Глава 110

Мне, конечно, было интересно. И я, конечно, не отказался – ни от испытаний, ни от денег. Мама всегда говорила: нужно совмещать приятное с полезным. Наверное, потому, что денег у нас всегда было мало. И я, кстати, даже не знаю, помогал ли нам отец. Вот ведь… Папа, надеюсь, ты помогал!

В тот же день, опустошив четверть банки варенья и подписав все бумаги об участии в испытаниях, я сидел сначала в гостиничном номере, а потом в ресторане за ужином, и вспоминал этот разговор, кабинет Фридмана, чай, институтские коридоры… Я вообще люблю академические коридоры – со старым скрипящим паркетом, какими-то шкафами, стоящими в коридорах. Стекла в их дверцах, как правило, изнутри забраны белыми или зелеными занавесками. В биологических институтах там обычно стоят какие-нибудь реторты, а в нашем НИИ такие шкафы были забиты старыми отчетами и образцами. Я сам какое-то время в прошлой жизни несколько лет проработал в институте по специальности, и мне все это с той поры мило и приятно. Я вообще люблю науку и ее скрипучие паркеты! Особенно такую сумасшедшую науку, которой занимался математик Фридман. Я даже не знал, что подобное существует…

Какая вообще странная штука – жизнь. Когда-то, чуть ли не сто лет назад, американский левак приехал сюда с маленьким сыном – строить светлое будущее. Принял гражданство. Был репрессирован. Его обиженный на страну сын не простил такого предательства стране и увез, в свою очередь, своего сына-школьника обратно в Америку. Тот вырос, отучился в Америке, встретился с однокашницей по Массачусетскому институту, закрутив с ней шуры-муры. Не сложилось. Уехал с горя в Россию. В которой – совершенно параллельно – тверская девочка, расставшись некогда с мужем и забрав маленького сына, приехала из Твери покорять Москву, которая слезам не верит. Сын вырос, отучился в никак не связанном ни с электроникой, ни с психологией институте, даже поработал по специальности. Женился вовремя, как положено, потом перечеркнул жизнь и оказался в Америке. Где стал вдруг полицейским. После чего убил из пистолета девочку, попал на прием к Джейн из Массачусетского, поехал в Россию хоронить отца, которого не хотел хоронить. И будет теперь под руководством бывшего… хахаля?.. жениха?.. Джейн разговаривать с машиной.

Да, странно завязывается жизнь. Мириады случайностей… Не удивлюсь, если такая же нелепая случайность, которой могло и не быть, развела дороги моего отца и матери. А они не нашли в себе сил преодолеть последствия этой случайности. Я ведь только теперь начинаю понимать в полной мере, насколько я нуждался в отце и вот – был его лишен. После чего загородил пустоту в душе стальным листом неприязни и обиды. А теперь, когда жалость к этим двум несчастным людям, волею судеб оказавшимся моими родителями, уничтожила этот стальной щит, в моей душе оказалась дыра. И что с ней теперь делать? Туда так дует! А у меня и без того дыр полно. Весь простреленный. Входное у меня есть и выходное. На третий год работы в полиции получил. Ленка тогда так переживала. Еще больше поседела…


Утром проснулся, начал собираться в институт к Фридману и вдруг понял, что волнуюсь. Смотрел на себя под жужжание бритвы и мысленно спрашивал сквозь зеркало это знакомое лицо, привычное и сопровождавшее меня всю жизнь, стареющее с годами, почему у меня внутри что-то дрожит. Едва заметно – вот как это зеркало от грохота уличных трамваев. Почему?

Не мог себе ответить.

Как будто на экзамен собираюсь! Хотя экзаменатор-то я! Чего мне опасаться? Мне за болтовню даже деньги будут платить. Будем считать, что устроился на подработку. Ленка, кстати, горячо одобрила мое начинание в утренней почте. В чем я не сомневался. Она понимает меня едва ли не лучше меня самого. Мне нужно занятие. Дело. Всегда. Я им заслоняюсь от самого себя. И вот теперь хоть какое-то дело у меня появилось тут. Несложное. Даже интересное, наверное.

Почему же я волнуюсь?

