– Не сомневаюсь. Но чем выше квалификация, тем у́же горизонты. Мы это знаем по своим специалистам. Вряд ли эти первые шпионы имеют отношение к главным структурам агентства, которое так интересуется нами.

Колебания Старины Харви свидетельствовали в пользу того, что он не рассматривал эту возможность. Наконец он спросил:

– Ты собираешься поймать кого-то покрупнее?

– Мы должны сделать это.

– Это опасная игра, Нилс.

– Обстоятельства таковы, что мы обязаны рискнуть.

– Тогда я еще больше возражаю. Я жил во Внешнем мире, Нилс. И я знаю этих людей. Твой план может всех нас погубить.

– У тебя есть альтернативный? – спросил Хеллстром. – Менее рискованный? Только, прежде чем отвечать, просчитай все варианты. Последствия цепи событий, которые будут вызваны нашими сегодняшними действиями. С Портером мы совершили ошибку. Мы думали, что он – обычный чужак. Мы таких уже ловили и отправляли в чаны для переработки. Но лидер чистильщиков заметила в нем нечто особое и обратила на него мое внимание. Ошибку совершил я, однако последствия этой ошибки заденут всех нас. То, что я сожалею о ней, не изменит ситуацию в одночасье. Наша проблема усугубляется тем, что мы не в состоянии стереть все следы, которые, направляясь к нам, оставил Портер. Раньше нам это удавалось, отчего я и успокоился. Но долгая история успеха не гарантирует в каждом новом случае автоматически верных решений. Я знал это и тем не менее совершил ошибку. Конечно, я сложу с себя полномочия, однако не изменю своего решения по поводу того, как нам надлежит действовать – с учетом того, что я сделал.

– Нилс, – проговорил Старина Харви. – Я бы не стал настаивать на лишении тебя полномочий…

– Тогда ты должен подчиниться моему приказу. Хотя я и мужчина, но я, как это определила праматерь, являюсь главой Термитника. Она была убеждена в правильности своего выбора, и у нас пока не было повода усомниться в этом. В общем, когда будете изучать состояние той женщины, что осталась около фургона, проверьте, не таит ли она в себе эмбриона.

Старина Харви был уязвлен и раздосадован.

– Я знаю, что нам нужна новая кровь, Нилс. Твои приказы будут немедленно исполнены.

Хеллстром повернул ключ на консоли, и лицо Старины Харви исчезло с экрана монитора. Харви очень стар; к тому же долгая жизнь среди людей Внешнего мира притупила в нем свойственную обитателям Термитника чувствительность к внешним угрозам, а также связующее их всех чувство солидарности, но он умел подчиняться, невзирая на страхи и сомнения. В этом смысле ему можно было доверять безоговорочно, в отличие от человеческих существ, которые развивались во Внешнем мире в условии жестких ограничений, царивших в том, что население Термитника именовало «дикими сообществами». Старина Харви был надежным работником.

Хеллстром вздохнул, осознав тяжесть ноши, которую взвалил на плечи, – почти пятьдесят тысяч работников, занятых выполнением своих обязанностей в лабиринтах Термитника. Прислушался к себе, ища ощущений, которые успокоили бы его, мол, у нас все в порядке. Доносившийся снизу звук был подобен гулу пчел, в жаркий полдень собирающих с цветов нектар и пыльцу. Было в этом звуке нечто умиротворяющее, и Хеллстрому было важно вслушаться в голос Термитника, чтобы восстановить силы и душевный покой. Но сегодня эти звуки не принесли ему покоя. Он ощущал беспокойство, усиливающееся по мере того, как его приказы проникали на самые низшие уровни Термитника, а потом, словно эхо, возвращались к нему. Что-то было не так.

