Финнеган Ферт вылез из окна спальни и прошлёпал босиком по холодному патио, вымощенному сланцем. Он собирался проверить почтовый ящик и сделать это как можно скорее, пока не сработал папин будильник. Дорсетский участок трассы Лоу-Халлоу-роуд был первой остановкой на маршруте мистера Бута, местного почтальона, поэтому следовало поторопиться. Финн дошёл до конца длинной, извилистой подъездной дорожки и остановился перед своей жестяной судьбой.
Решившись, он отщёлкнул задвижку, потянул на себя дверцу и услышал знакомый скрежет металла о металл. Ничего. Почтовый ящик представлял собой всё ту же чёрную дыру, что и в последние три недели.
Финн не удивился. Обескураживающая рутина уже успела стать для него новой обыденностью.
Он постоял немного на пустынной дорожке, прислушиваясь к шелесту первых опадающих листьев, думая о том, что неужели так теперь будет всегда. Финн не мог перестать надеяться, хотя все мыслимые сроки говорили о том, что ему пора с этим завязывать.
Если бы кто-нибудь сказал Финнегану, что мама исчезнет накануне его тринадцатилетия, он ответил бы, что такое событие крайне маловероятно. Да, с некоторых пор родители ссорились чаще, чем обычно, но ничто не говорило о том, что дела настолько плохи. Она исчезла, не оставив даже записки! Не прислала ни одного письма, ни разу не позвонила и не написала по электронной почте. Финн пытался дозвониться ей на мобильный, но его сразу переключали на голосовые сообщения, а он пока не собрался с силами оставить ей такое послание.
Сперва папа твердил одно и то же: мама обязательно вернётся, ей просто нужно время. Но проходили неделя за неделей, и он всё больше замыкался в себе. Профессора Ферта нельзя было назвать открытым человеком, но в последнее время Финну всё чаще казалось, что в скупых и взвешенных ответах отца стали звучать нотки отчаяния.
И он ни разу не обмолвился о дне рождения сына. «Забыл, и ладно!» – мрачно подумал Финн.
Нельзя сказать, чтобы этот день когда-нибудь был настоящим семейным праздником. Сказать по правде, в глубине души Финн всегда со страхом ждал наступления октября. Целый месяц в доме царили тишина и гнетущая тяжесть. Сколько он себя помнил, над каждым именинным тортом всегда висело дымчатое облако печали. В нынешнем году ему исполнится тринадцать, что, по идее, должно ощущаться, как начало новой Вселенной. И новая жизнь должна начаться с Большого взрыва! Но всё шло к тому, что это будет самый грустный год. Финн оказался нестабильной частицей, никчёмным остатком однажды нарушенного уравнения. Вечным мальчиком, который остался в живых.
Он поплёлся по дорожке к дому. Сегодня ему не досталось даже луны. Он пришёл слишком поздно. Луна уже скрылась за горой. Только несколько утренних звёзд задержались на небе и сочувственно подмигивали Финну. Он залез в окно и тихо потянул за раму, пока резиновый уплотнитель не встал на место, запечатав его изнутри.
– Финн, пора собираться! – крикнул отец из гостиной.
– УЖЕ!
Финн стоял перед шкафом, блуждал взглядом по корешкам книг и делал расчёты в уме. Итак, на трёхдневные выходные в доме бабушки ему понадобится как минимум четыре книжки. Не так-то просто выбрать, какие бы перечитать… Он совсем было склонился к тому, чтобы продолжить построение всех диаграмм Фейнмана[1] из курса Калифорнийского технологического института, но потом понял, что этот проект уже начал ему приедаться.
Отец вошёл в комнату, держа в руке большой чемодан.
– Финн! Хватит витать в облаках! Ты вечно… – он резко осёкся и замолчал: в последнее время отец постоянно обрывал себя на середине предложения. – Я уже опаздываю!
