Быть может, тебя я еще не люблю,
Но вижу черты, любимые мне,
Стальные глаза, что мечтой я ловлю,
И эти черты я вижу в тебе.
Но нет! На него ты ни в чем не похож,
Что было давно – то забыла сама…
Это виденье – иль призрак, иль дрожь.
Злая судьба не приходит одна.
–Он не мертвец, он лишь прошлого призрак,
Но тенью своею тебя заградя,
Все он разрушит и сердце погубит,
Он уничтожит тебя и меня.
Не сердись и прости.
Я и сам понимаю,
Что на этом пути
Я тебя потеряю,
Что исчезнет весь мир,
И сожмется он в точку,
И на память не даст
Мне ни листочка.
Мне другая и жизнь –
И другая дорога! –
От судьбы не уйти,
И осталось немного…
Ты и сам все поймешь,
Подрастешь, мой братишка,
Ты меня не проси –
Я тебя не услышу…
***
Образ на стене,
Пляски на ковре,
От музыки звенящий хрусталь,
В пятнах отражений печаль…
Раззаветная даль!!!
И на закате каждого промученного дня
Я предчувствую тебя…
Сентябрь. Я вхожу в учительскую – ты мне навстречу… И как охапкой роз в лицо, как волной по глазам…, и я вроде иду дальше, шагают ноги, но душа цепенеет, удивляется, созерцает, хватается за отпечаток образа твоего, она уже обрела стержень и взмывает в сферу блаженства, отнятого богами во имя испытаний. Они позади – я вижу свет в конце туннеля… Я ухожу, я беру тебя с собой… Я стала сразу такой сильной, властвующей, торжествующей. Я иду туда, где ты, и становлюсь перед твоими глазами. Смотри! Ты, кажется, меня не видел. Ты же уничтожил меня красотой своей, я упала в обморок, и ты прошел, не замечая, как вылетаю я из поля твоего зрения… Смотри! Я узнала тебя! Ты меня не узнаёшь? Ты разговариваешь со мной – проходит время – ты уходишь… Ты тоже падаешь в обморок? Твоя душа оцепенела? И тело твое механически уносит ее от меня? Я в голубом костюме, я в самом своем лучшем виде, я в лучшей поре, я в свете успешности… ДА ПОСТОЙ! Я поняла, что ты – моя судьба. Почему ты не идешь за мной следом? Почему ты не отвечаешь мне взаимностью? Я же знаю, что нет у тебя никого в душе, нет никого в твоих глазах, я же вижу, насколько девственен твой взгляд… Где наши объятия? Мы так давно не виделись! Мы вообще никогда еще не виделись! Где слезы радости? … И все криками тебе в спину, немыми криками!..
… Ранили душу, обожгли радостью… Подключился разум – осмысливать… Если судьба – значит, на лицо очевидность, несомненность. А ОН против судьбы? Хотящего судьба приведет, нехотящего притащит, говорят архетипы стоического утешения.
Ты – век, ты – идеал,
Тобой на всех похожа.
И рву я нити по одной,
Чтоб оторвать тебя от сферы той,
К которой то безумно приближаюсь,
То бегу обратно – ввысь – и будто
НАВСЕГДА…
1991 год. Мне семь лет. Сегодня я познакомилась с мальчиком своей мечты, даже больше – с идеалом своего мужчины…
…У него были гладкие светло-русые волосы и серые глаза. Серые и жестокие, как военная сталь, блестящие, как желтые волчьи зрачки перед костром. Такой он был загадочный и недоступный, что я создала из него поэтический образ собственной любви, колючих стрел и солнца, блестящего, как жар на щите. И мой Андрей получил прозвище Аполлон. Я потом сама запуталась и уже не знала, какое имя настоящее: Аполлон…, Андрей… Помню ли, как я его любила? Возможно, что уже и не помню. В памяти осталась лишь электричка и мелькающие мокрые холмы по пути на Кузбасс. Я случайно подняла глаза и увидела прямо перед собой, на соседней скамейке, взрослого парня с русыми волосами и светлыми глазами. Он был так похож на будущего Андрея, которого я никогда не узнаю. Это было то – во всей своей красе! – что я теряла с болью собственника и чувством неизменной ревности; то, во имя чего я облагораживалась и строила лучшие надежды; то, что не отвечало взаимностью, но могло бы ответить и, может быть, ответило бы позже взрослым голосом и взрослым сердцем… Это было именно то – любимое, но брошенное мною… ради другого!
– Я не люблю тебя, – прошептала я.
И слезы внезапной этой утраты расплылись по глазам, измоченным дождем еще не последнего циклона…
Я мечтала, что он будет порядочный, добрый, милый, тихий мальчик, а он всю школу был злой, холодный, ругался матом, не интересовался девочками и мое присутствие за той же самой партой переносил очень плохо. Словом, идеальной была только внешность… Так и остались черты того лица в субъективном восприятии чертами самой последней невозможности, какая только возможна. Я вижу иногда Аполлонов в толпе, но все они кажутся такими холодными и злыми…
***
Я покину эту тайну,
Я забуду ее,
Я небо оставлю
И счастье свое.
Земному земное,
Ты жить не устанешь,
Я буду с тобою,
Как ты и мечтаешь.
Но вот звенит последний звонок, и стихают шаги по лестницам… И наполняется школа тем сладостным детским чувством, когда оставалась я одна в пустых кабинетах… И все это было моё! Потому что моим ничто тогда и не было – ни знания, ни блондин, все не давалось в руки. И жила, не отпуская ни одного неудачного дня, желая исправить все, что было. Об этом думала в пустых кабинетах… И теперь подниму голову и гляжу в спиралями вверх уходящие лестничные пролеты и хочу на четвертый этаж… Дойти до пустого кабинета, где сидишь ты с открытой дверью… И я иду. И ты говоришь: «Заходи». И я запираю дверь, и я понимаю, что все теперь мое… А ты сидишь с чистыми волосами – пушистик в зеленой рубашке, с мокрыми глазами, с платочком в руках, с одним только вопросом: «Зачем ты меня обижаешь?»… А потом разворачиваешь вафли, и вафли крошатся… И понимаю, что могу теперь исправить все на свете…