Настоятельная необходимость соблюдать осторожность во всем была постоянной заботой Термитника и каждого его обитателя. Сам Хеллстром унаследовал это свойство, еще более развитое праматерью Тровой, а также теми, кого она избрала ему в наставники. Поначалу он возражал против того, чтобы снимать документальные фильмы. Это было похоже на провокацию. Но известный афоризм «Кто знает о насекомых больше, чем тот, кто рожден в Термитнике?» постепенно помог ему преодолеть сомнения, и вскоре он беззаветно предался данному занятию. Термитник неизменно нуждался в этом универсальном символе силы и власти – в деньгах. И фильмы приносили изрядные суммы денег на их счета в швейцарских банках. Деньги шли на удовлетворение тех нужд обитателей Термитника, которые мог удовлетворить лишь Внешний мир, например на покупку алмазов для буров, какими они вспарывали чрево Земли, строя свой лабиринт коридоров и сот. В отличие от «диких сообществ» Внешнего мира, Термитник искал гармонию со своим окружением, вступал в отношения, чтобы служить его совершенствованию, добиваясь, таким образом, того, что окружение начинало служить Термитнику. И эти взаимоотношения, которые поддерживали Термитник в прошлом, без сомнения, помогут ему сейчас, в это непростое время! Производство фильмов не было ошибкой, уверял себя Хеллстром. В них, кроме того, было нечто одновременно и поэтичное, и забавное – они должны были напугать жителей Внешнего мира, показав им реальность в форме разнообразных и многочисленных видов насекомых, в то время как действительность скрытая и более глубокая взрастет на почве страхов, какие она же сама и создала.

Хеллстром вспомнил строки, которые по его настоянию были вписаны в сценарий одного из их последних опытов в документальном кино. «В совершенном обществе не может быть ни эмоций, ни сострадания; драгоценное пространство не должно впустую тратиться на тех, кто пережил свой функционал».

Очередное вторжение шпиона из Внешнего мира напомнило Хеллстрому о пчелином волке. Если этот хищник нападает на улей, пчелы обязаны мобилизовать все ресурсы, которыми располагают. В обществе, основанном на кооперации, судьба каждого есть общая судьба.

Я обязан перехватить инициативу, сказал он себе. Стать центром и основной силой нашей обороны.

Хеллстром быстро покинул соту, зашел в ближайшую от нее общую душевую, тщательно вымылся, не обращая внимания на то, что рядом с ним плещется несколько химически стерилизованных особей женского пола, провел по лицу депилятором, сконструированным мастерами Термитника, и вернулся к себе. Там он надел то, что носят люди во Внешнем мире: коричневые брюки, белую хлопковую рубашку и темно-серый свитер, а поверх него – светло-коричневый пиджак. Натянул носки и пару кожаных ботинок, произведенных во Внешнем мире. Подумав, достал из верхнего ящика стола небольшой пистолет иностранного производства и сунул его в карман. У этого оружия был более широкий радиус действия, чем у их шокеров, и, к тому же, чужаки знают, что такое пистолет, а потому им легче напугать их.

Выйдя из своей соты, Хеллстром двинулся по знакомым галереям и коридорам, по которым растекался гул производимых Термитником работ. На его уровне методом гидропоники выращивались овощи. Двери в оранжереи были открыты, чтобы обеспечить доступ сборщикам урожая. Хеллстром отметил, насколько споро идет работа. Рабочие, шагая вдоль рядов растений по двое, собирали в корзины соевые бобы. Посторонний решил бы, будто в оранжерее царит хаос, но здесь не было слышно ни ссор, ни болтовни. Рабочие – при всей скорости, с которой они работали, – не сталкивались друг с другом, не опрокидывали чужих корзин. Наполненные корзины ставились на подъемники, расположенные на дальней от входа стене, и бобы отправлялись на переработку. Необходимые сигналы передавались молча, жестами. Гигантские помещения оранжерей были свидетельством эффективной организации труда. Да и сами рабочие – отлично подготовленные, эффективно стерилизованные, сытые (конвейеры с питанием находились в нескольких шагах по главной галерее), трудились в полной уверенности, что то, что они делают, жизненно необходимо Термитнику и его обитателям.

Двигаясь между снующими туда и обратно рабочими и постоянно уворачиваясь от столкновения с ними, Хеллстром исполнял нечто вроде элегантного танца. Постоянных бригад тут не было. Рабочие покидали оранжерею, когда уставали или начинали испытывать голод. И тотчас же оставленное ими место занимали другие, и каждый знал, что от него требуется.

Лифты на верхних уровнях Термитника были старой модели – громкие и трясущиеся. Хеллстром шагнул к одному из них, но путь ему преградила группа рабочих. Они несли в оранжереи ящики с пророщенными растениями – они пересадят старые, чтобы таким образом поддержать непрекращающийся цикл производства пищи, от которого зависела сама жизнь Термитника.