Финн рассердился. Нужно быть совсем слепым, чтобы так говорить. А он не витал ни в каких облаках! Он взвешивал и оценивал. Они с отцом никогда не жили на одной волне, но после маминого исчезновения разногласие между ними стало ещё сильнее. Мама понимала Финна. Она любила слушать его рассказы о том, что он вычитал в научных журналах. По крайней мере, он так думал.
Допустим, день его рождения наступит, потом пройдёт, а от мамы по-прежнему не будет никаких известий? Может, жизнь рядом с ним сделалась для неё невыносимой? Вдруг она уехала из-за него? В конце концов, разве само существование Финна не было постоянным напоминанием об её утрате?
Он отобрал пять книг. Взял с запасом. Работы астронома Карла Сагана[2] уже лежали в рюкзаке вместе с планшетом, куда Финн загрузил десяток статей из разных научных журналов. Тетрадь с диаграммами он тоже решил прихватить. Просто на всякий случай.
Папина машина неслась по узким грунтовкам Дорсета. Всполохи осенней листвы праздничными конфетти взрывались за окнами. Финн прижался лбом к стеклу и глубоко вздохнул, отчего оно сразу запотело, приглушив буйство красок снаружи.
– Так нечестно.
Финн внутренне сморщился от звука своего голоса, невыносимо похожего на хныканье младенца. Нет, в самом деле, почему человек, «взявший отпуск, чтобы проводить больше времени с сыном», продолжает столько работать?
– Выше нос, – заметил папа. – Это же до понедельника. И ты очень любишь свою бабушку.
– Конечно, люблю!
– Может, ты хочешь, чтобы я оставил тебя с кем-нибудь из двоюродных бабушек? Если да, ты только скажи: до них ехать всего на пять минут дольше по той же дороге.
Разумеется, отец шутил. Ни один родитель – даже самый безответственный и невнимательный – не оставит собственного ребёнка у какой-либо из бабушкиных сестёр. Бабуля Эв будет колебаться в диапазоне нескольких вариантов, склоняясь к тому, чтобы полностью забыть о существовании Финна, или же намереваясь замучить внука своей болтовнёй. Ну а бабушка Билли всегда была настоящим угловатым кошмаром: сплошные локти, костяшки и коленки, вкупе с острым как бритва языком. Если бы не убийственные замечания, время от времени слетавшие с её вечно поджатых губ, Финн был бы готов поклясться, что эти губы накрепко пришиты друг к другу.
– Пап, я просто хочу остаться дома, в своей комнате. Почему мне нельзя? Я уже достаточно взрослый.
– Нет, Финн. Двенадцать лет – ещё не…
– На следующей неделе мне будет тринадцать.
– Знаю. Ты ведь не думаешь, что я забыл о твоём дне рождения?
Финн даже отвечать не стал. Он смотрел, как ветер закручивает миниатюрные циклоны из листьев. Мама называла такие вихри вертушками.
– Если соскучишься, позвони Габи, пригласи её в гости. Бабушка будет только рада.
«Ага. Сейчас». Как будто у Габи не имелось более интересных занятий с её новыми друзьями! Но какой смысл говорить отцу, что накануне вечером он уже послал Габи сообщение и спросил, готова ли она потусоваться в выходные? Раньше они могли часами переписываться или болтать онлайн. Финн вкратце пересказывал статьи, которые прочитал, а Габи посвящала его в детали сюжетов фантастических книжек. Но со временем общение свелось к тому, что Габи спрашивала, нет ли новостей о его маме и не говорил ли Финн с отцом. Это стало не на шутку его раздражать. Она исходила из ошибочного представления, что всё можно решить, если задавать побольше вопросов! Может, так оно и было, если речь шла о нью-йоркских семьях, типа Рэндов, но в случае Финна это вообще не работало.
Вчера вечером, в ответ на его сообщение Габи прислала какую-то бессмыслицу. Он целую минуту ломал голову, пытаясь понять, что бы это значило, но потом Габи напечатала: «Ой! Ошиблась адресом». И всё. Больше она ему ничего не отправляла.