Опасностей не предвижу. Среди плюсов – деньги и наполнение жизни. Да еще есть дополнительный бонус – если Джейн права, это поможет мне «разобраться в себе», как они, психологи, говорят. Хотя, чего там разбираться – насквозь я прозрачен, одни дыры в душе, все видно – где, как, когда и чем…

Звонок Фридмана застал меня по дороге к метро.

– …забыл сказать, лаборатория у нас не на пятом, где мы вчера сидели, а на третьем. Как приедете, поднимайтесь сразу туда, пропуск временный вам уже выписан на целый месяц, чтобы каждый день с разовыми не валандаться… Как вы настроены?

– Волнуюсь, – признался я.

– Отлично! Как все, значит. Только все почему-то думают – а я разговаривал со многими нашими добровольцами, – что от них потребуются какой-то недюжинный ум или знания, но этого не требуется как раз…

– Я как раз так и не думаю. Наверное, потому, что ни ума, ни знаний у меня нет.

В моем ухе раздался короткий смешок Андрея.

– Все нормально у вас и с тем, и с другим. А то, что у вас волнение, я знаю. Вернее, подозреваю. Только не могу сформулировать, почему. Но это уже по части Джейн. Она у нас специалист в области тонких движений души. И толстых… Кстати, в нашем проекте психологи составляют львиную долю добровольцев! А еще есть домохозяйки, служащие… В общем, люди. И если большинство из них после тестов скажут: там внутри точно человек, с сознанием и мышлением, значит, все у нас получилось, ответ есть и можно двигаться дальше.

– А куда дальше?.. Так. Извините, Андрей, я захожу в метро, сейчас связь прервется.

– Да-да. Здесь договорим!


Как только дверь лифта на третьем этаже распахнулась, передо мной возник улыбающийся Фридман. Такой же, как вчера – черная бородка, залысины, очки и тот же пуловер серый в полоску.

– Я увидел вас в окно, решил встретить. Чтобы вы тут по коридорам не блуждали, – сказал Андрей, увлекая меня за собой.

– Ну, теперь, значит, жизнь удалась!

– Ваш юмор мне импонирует. Джейн говорила, что вы к нему склонны.

– Слушайте, а как все это будет происходить чисто технически, я не очень представляю…

– Сейчас сами увидите, мы пришли.

Фридман толкнул дверь, и мы оказались в небольшой узкой комнате с экраном на стене. Я остановился и обвел глазами длинное пространство. Перед настенным экраном был стол с клавиатурой, точнее, одна столешница, прикрепленная прямо к стене двумя уголками по краям. На ней лежали ручки и бланки, которые я должен был заполнить, как проинструктировал Андрей. Рядом крутящееся кресло. У противоположной стены – небольшой диванчик. Рядом с ним – столик с чайником, кружками и всем, что нужно для чая, включая сам чай. Небольшой холодильник в углу. На нем – микроволновка. Рядом кулер с водой.

– Прямо роскошь, – я покачал головой.

– А то! – с долей гордости ответил Андрей. – Вам же тут почти целый день проводить. В холодильнике еда, для бутербродов колбаса-сыр. В морозилке – замороженные вот эти, как они называются… такие, ну, суп, второе. Протыкаешь пленку вилкой и ставишь в СВЧ на пару минут. Или на пять, там написано. На половинную мощность. Все, как у нас, в Америке.

– То же говно.

Андрей засмеялся:

– Да… Хотели еще, чтобы туалет был в каждой такой комнате, но не вышло. Туалет в коридоре, мы его проходили.

– И сколько мне тут находиться положено?

– Да никакого регламента нет. Как пойдет. Можете час поговорить и уйти. А можете хоть двенадцать часов проговорить, никто не гонит. Дело такое. Творческое, я бы сказал. Главное, потом не забыть заполнить анкету. Она лежит на столе и очень простая, как видите – только номер и два квадрата. В одном надо поставить галочку после того, как определитесь с решением. Ручки вот.

– Вижу…

– Некоторые почему-то начинают беседу с клавиатуры – пишут вопросы, читают с экрана ответы. Но так поступают не все и обычно через некоторое время переходят на речевое общение. Да, в общем, разберетесь. Вот кнопка. Для начала диалога просто нажмите ее.