Прибыл идущий наверх лифт. Дверца открылась, и Хеллстром вошел. В кабине ощущался тяжелый животный запах Термитника. Его уничтожали очистные сооружения, выводившие отработанный воздух наружу, но, очевидно, где-то на нижних уровнях возникла утечка необработанного воздуха, и нужно было отправить ремонтников, чтобы они устранили ее. Содержание лифтов и системы вентиляции было постоянной заботой ремонтных бригад, и с утечками надо было решать незамедлительно. Хеллстром отметил – проверить позднее, починили ли систему. Через пару минут он был уже на этаже под полом студии-амбара, и его внимание привлекли более неотложные проблемы.

С этими новыми чужаками он не станет спешить. Чаны для переработки могут и подождать.

Из дневника Нилса Хеллстрома

В устных преданиях, существовавших за сотню лет до появления первых письменных хроник, сказано, что традиция бережного сохранения и переработки всего принадлежащего колонии белка возникла в глубокой древности. Я сомневаюсь в этом. Скорее всего, это красивый миф, и реакция людей из Внешнего мира подтверждает это мое предположение. Праматерь Трова считала, что чаны переработки – прекрасная метафора ничем не сдерживаемого общения между поколениями Термитника, метафора той открытости друг к другу, которой отличаются отношения между его жителями.

– Если кто-то из нас умирает, – говорила она, – ничто из его навыков, умений и опыта не исчезнет вместе с ним; то, чему он научился за время своей жизни, станет общим достоянием.

На всем протяжении существования письменной традиции никто не подвергал этот миф ревизии, и я не собираюсь делать это, по крайней мере, открыто. И поступаю я так, кроме всего прочего, еще и потому, что этот миф придает нам сил. Вероятно, именно так возникает религия.

На верхних этажах лабиринта осторожность как основной принцип жизни Термитника становилась вещью вполне видимой и осязаемой. Стальная лестница вела к небольшой площадке, выгороженной под защитными перекрытиями и звукоизоляционными щитами, заведенными под лаги, на которые был настлан многослойный пол. Лестница заканчивалась около потайной двери, которая открывалась в кабинку туалета, расположенного в подвале амбара. Когда собирающийся выйти наружу работник поднимался на вершину лестницы, перед ним появлялся небольшой экран, с его помощью можно было узнать, есть кто в туалете или нет. Если кабинка была пуста, ее внешняя дверь запиралась и работник выбирался в помещение туалета, а оттуда – наружу, в подвал студии-амбара.

У основания лестницы был еще один монитор, рядом с ним сидел охранник. Он жестом дал понять Хеллстрому, что посторонних в студии нет, и тот начал подъем. Лестница была закреплена на стене одного из вентиляционных колодцев, выходивших на крышу, и Хеллстром ощущал вибрацию вентилятора, гнавшего наружу отработанный и очищенный воздух. Выйдя из кабинки туалета, он оказался в пустой душевой, откуда прошел в подвал, где помимо туалетов размещались костюмерная, монтажная, склад пленки и реактивов, а также артистические уборные, гримерные и реквизит. Если бы сюда попал человек из Внешнего мира, то не увидел бы здесь ничего необычного. Вокруг него сновали бы работники студии, не обращая на гостя ни малейшего внимания. Обычная лестница в конце длинного коридора через систему звукоизоляции вела к шлюзовому проходу, а оттуда уже можно было попасть в помещение студии, занимавшее бо́льшую часть амбара.

Из протокола заседания Совета управления Термитника

Последние расчеты выявили, что Термитник начинает испытывать острую нужду в процедуре роения, когда численность его переваливает за шестьдесят тысяч. Без той поддержки, которую способен оказать Проект-40, подобное роение позволить себе мы не можем. При всей изобретательности наших специалистов мы бессильны против совокупной мощи Внешнего мира, чьи машины для убийства способны полностью уничтожить нас. Преданность Термитнику заставит наших работников гибнуть тысячами в самоубийственных попытках обеспечить будущее нашего вида. Нас – тысячи, а врагов – миллионы. Природа жестока, и пути ее неисповедимы, но она учит нас: прежде чем выйти на свет, ты должен тщательно подготовиться. Вооружившись теми средствами, которые обеспечит нам Проект-40, мы сможем явиться перед ликом Внешнего мира, и если кто-нибудь из нас умрет, то не без пользы – не для себя, а для всего нашего вида.

– Говорят, как всегда, – произнес Жанверт, повернувшись к Кловис. – Вежливо, твердо, но уклончиво.