Мальчик посмотрел на отца, который двумя руками держался за руль и внимательно смотрел на дорогу.
– Я хочу остаться дома.
– Это не обсуждается. Ты ещё слишком мал, а бабушка стареет. Я рассчитываю, что вы с ней присмотрите друг за другом.
– Понятное дело, что тебе-то очень удобно! Расщепляешь, так сказать, два атома одним нейтроном.
Отец сделал вид, что не услышал его сарказма.
– Ты взял все продукты, которые просила купить бабушка?
Финн вытащил из кармана список. В нём было три коротких пункта. Он пробежал глазами по строчкам, чтобы убедиться, что ничего не упустил. В прошлый раз он забыл об обязательном воскресном кексе, за что бабушка заставила его расплатиться унизительной игрой в скрэббл[3]. Беда в том, что она помнила все высокобалльные слова из двух букв[4]. Четырехбуквенные она тоже знала назубок. По правде говоря, благодаря ей Финн серьёзно расширил свой словарный запас. Он улыбнулся. Пожалуй, выходные будут не так уж плохи.
– Да. Продукты в рюкзаке.
– Невероятно! Неужели ты сумел найти время в промежутке между изучением всего творчества Фейнмана?
Но сегодня у Финна совершенно не было настроения подыгрывать отцовским шуточкам на тему «история важнее, чем наука». Папа изучал то, что уже произошло, а он – то, что могло произойти.
– Нельзя было отложить поездку?
– Нет, ты же в курсе, – ответил отец: он даже не посмотрел на сына и продолжал глядеть на дорогу. – Мне срочно нужно написать статью, а в библиотеке Уайденера[5] как раз в эти дни есть окно для исследователей.
– Ты преподаёшь историю! Я уверен, что за месяц факты нисколько не изменятся.
Отцу было нечем крыть. Финн прикусил внутреннюю часть щеки, и его лицо исказилось болезненной гримасой. Мальчик продолжал глазеть в окно, сначала – на собственное отражение в стекле, затем на дорогу. «Предметы, отражающиеся в зеркале, на самом деле ближе, чем кажутся». Он где-то читал об этом.
Они уже подъезжали к повороту на Нижний Дорсет. Оставалось не так много времени. Финн решил, что надо сказать всё прямо сейчас.
– Ты беспокоишься о маме?
Отец резко втянул ноздрями воздух. Костяшки пальцев, вцепившихся в руль, побелели.
– Конечно!
– Почему же ты продолжаешь работать? Почему не пытаешься найти её и вернуть домой?
– Предоставь это мне, Финн. Прошу тебя.
– Она звонила?
– Нет… Я бы сказал тебе, если бы она позвонила.
– А почему ты решил, что мама в порядке?
– Послушай, – отец вздохнул: очевидно, его терпение было на исходе, – бабушка говорит…
Финн резко выпрямился.
– Они разговаривали?
Папа покачал головой:
– Нет-нет. Но она знает, что в голове у твоей мамы.
– И что говорит ба?
– Давай не сейчас.
В другое время он бы настоял на своём, но они уже подъезжали к дому бабушки. Поэтому Финн уступил. Возможно, ему удастся что-нибудь из неё вытянуть.
Шины захрустели по гравию подъездной дорожки. Финн инстинктивно бросил взгляд за дом, в сторону трассы, ведущей к Дорсетскому пику, чтобы посмотреть, припаркованы ли на обочине машины. Нет, сейчас там было пусто.
– Хорошо, что здесь никого нет! – произнёс отец тем особым приподнятым тоном, в котором проступала надежда на смену темы, так хорошо знакомая Финну. – Вроде бы сегодня будет сильная гроза. Никому не пожелаю застрять в горах в такой день!
Они оба ни словом не обмолвились о том, что именно мама приучила их проверять дорогу. Она всегда тревожилась за неопытных туристов, которые могли не учесть погодные условия или позднее время.
Мальчик взял свои вещи и только потом понял, что папа не выключил двигатель и даже не взялся за ручку дверцы.
