На минувшей неделе новостная лента пестрила сообщениями, так или иначе связанными с кафедрой теологии в МИФИ, что вынуждает нас говорить об очередном скандале на почве отношений Церкви и общества. На этот раз более 90 членов-корреспондентов и академиков Российской академии наук подписали обращение с требованием прекратить деятельность кафедры теологии.
Основной посыл письма заключался в том, что, во-первых, появление кафедры теологии в техническом ВУЗе – нонсенс, а во-вторых, нарастающая клерикализация общества проникла теперь и в научные круги.
Запомнилось также сообщение об увольнении в знак протеста против кафедры теологии сотрудника МИФИ Антона Буслова.
В ответ на письмо академиков и на увольнение сотрудника МИФИ с попыткой апологетики кафедры выступили протоиерей Всеволод Чаплин, протоиерей Владимир Шмалий, дьякон Андрей Кураев и другие священнослужители. Однако их мнения не вызвали серьезной общественной поддержки, и скандал не прекратился.
Попробуем разобраться, в чем тут, действительно, проблема.
Одна сторона проблемы связана с научностью самой теологии как универсальной научной дисциплины. Сделать теологию наукой в полном смысле мешают два основных фактора.
Это невозможность по своему произволению повторить духовный опыт (что исключает проверяемость, как в физике, например, когда речь идет о повторении эксперимента). И второй фактор – одновременное существование часто во многом противоречащих друг другу различных религиозных и конфессиональных теологических концепций.
С первым фактором преподаватели теологии обычно смиряются и преподают лишь историю теологии (при этом те, кто хотят постигнуть истину на собственном опыте, обычно стараются дополнить рациональное познание самой жизнью, личным духовным поиском, какими-то аскетическими практиками, иногда даже противопоставляя их собственно теологическому образованию).
А вот второй фактор неистребим до тех пор, пока существуют различные религии и конфессии. Именно невозможность одинакового взгляда на все вероучительные положения препятствует созданию некоей единой теологии. Если единая химия, биология, геометрия… существуют, то единой теологии – не существует. Во всяком случае, пока.
И в этом смысле попытка навязать какую-то одну узкоконфессиональную теологию в строгом научном смысле несостоятельна и воспринимается как идеологический прессинг. Ученые, люди с развитым критическим мышлением, возмутились совершенно оправдано: хотите преподавать теологию, преподавайте её так, как преподают философию, представляя широкий спектр мнений, а не как марксизм-ленинизм. У многих ещё с советского времени живы в памяти абсурдные обоснования господствующей идеологии вроде того, что «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Опасение ученых не напрасно. За узкоконфессиональной теологией вполне может скрываться т. н. клерикальная экклезиология как разновидность тоталитарной идеологии…
Но это, как мы сказали выше, лишь одна сторона проблемы.
Другая сторона связана с тем, что Церковь (естественно, с церковной точки зрения) – сакральная реальность, в которой раскрывается действие Духа Божьего. И границы этой сакральной реальности подвижны. Однако всё, что связано со сдвигом сакральных границ, чревато непредсказуемыми последствиями.
Прошлогодний пример, сильно всколыхнувший всё медиапространство, – это событие Pussy Riot. Повторим слова, сказанные в этой связи известным культурологом Борисом Гройсом: «Pussy Riot зафиксировали и открыли вниманию общества сложные отношения между сакральным и секулярным пространством, между искусством и религией, искусством и законом. Они всю эту зону сделали явной. Поэтому общество возбудилось и начало это обсуждать»[3]. В лице P.R. определенная часть общества обратилась к Церкви, попытавшись войти в общение с иной реальностью. Это была попытка сдвига сакрального пространства со стороны общества.
А что же Церковь?
Церковь, осуществляя «великое поручение» своего основателя Иисуса Христа, призвана сдвигать сакральное пространство в другую сторону, расширять его. В этом её миссия.
И открытие кафедры теологии в МИФИ можно вполне воспринимать как неуклюжую попытку такого сдвига. Это своего рода анти-Pussy Riot. Как и в первом случае, широкий резонанс в СМИ, свидетельствующий о «колебаниях почвы», произошел. Почему эту попытку можно считать неуклюжей? Потому что формы, использованные для некоего месседжа Церкви, были выбраны неудачно. Возникает ощущение, что Церковь только и способна на то, чтобы застолбить место: построить храм, установить поклонный крест или повесить икону, защитить чувства верующих, навязать экклезиологическую модель… Это ли реальность Духа, который «дышит где хочет» (Иоан. 3:8)? Это ли общение и диалог Церкви и общества? Не слишком ли бедно для XXI века? Проблема представителей Церкви и РПЦ в частности в том, что эти представители часто не хотят или не могут искать подходящие способы взаимообогащающего диалога, калькируя давно отжившие формы миссии…
То, что мы сейчас наблюдаем в отношениях Церкви и общества похоже на подростковый невроз, когда юноши или девушки хотят, но не могут установить отношения с противоположным полом. Взаимный страх клерикалов перед обществом и секуляризированной частью общества перед религиозностью в том или ином виде…
Может быть, пора пройти эту подростковую фазу развития отношений и повзрослеть?