За окном квартирки, где они находились, был уже день, и Кловис оделась в ожидании вызова, который, как оба они знали, скоро последует.

– Они советуют тебе запастись терпением, – сказала Кловис, вновь усевшаяся в своей любимой позе на длинном диване.

– И еще кое-что – добавил Жанверт. – Перудж, похоже, сам собирается возглавить команду. Хотя старине Мерривейлу это совсем не нравится.

– Думаешь, Мерривейл хотел бы пойти сам?

– Нет конечно! Но ведь он директор оперативного отдела. А теперь, когда на дело отправится Перудж, он не сможет отдавать ему приказы. То есть останется директором лишь номинально. Кому такое понравится?

– А Перудж точно пойдет?

– Вне всякого сомнения.

– Это объясняет, почему у них мало информации.

– Да.

Жанверт пересек комнату и сел на диван рядом с Кловис. Взял ее ладонь в свою руку и, поглаживая, произнес:

– Ты знаешь, мне страшновато. Впервые за все время, пока я работаю в этой чертовой конторе. Я всегда понимал, что им на нас плевать, но Перудж… – Он судорожно сглотнул. – Перудж испытывает особую гордость, когда ему удается угробить человека – нашего или чужого.

– Ни в коем случае не говори им об этом, – посоветовала Кловис.

– Не стану. Для них я буду счастливчик Коротышка, с готовой шуткой и улыбкой на физиономии.

– Ты считаешь, мы сегодня отправимся?

– Самое позднее – к ночи.

– Меня всегда интересовал Перудж. Кто он в действительности? Это забавное имя и все такое прочее…

– По крайней мере, у него есть имя, – заметил Жанверт. – А вот шеф…

– Этот – вообще темная лошадка!

– А ты никогда не думала, что мы, может, работаем вовсе не на правительство? Например, наш босс представляет некое скрытое суперправительство, которое управляет тем, что на виду?

– Об этом я знать не желаю, – ответила Кловис.

– Правильно! Отличная позиция, самая безопасная! – воскликнул Жанверт и, встав с дивана, вновь стал бродить по комнате.

Разумеется, Кловис права. Здесь все в «жучках». Они точно знали, где его искать. И ничего с этим не сделаешь: если ты работаешь, чтобы превратить мир в аквариум, то и сам оказываешься в нем. Задача лишь в том, чтобы стать рыбкой покрупнее – той, что смотрит за остальными, помельче.

Из Проспекта стратегического развития Термитника Хеллстрома

В процессе отбора работников, производителей и специалистов разных сфер, в процедурах формирования коллективного сознания Термитника на основе имеющихся в распоряжении химических и иных манипулятивных средств мы исходим из того, что потенциал развития нашего основанного на кооперации общества должен реализовываться с величайшей осторожностью. Каждое поколение является в этот мир как продолжение предыдущего, а каждая отдельная особь – это продолжение своих братьев и сестер. Так, развиваясь количественно и качественно, мы займем подобающее нам место во вселенной.

Хеллстром вошел в студию, которая занимала бо́льшую часть северной стороны амбара, и тотчас молодая женщина, ассистент режиссера, работавшая возле стеклянного улья, жестом подозвала его. Он заколебался, раздираемый желанием, с одной стороны, поскорее подняться на крышу, на командный пункт, и, с другой – необходимостью поддержать атмосферу сотрудничества в коллективной работе, какую Термитник вел в сфере кинопроизводства. Конечно же, Хеллстром узнал молодую женщину – она была из той небольшой группы, которую специально подготовили для контактов с людьми Внешнего мира на случай, если тем придется оказаться на студии с какими-то вполне законными целями. Женщина принадлежала к генетической линии «Нилс-8»; слабое зрение, которым отличались представители этой линии, должно быть скорректировано в процессе производства. Подобные особи были также вполне во вкусе людей внешнего мира – это был генетический тип «Фэнси».

Хеллстром обратил внимание, что члены второй съемочной группы стоят вокруг улья, сложив руки на груди. Задержка в производстве фильма была чревата дополнительными тратами. Он оценил возникшие проблемы. Старине Харви можно доверять – он беспрекословно выполнит приказ. А вот деньги, которые они получают от продажи фильмов – вещь жизненно необходимая. Хеллстром направился к ассистенту режиссера и ее стоявшей без дела команде. У ассистентки было простоватое лицо, его совсем не украшали большие старушечьи очки и тугой шиньон, в который были стянуты светлые волосы. Но у нее была полная фигура, и, вероятно, она была фертильна. Интересно, а исследовали ассистентку на предмет возможности деторождения?