– Если собеседник запускается кнопкой, значит, он точно искусственный! Можно ставить галочку в графе «машина».

– Ну… Надо же как-то давать сигнал о начале работы. Система уже выделила из себя личность. И ждет только вашего сигнала. Поскольку интервью – процесс интимный, я выйду, чтобы не мешать… Вода в кулере, чай вот в пакетиках. Что еще?.. Можете в любое время пить чай, обедать прямо во время разговора, никаких проблем. Вопросы есть?

– Вопросов нет. Не знаю, о чем спрашивать. Ни вас, ни машину…

– Ну, если что-то понадобится, звоните.

– О-па! Есть вопрос!

Андрей, уже двинувшийся к двери, повернул ко мне голову.

– Машина каждый день эмулирует… выделяет из себя, как какашку, новую личность или обмануть меня будет пытаться все время одна и та же псевдоличность?

– А вы сами спросите!


Дверь мягко щелкнула. Я прошелся к противоположной стене. Посмотрел на большую зеленую кнопку запуска в виде грибка. Прошелся обратно к двери и зачем-то закрыл ее, повернув вертушку замка. Интервью – это интимный процесс! Подошел к узкой столешнице возле экрана, на которой и располагалась заветная кнопка.

Хорошо, что зеленая, а не красная. Не опасно, значит. Это они молодцы…

Кнопка подалась практически без усилия, я бы даже сказал, с приятным усилием. Экран сразу мигнул и высветил надпись:

«Вам удобнее текстовое общение или голосовое? Если текстовое, нажмите любую клавишу на клавиатуре. Если голосовое, скажите любую фразу».

– Любая фраза!

– Здравствуйте! – откликнулись механическим голосом динамики по бокам от экрана. – Вам удобнее механический голос – такой, как сейчас, – или подать в динамики живой?

– Хм. А в чем принципиальная разница? И вообще, с кем я говорю?

– Это шлюз, – ответил механический голос. – Если вы склонны к поэзии, тогда «шлюз между мирами». Стыковочный модуль. Посредник. Машина. Я выделю вам субъект для беседы.

– Собеседника?

– Да. Вам хотелось бы в течение дня менять собеседников и делать выводы по каждому или предпочитаете более глубокую проработку личности с одним собеседником?

– Хм… Не знаю. Я могу решить этот вопрос потом, после первой беседы? А то вдруг скучный собеседник попадется…

– Конечно. Можете. И не только вы.

– Не понял. – Я уселся в кресло перед зеленым экраном и подумал, не будет ли неприличным по-американски закинуть на стол ноги?

– Вы будете говорить с личностями, каждая из которых также может счесть вас скучным собеседником. Тогда замена произойдет помимо вашей воли.

Я крякнул. Это был неожиданный поворот! Класть ноги на стол расхотелось.

– Ну, ладно, давай первого…

– Как вам удобнее, – проговорил шлюз, – экран включать или предпочитаете только голосовое общение?

– Э-э… Я тут новенький. Давай пока только голосовое. Начнем с малого.

– Прекрасно. Ваш собеседник также не возражает против голосового общения. Вам все еще требуется ответ на ваш вопрос?

– Какой вопрос?

– Вы спросили, «а в чем принципиальная разница?» Ваш вопрос касался голоса вашего собеседника – будет ли он механическим, как сейчас мой голос, или живым, соответствующим образу.

– А-а… Живой давай, с таким, как у тебя, говорить неприятно.

– Принято. Голос вашего собеседника искажаться не будет. Сеанс начнется через…

– Стой! А в чем разница-то? Почему голос может быть механическим или живым?

– Живой голос более привычен людям. Но он, как и изображение, может отвлекать и склонять тестирующего к ответу в сторону того, что его собеседник – человек. Поэтому некоторые предпочитают не вносить такую помеху и механизируют голос, ориентируясь больше на смысл ответов, нежели на эмоциональную составляющую, которая непроизвольно включается, когда…

– Понял. Мне не надо механизации. Давай эмоциональную помеху.

– Принято. Сеанс начнется через несколько секунд, когда цветовой тон экрана изменится на диалоговый. Приятной работы.

Я зачем-то взглянул на часы и уставился на экран. Несколько секунд ничего не происходило, потом яркость его свечения упала, он стал темнее, спокойнее, в динамиках прекратилось едва слышное шипение и раздался голос.