– Ты что, не зайдёшь?
– Нет, я уже общался с бабушкой по телефону. Дорога долгая, а мне ещё нужно обогнать грозу.
Финн промолчал, поэтому отцу всё-таки пришлось перевести на него взгляд.
– Эй, сынок, не надо так на меня смотреть.
Финн молча схватил рюкзак и со всей силы грохнул дверцей автомобиля. Затем выволок из багажника велосипед. Он уже шагал по подъездной дорожке, когда услышал рёв двигателя. Он не сразу обернулся, чтобы помахать на прощание, затем всё-таки сделал это, но отец уже съехал с дорожки и скрылся из виду. Все хотели избавиться от Финна – и чем быстрее, тем лучше!
Какое-то время мальчик стоял, разглядывая широкий двор. Даже деревья выглядели уставшими от затянувшегося вермонтского лета. Воздух был тяжёлым и влажным. Финн ненавидел такую погоду. Казалось, будто из атмосферы выкачали кислород. Холодный фронт должен добраться до Вермонта только к вечеру. Скорее бы!
Финн был уже возле входной двери, когда она вдруг распахнулась изнутри: всего на несколько дюймов, ровно настолько, чтобы оттуда выглянуло морщинистое лицо бабушки. Её седые волосы непривычно торчали в разные стороны, поэтому трудно было понять, то ли она не спала несколько ночей подряд, то ли только что проснулась.
– Финн! Я сейчас не совсем готова… – Она обернулась, чтобы посмотреть на что-то, чего мальчик не мог разглядеть со своего места. – Э-э-э… слушай, я кое-что придумала! Давай ты сначала заедешь на велосипеде к Габи, а потом вернёшься сюда?
– Ба, тебе не нужно встречать важных гостей! Это ведь я – Финн.
И он взялся за ручку двери, чтобы войти внутрь.
Но бабушка с грохотом захлопнула створку перед его носом. Да ещё с такой силой, что мальчик чуть не свалился со сланцевых ступенек крыльца.
– Прости, Финн, – голос звучал приглушённо из-за толстого деревянного полотна. – Возвращайся через часок. Или через два. Да! Лучше через два!
– Ба, ты в порядке?
– Всё отлично! Через два часа, милый.
– А как же продукты?
– Оставь на крыльце. Я их заберу. Спасибо! А теперь беги, а я пока… приберусь.
Финн прижал ухо к двери и услышал, как бабушка с кем-то говорит приглушённым голосом. И как это понимать? Может, он едва не испортил сюрприз, который ба решила заранее приготовить ему на день рождения? Нет, вряд ли. С тех пор как мальчику исполнилось три года, у него ни разу не было настоящего праздника. Наверное, он нечаянно прервал романтическое свидание.
Финн обернулся и посмотрел на подъездную дорожку. Неужели он не заметил старый джип доктора Ловелла? Нет, тут не было ни одной машины. Наверное, кто-нибудь подбросил дока до бабушкиного дома.
– Очень странная ситуация, – процедил мальчик.
Бабушка и доктор Ловелл встречались на протяжении двух лет, и хотя они оба усердно делали вид, что никогда не остаются друг у друга ночевать, Финн прекрасно всё понимал. Впрочем, он был только рад, что ба нашла себе приятеля. Просто не хотел слишком задумываться над этим.
Однако он не ожидал, что бабушка предпочтёт кого-то другого своему единственному внуку. Финн привык всегда быть здесь главным. Короче, ему стало немного досадно.
– Ладно, ба! – прокричал он, уставившись на тяжёлую деревянную дверь. – Вернусь позже. Напиши, если я тебе понадоблюсь.
Мальчик подождал несколько секунд, надеясь, что она передумает. Но когда стало до обидного ясно, что ничего подобного не произойдёт, Финн вынул из рюкзака небольшой пакет с продуктами и поставил его перед входной дверью.
Ничего, он обо всём расспросит её позже.