Подойдя к ней, Хеллстром использовал имя, данное ей для общения с Внешним миром.

– Что случилось, Стелла? – спросил он.

– У нас проблемы с этим ульем. Я хотела позвать на помощь Фэнси, но мне сказали, что вы дали ей какое-то задание, от которого она не может освободиться.

– Да, – кивнул Хеллстром. Кто-то понял его буквально, когда он распорядился держать Фэнси под постоянным наблюдением. – Что с вашими пчелами?

– Они набрасываются на матку всякий раз, когда мы пытаемся извлечь ее, чтобы снять. Последний раз, когда это произошло, Фэнси сказала, что поможет нам.

– А другие способы она не называла?

– Можно еще использовать транквилайзер – в еду или в воздух вокруг улья.

– Вы это сделали?

– Нет. Наоборот, мы хотели, чтобы пчелы были более активными.

– А Фэнси не говорила, в чем причина подобного поведения?

– Она считает, тут что-то в атмосфере – либо атмосферное электричество, либо химия, которую выделяют наши тела.

– А сейчас мы сможем начать съемку?

– Эд думает, что можем. Он хотел пригласить вас для съемок эпизода в лаборатории – там, где вы в сценарии.

– На сколько назначена съемка?

– На вечер, часов на восемь.

Хеллстром замолчал, размышляя о других делах, не требующих отлагательства.

– Полагаю, у меня получится, – наконец произнес он. – Передай Эду, пусть готовит аппаратуру. Я уже поспал и готов работать всю ночь, если необходимо.

Хеллстром повернулся и ушел. То, что он сказал Стелле, было уместно – он должен поддерживать покой и заведенный порядок. Но в том, как ведут себя ее пчелы, он увидел метафору жизни Термитника. Если в улье нарастает беспокойство, пчелы способны выйти из-под контроля и вести себя непредсказуемо. Хеллстром жестом просигналил оператору подъемника, стоявшего в центре студии, показав на себя и на чердачный этаж. Через него можно было подняться на крышу амбара, на командный пункт.

Стрела подъемника, на конце которой раскачивалась клеть, где обычно размещался оператор с камерой, опустилась с грацией богомола, бросившегося на добычу. Хеллстром вошел в клеть, и стрела, описав широкую дугу, подняла его к площадке перед дверью чердака. Выйдя из клети, он еще раз оценил то, насколько это устройство удачно служило и целям безопасности, и задачам прикрытия. Никто не мог подняться на чердак без помощи душой и телом преданного Термитнику оператора, и одновременно использовать подъемник в качестве лифта было вполне естественно – иных же путей на чердак не было!

По центру чердака тянулась труба – ровно до середины амбара. Во второй половине прятались выходные отверстия вентиляционных каналов, а также была устроена площадка для визуального контроля над окраинными частями долины. Вдоль края площадки лежали свернутые веревки, одним концом привязанные к стойкам ограждения. Веревки, с которыми работники Термитника тренировались, но пока ни разу не пробовали в деле, обеспечивали срочный спуск с чердака. Снизу не было видно ни веревок, ни внутренней стены, расположенной вдоль прохода; ни дверей, ведущих в различные секретные помещения на крыше амбара.

Хеллстром миновал видимую часть прохода, уловив легкий запах пыли. Нужно напомнить бригаде уборщиков, что в студии пыли быть не должно. Проход, с которого было видно все, что происходит там, мимо стены, оборудованной звукоизоляцией, привел его к замыкающим эту часть чердака шлюзовым дверям, блокирующим лишний свет и звук.

Пройдя темным коридором между дверями, Хеллстром вошел в комнату, где со своей аппаратурой располагался Старина Харви. Внутри было мрачно и пахло Внешним миром – запах доносился через жалюзи на торцевой стене. Ряд зеленоватых экранов был встроен во внутреннюю стену, напротив системы, которая должна была в случае опасности обеспечить самоуничтожение студии-амбара – термитная смесь, составлявшая начинку устройства, могла в считаные минуты сжечь амбар, обрушив его обгорелые останки на огнеупорные герметичные заглушки на основе той же растительной слизи, которые наглухо запечатали бы Термитник сверху. Сегодняшние тревоги заставили Хеллстрома вспомнить то, как они планировали и сооружали все эти системы, повинуясь требованиям безопасности, позволявшим сохранить Термитник так много лет.

