кулак ладонь, костяшками вверх. А кулак был и вовсе кулачок, отнюдь не кулачище мордоворота с ринга. Угрозы такое костно-мышечное сооружение не представляло из себя никакой, разве что смеху ради.
– И? – задал свой любимый коучинговый вопрос Архип.
– И вот ответь мне, – сказал Тихон, – веришь ли ты, что у меня в руке монетка?
Архип перенес взгляд с кулака Тихона на его светлый лик. Тихон улыбался, глаза яркие такие были, чистые, ибо «Шипр» куда лучше зашел ввечеру, нежели «Огни Москвы». Не было в таких глазах подвоха, и быть не могло.
– Конечно, верю, – твердо произнес Архип.
– Почему? – удивился Тихон.
– Потому что ты хороший человек, – объяснил Архип, – ты же не станешь меня обманывать? Ты ж меня любишь.
Не разжимая руки, Тихон почесал ею бороденку. Потом тяжко вздохнул, будто с ребеночком бестолковым имеет дело, и сказал:
– Спасибо, конечно, тебе. Но вот давай от моих несомненных качеств абстрагируемся, и попробуем объективно. Ты ведь, на самом деле, не только в том не уверен, что сейчас в кулаке монетка, но даже в том, что она у меня вообще есть. Кроме того, это может быть не монета, а… э-э, пуговица там, или конфетка. Разве не так?
Архип призадумался, что было видно по невесть откуда взявшимся морщинам на его лобике. Морщины добавляли извилин коре головного мозга, увеличивая мыслительные способности Архипа. Опускаясь мясистыми шторками на третий глаз, они отражали взор интеллекта внутрь, растворяя всё заскорузлое и высвечивая то, что в тени.
Отзадумавшись, Архип вернулся в мир и сказал:
– В принципе, ты прав, Тихон. Я, конечно, не знаю, есть ли у тебя что в руке. Но я верю, потому что…
– Потому что тебе сказали, что я есть любовь, – продолжил Тихон, – и у меня для тебя что-то есть. Так?
– Ну-у, – промямлил Архип, – в первом приближении где-то так. В очень первом.
– А вот теперь погляди! – воскликнул Тихон.
Он засунул руку в карман, достал оттуда мелкую денежку в виде настоящей монетки, демонстративно положил ее на ладошку, и ладошку сжал в кулачок. Сию конструкцию он и протянул Архипу.
– Скажи, Архип, – сказал Тихон, – ты знаешь, что у меня в кулаке монетка?
– Знаю, если это не фокус, – ответил Архип, – у тебя монетка.
– Вот, – назидательно молвил Тихон, – это и есть разница между верой и знанием. Вера, брат, это фальшивка, иллюзия, она-то как раз и есть фокус.
Вид у Тихона при этом был такой, будто он только что объяснил товарищу суть мироздания. Испугавшись за него, Архип решил, что таковую горделивую надменность следует решительно купировать, спасения души Тихона ради.
– А ну-ка повернись! – скомандовал Архип, и Тихон, неожиданно взятый на рывок, и не успевший подумать, послушно поворотился к миру передом, к другу задом.
– Вот скажи, Тихон, – вопросил Архип, – я тебе сейчас дам пинка, или не дам? Ты веришь, или знаешь?
Тихон посмотрел перед собой. Там была явно проезжая часть, самодвижущиеся повозки пролетали стремглав, некоторые из них были уж очень большими, неприветливыми для контакта. Да и сам асфальт не внушал расположения, не влёк ласковой теплотой возможного прикосновения, скорее наоборот – обещал грубость и жесткий холод. В такой ситуации не хотелось Тихону получить от Архипа пинка.
Он обернулся.
– Э? – спросил Архип, – так веришь, или знаешь?
– Я тут ещё могу наскрести, – мудро сказал Тихон, имея в виду легкую карманную мелочь, – на «Тройной» хватит, пожалуй.
– Откупился, – констатировал Архип, – свечку поставил. Ну и ладно, ну и хрен с тобой. Ты же мне друг, уж хоть это я точно знаю.