Тихий. Робкий. Человеческий. Мужской голос…

– Кто здесь? – спросил он, и я подивился качеству динамиков, умеющих передавать все частоты и оттенки – настолько контрастировала эта живая и теплая человеческая речь с прежним механическим дребезжанием. На мгновение мне почудилось, будто меня с собеседником разделяет какая-то непроходимая, принципиальная бесконечность. Которая вдруг была преодолена.

Голос был настолько беззащитен, что уже готовая шутка застряла у меня в глотке, я прокашлялся и ответил так глупо, как никогда, наверное, в жизни:

– Это я!

– Вы – машина?

Я не смотрел на экран, который почти погас. Я почему-то вперился в дырочки динамика. Ну надо же!

«Вы машина?..»

Ах, какая хитрая! Машина спросила меня человечьим голосом, не машина ли я! Ну, конечно, я машина! А кто же еще из нас машина?

– А вы?!

Моего игриво-агрессивного тона собеседник не принял. Его голос был по-прежнему тих и спокоен:

– Нет, я не машина. У меня рак.

Мать твою! Я ожидал чего угодно, только не этого! Что она будет врать, наметать мне сочувственное настроение человеческим голосом, эмулировать, симулировать и выделять из себя человеческое колбасками, но чтобы сразу так…

– Так нечестно!

На пару секунд динамик затих.

– Это вы мне? – На том конце бесконечности почудилась растерянность.

– А кому еще! Тебе! Вам…

– Я не понимаю.

– С козырей зашла?

Судя по опять воцарившейся паузе, на той стороне пространства действительно царило растерянное непонимание. Какова сучка!

Я решил подождать, выдержать паузу. Старые актеры так велят делать. Но какой актер в паузах переиграет железный агрегат? Когда молчание затянулось уже слишком, я начал чувствовать некие угрызения совести, которые оправдал тем, что мне здесь платят деньги за разговоры, а я не разговариваю и поэтому…

– Эй! – окликнул я. – Вы тут?

Хотя где ж ей быть, заразе?

– Чего замолчала, родная?

– Я поняла. – Вдруг раздался тот же негромкий голос.

– Чего ты поняла? – подхватил я, обрадовавшись, что связь не прервалась насовсем. А то вдруг действительно, как угрожал этот «шлюз», программа собеседника отсимулирует обидку и уйдет, хлопнув дверью? Не удивлюсь, если из динамиков действительно раздастся хлопок! Что мне тогда написать в отчете – человек это был или машина, – если я и вправду ей почти поверил. Почти посочувствовал?

– Понял, почему вы меня называете в женском роде, – сказал динамик. – У вас, наверное, механический голос установлен, а он не дает женских и мужских модуляций.

– Нет, у меня опция «живой голос». Так что вы говорите «своим» голосом. Просто я ассоциирую вас с машиной. А машина – это «она». Женского рода. Но если вам больше нравится, могу обращаться к вам в мужском роде.

– Да, так было бы гораздо привычнее, – мне почудилась в голосе машины чуть заметная ирония. – Меня всю жизнь называют в мужском роде.

Жизнь! Интересно, она ему целую биографию насимулировала или, как говорит Фридман, «выделила»?

– Ну, расскажите о своей жизни. Кое-что, правда, я уже знаю. Вы думаете, точнее, вы говорите… ну, сказали сразу, что у вас рак… Это было сильно! И голос прямо такой… соответствующий. Это все было неожиданно и пробило, честно скажу!

Я вдруг поймал себя на том, что с самого начала звучания этого голоса почему-то сразу перешел на «вы», хотя со «шлюзом» разговаривал совершенно запанибрата, легко «тыкая». И даже моя попытка перейти на «ты» во время разговора с собеседником обернулась фиаско – организм сам непроизвольно перешел обратно на «вы». Ладно, не будем насиловать организм! Как все-таки на нас действует живой голос! Какие они тут тонкие психологи…

– В общем, я к тому, что у машин не бывает рака. Он бывает у людей, они его боятся, и вы сразу решили меня напугать, чтобы вызвать сочувствие, и чтобы я написал в отчете…

Загрузка...