Услышав шаги Хеллстрома, Старина Харви поднял голову от консоли. Он был седым, с крупным удлиненным лицом, придававшим ему сходство с сенбернаром. Складки на щеках только усиливали это сходство. Широко поставленные карие глаза казались добрыми, но Старина Харви не был добряком. Однажды Хеллстром видел, как Харви одним взмахом разделочного тесака обезглавил впавшего в истерику работника, но Хеллстром был еще ребенком, а истерию позднее вывели из генома производителей.

– Где чужак? – спросил он.

– Он поел, после чего сполз с гребня, – ответил Харви. – Теперь направляется к верхней оконечности долины. Если устроится там, где я думаю, мы сможем наблюдать за ним прямо через жалюзи, с помощью бинокля. Свет у нас выключен, поэтому чужак ничего не заподозрит.

Отлично! Осторожность прежде всего!

– Ты смотрел материалы по Портеру? Я заметил, что ты…

– Да, смотрел.

– Что ты думаешь по этому поводу? – поинтересовался Хеллстром.

– Те же приемы. Одежда в тон растительности. Готов поспорить, что он орнитолог.

– Полагаю, ты выиграешь спор.

– Но, вообще, действует профессионально. – Харви взглянул на один из экранов и сказал: – А вот и он, как я и ожидал.

На экране был виден чужак, пробирающийся под кустами к точке, откуда перед ним откроется панорама на долину.

– Оружие у него есть? – спросил Хеллстром.

– Сенсоры показывают, что нет. Кроме бинокля наверняка есть фонарь и складной нож. Посмотри – там, на склоне, муравьи, и это ему не нравится. Отряхивается.

– Муравьи? А как давно мы чистили эту зону?

– Месяц назад. Хочешь, чтобы я уточнил?

– Нет, просто пометь для себя: пора ее зачистить. Отправь маленькую группу. Пусть принесут несколько гнезд. Они нам нужны для гидропоники.

– Хорошо, – кивнул Харви и, повернувшись к одному из ассистентов, передал ему приказ на языке жестов. Потом вновь обратился к Хеллстрому:

– Этот Портер был странный тип. Я размышлял над тем, что он нам сообщил. Оказалось, немало.

– Ему не повезло с родом занятий, – сухо заметил Хеллстром.

– А что им нужно, как ты думаешь? – спросил Харви.

– Каким-то образом мы привлекли внимание некоего официального агентства. Похоже, все, что они ищут, – это средство удовлетворить свою паранойю.

Старина Харви криво усмехнулся:

– Не нравится мне это.

– Мне тоже.

– А ты уверен, что принял верное решение?

– Лучшее, на которое я способен. Сначала нужно захватить эту парочку. Один из них наверняка знает больше, чем безвременно покинувший нас мистер Портер.

– Надеюсь, ты прав, Нилс.

Из дневника Нилса Хеллстрома

Трое наших молодых генетиков сегодня вновь посетили фертильных особей женского пола, и некоторые генетики старшего поколения обратились ко мне с жалобой. Пришлось в очередной раз объяснять им, что произошедшее не имеет особого значения. Нельзя подавлять производительный импульс, периодически возникающий в организмах наших активных ключевых работников, которым необходимо поддерживать свои интеллектуальные способности в нужном тонусе. Как это хорошо известно старым генетикам, я и сам был не прочь время от времени предаваться подобным занятиям, и на меня тоже жаловались. Когда они наконец поймут, что результативность генетических манипуляций, если учесть современный уровень нашего развития, весьма ограничена? К счастью, эти ретрограды уходят со сцены в полном соответствии с нашим лозунгом: «В чан идешь старым, из чана – молодым». Конечно, все отпрыски, появившиеся вследствие этой последней вылазки, станут объектом нашего самого пристального внимания. Не исключено, что среди них будут настоящие таланты. А мы знаем, сколь отчаянно Термитник нуждается в талантливых особях!

Мерривейлу пришелся не по душе тон, которым Перудж беседовал с ним по телефону, но он попытался скрыть это, говоря неторопливо и спокойно. Перудж был явно разозлен. Он представлял собой серьезное препятствие на пути Мерривейла к очередной должности. Начальник оперативного отдела думал, что хорошо понимает Перуджа, но был серьезно обижен его реакцией, которая в очередной раз дала ему понять, что в табели о рангах Агентства тот занимает более высокую позицию.

Мерривейла отозвали с очередного совещания, где обсуждались кандидатуры для новых команд, которые надлежало забросить в Орегон. Начальник оперативного отдела оставил совещание нехотя, хотя и без задержки – Перуджа нельзя заставлять ждать. Он был одним из немногих избранных, кто ежедневно встречался с шефом. Может, даже знал, кто скрывается под маской шефа.

На столе у Мерривейла на блоке промокательной бумаги лежал канцелярский нож в виде миниатюрной кавалерийской сабли, и, слушая Перуджа, он втыкал его в бумагу, нанося ей особо глубокие уколы, когда разговор принимал болезненный для него оборот.

– Это было еще в самом начале месяца, Дзул, – говорил Мерривейл, понимая, что это объяснение Перуджа не удовлетворит, – и мы тогда еще не знали того, что нам известно сейчас.

– А что нам известно сейчас? – В голосе Перуджа звучали обвинительные нотки.

– Есть некто, кто заставляет наших людей исчезать.

– Мы прекрасно знали это.

– Но мы не знали того, насколько решительным будет противостояние.

– У нас что, так много людей, что мы можем разбрасываться ими в поисках столь важных фактов?

Лицемер! Именно Перудж виновен в том, что мы теряем так много агентов, подумал Мерривейл. Он отдавал ясные и недвусмысленные приказы, которые и стоили нам стольких людей.

Пробив очередную дыру в промокательной бумаге, Мерривейл нахмурился. Как только он закончит этот разговор, сразу же прикажет поменять изуродованный блок промокашек.

– Дзул! Все агенты знают, насколько опасна наша работа. И отлично просчитывают шансы.

– Но насколько хорошо вы просчитываете их шансы?

– Это несправедливо, – заметил Мерривейл, пока не понимая, с какой стати Перудж нападает на него. Может, там у них, наверху, серьезные проблемы?

– Вы глупец, Мерривейл, – не унимался Перудж. – Вы потеряли троих хороших агентов.

– Я отдавал ясные и четкие приказы, и вы это знаете.

– И, отдав эти приказы, вы решили, что поступаете наилучшим образом.

– Естественно!

Мерривейл почувствовал, как пот собирается у него под воротником. Он запустил туда палец, чтобы почесать взмокшую шею, после чего произнес:

– Мы не могли точно сказать, что случилось с Портером. Вы велели отправить одного. Таковы были ваши слова.

– А когда Портер… исчез?

– Вы сами говорили, что для исчезновения у него могли быть и личные причины.

– Какие еще личные причины? У него лучший из всех послужной список.

– Но вы упоминали, что он поссорился… со своей женой.

– Неужели? Не помню.

Вот так всегда, подумал Мерривейл. Под ложечкой у него противно засосало.

– Вы сами из-за этого предложили послать двойную команду, но с одинаковыми задачами.

– Ни о чем подобном я не знаю, Мерривейл, – отозвался Перудж. – Вы отправили Дипо и Гринелли в эту орегонскую крысиную нору, а теперь сидите и извиняетесь. Когда исчез Портер, вы обязаны были объявить в том районе официальные поиски. Разве это не повод – пропажа человека, отправившегося в отпуск?

Вот в чем состоит наш новый подход, подумал Мерривейл. Если все получится, лавры достанутся Перуджу, а если провалимся, виновным буду я. Хитро!

Вслух же он сказал:

– Полагаю, именно этой линии вы и станете придерживаться, когда вернетесь из Орегона?

– Вы отлично знаете, что так и будет.

Вероятно, сам шеф слушает их разговор, подумал Мерривейл. Господи! Какого черта я вообще влез в этот бизнес?

– Вы уже сообщили новой команде, что я сам поведу их? – спросил Перудж.

– Я как раз проводил с ними совещание, когда вы позвонили.

– Вот и хорошо. В течение ближайшего часа я уеду и встречусь с ними в Портленде.

– Я им передам, – кивнул Мерривейл.

– И передайте им следующее: данную операцию мы должны провести с максимальной осторожностью. Это важно. Никакой игры на публику и дешевых эффектов, ясно? У Хеллстрома весьма влиятельные друзья, и я обязан вам напомнить, что вопросы экологии нынче – взрывоопасные. Хеллстром сказал нужные вещи нужным людям, и теперь они готовы считать его экологическим мессией. К счастью, есть и другие, кто считает его фанатиком и безумцем, и я уверен, что наше мнение возобладает. Понятно?

– Да.

Мерривейл уже не пытался скрыть досаду. Шеф слушал, что ему говорит Перудж – в этом нет сомнения. И вся эта беседа была заранее продуманной сценой – готовилось жертвоприношение, и Мерривейла назначили козлом отпущения.

– Все-таки я не уверен, что вы поняли меня до конца, – произнес Перудж. – Но, надеюсь, уяснили достаточно, чтобы в дальнейшем точно выполнять мои приказы и более не допускать этих отвратительных ошибок. Приступайте.

И – щелчок на другом конце линии.

Мерривейл вздохнул и положил трубку на рычаги аппарата со встроенным шифровальщиком сигнала. Все было сказано открытым текстом. Придется ему жонглировать хрустальной вазой, и, если она разобьется – по его вине или по чьей-либо еще, – пальцем все равно укажут на него, Мерривейла. Ну что ж, он уже бывал в подобном положении, да и сам так поступал в отношении своих подчиненных. Выход один – он должен взвалить всю ответственность на кого-нибудь другого, но сделать это аккуратно, чтобы дело выглядело так, будто вожжи он по-прежнему держит в своих руках. Единственным кандидатом на эту роль был Коротышка Жанверт. Жанверта в этой команде нужно назначить номером вторым, сразу вслед за Дзулом Перуджем. Ведь сам Перудж не уточнил, кого бы хотел иметь вторым номером, и с его стороны это была серьезная ошибка. Да, все логично – Коротышка годится. Да и Перудж несколько раз намекал, что Жанверту он не доверяет. Обосновать свой выбор Мерривейлу будет нетрудно – Коротышка человек находчивый, с развитым воображением.

Из Проспекта стратегического развития Термитника Хеллстрома

Стерилизованный работник – источник гармонии и свободы в любом обществе. Даже «дикие» сообщества имеют таковых, хотя чаще всего – под маской фертильности, плодом которой являются реальные отпрыски. Но последние не могут участвовать в свободной творческой жизни «дикого» сообщества, а потому подвергаются стерилизации. Таких работников легко опознать. Они не отягощены грузом интеллекта, их эмоциональный мир беден и маловыразителен, индивидуальность у них стерта. Они растворены в массе подобных себе созданий. В этом отношении ни Термитник, ни сообщества насекомых не предлагают вселенной что-либо новое. То, что имеют насекомые, и то, что мы копируем у них, так это тип общества, где все работники вместе трудятся, чтобы создать некое подобие Утопии – совершенного общества.

Вторая группа потратила на съемку лабораторного эпизода с мышами и осами почти шесть часов. И все равно Хеллстром не был уверен, что на пленке осталось то, что он хотел показать в этом эпизоде. Со временем Хеллстром стал очень внимателен к художественным достоинствам того, что они создавали. А тот съемочный материал, который он успел просмотреть, был весьма далек от идеала. Хеллстром же стремился к совершенству, к абсолютному качеству – и совсем не потому, что от этого зависел столь важный для Термитника доход студии. Он желал качества ради качества, причем во всех аспектах жизни Термитника.

Лучшего качества специалисты, высшее качество жизни, безупречное качество того, что создает Термитник, – все было взаимосвязано.

По окончании съемок Хеллстром попросил оператора вновь поднять его на крышу амбара. Пока группа работала над эпизодом, где Хеллстром был одним из действующих лиц, ему постоянно поступали сообщения от участников ночной зачистки, и это его беспокоило. Уже перевалило за полночь, а женщина, сопровождавшая пойманного чужака, так и не была схвачена.

Одной из главных забот Термитника было создание и воспитание работников, которые могли бы стать буферной зоной между Термитником и Внешним миром, причем умных и неподкупных. Ни по глупости, ни из корысти они не могли бы рассказать чужакам про то, что таится под Охраняемой долиной и окружающими ее холмами. Теперь же Хеллстром всерьез опасался, а не пропустили ли они какой-нибудь генетический дефект у особей, занятых зачисткой? Мужчину легко поймали за живой изгородью, окружающей западные луга. Так же быстро установили местонахождение фургона, но упустили женщину. Вряд ли она сумеет ускользнуть, но пока никто из чистильщиц не нашел ее следов.

Загрузка...