Храм Воды, Чосон, десятый день 1593 года, год Водяной Змеи
Мастер Гванджун, к которому Йонг ходила на занятия тайцзи в родном мире, учил, что Ци, энергию, можно понимать по-разному.
– Есть три уровня Ци, – говорил он. – Энергия вселенной, субстанция, которая дала жизнь всему в мире. Энергия человеческого тела, которая наполняет каждого из нас. И энергия воли и разума, которые способны сотворить невозможное, когда силы тела уже иссякли.
Дэкван, который учил Йонг владеть мечом, объяснял, что баланс Ци важно соблюдать: её не должно быть мало, её не должно быть много.
– Форму определяет сила Ли, – повторял он, – но жизнь даёт энергия Ци. Если она находится в гармонии, тогда госпоже не страшны никакие болезни. Беды обойдут стороной тело и разум, если её Ци будет правильно циркулировать в нём. Движение в гармонии есть жизнь. Недостаток есть смерть.
Потом он добавлял длинную фразу на гуаньхуа, языке чиновников Империи, в котором Йонг угадывала мандаринский, кажется. Фразу ей перевёл Чунсок в один из вечеров: «Туда, где находятся защитные силы, не проникает вызывающее болезнь нарушение».
– У любой Ци есть предел, будь она энергией вселенной, тела физического или духовного. Недостаток её ведёт к болезням тела. Впрочем, – добавлял Дэкван, когда видел, как мёрзнет от силы имуги земля под ногами Йонг, – пресыщение Ци тоже ведёт к болезням. Важно поддерживать её в гармонии, сыта-голь.
Когда Йонг пришла в себя, то первым, о чём она подумала, были слова Дэквана. Всё, чему её учили многочисленные учителя этого и прошлого мира, она проигнорировала ради утоления жажды мести. Оставалось надеяться, что хотя бы те, кто стоял за воинами Империи, задумаются, стоит ли нападать на Йонг и её людей снова.
– Очнулась наконец? – раздался прямо над головой голос Рэвона, и Йонг поморщилась. Каждый звук вгрызался в мозг, словно десятки ножей, и проворачивался там до острой ноющей боли, пронизывающей всё тело.
Йонг с трудом разлепила веки – свет ударил по глазам, она снова зажмурилась. Кажется, болели даже ногти и зубы, особенно зубы, и суставы ног.
– Где я?
– Там же, где и все мы, – ворчливо отозвался Рэвон. – Посреди нигде в той бездне, куда мы попали по твоей милости.
Если бы могла, Йонг закатила бы глаза. Но вместо этого ей пришлось вспоминать слова.
– Мне ни о чём не говорит твоё ворчание, сонбэ. Что слу…
– Мы в храме Воды. Прячемся, как собаки, потому что… – Рэвон вздохнул, чтобы добавить уже громче и резче: – Ты разрушила вековую крепость, Сон Йонг!
Где-то рядом заржала от испуга лошадь, в оглушённую тишину, окружавшую Йонг, ворвались посторонние звуки: голоса многих людей, крики на незнакомом ей языке, скрежет камня о сталь – похоже, Хаджун точил меч…
– Ты обернулась змеёй и разрушила стены крепости, – звучал поверх внешнего шума голос Рэвон, – убила людей Империи и тюремную стражу, никого не пощадила!
Йонг помнила только, как распахнулись врата крепости, впуская во внутренний двор воинов Императора, посланных по её голову. Помнила, что вела разговор с командиром отряда – недолгий, должно быть, и несостоятельный, раз Рэвон говорит, что после она всех убила. Йонг покатала в сознании эту мысль, как бусину, и поняла, что та не отзывается в ней страхом.
Святые духи, почему это беспокоит её не так сильно, как прежде? Имуги, коварный змей, обещал Йонг, что со временем смерть перестанет пугать так, как пугала во время первых убийств. То были враги, чужие люди, пришедшие, чтобы убить её. Японцы, которых она научилась ненавидеть за беды всего чосонского народа. Йонг защищалась. Но и теперь она защищала себя и своих людей. Разве нет?..
Имуги молчал, словно сгинул совсем, и ответить не мог. В любом другом случае он стал бы сопротивляться обвинениям, шипел бы, что действовал, спасая Йонг, контролировал её тело, защищая её людей и Ким Рэвона. Сейчас отвечать за него пришлось самой.
– Нас бы убили, не обратись я имуги, – сказала Йонг. Слабое утешение топилось жаром стыда, и едва Йонг открыла глаза, чтобы вновь посмотреть на сонбэ, тот запылал вдвое сильнее. Рэвон смотрел на неё как на зверя: недоверчиво, испуганно даже. – Сонбэ?
– Ты вся обратилась змеем, Сон Йонг. Твоё тело покрылось чешуёй, у тебя хвост вырос! И ты… Зачем ты поддалась его влиянию? Знаешь же, что имуги опасен для тебя и для окружающих!
Йонг лежала на полу, кажется. Под спиной было тонкое покрывало и шершавые деревянные доски, высоко над головой – худая крыша, поддерживаемая пыльными балками. Точно ли храм Воды? Йонг помнила его по прошлому визиту, теперь обстановка казалась еще мрачнее. Почему они здесь?
– Поешь и выходи, – сдавшись, вздохнул сонбэ. – Твои иноземцы состряпали какую-то похлёбку, который день ею животы заливаем. Пресно, но сытно.
Её иноземцы?
Рэвон встал с пола и пошагал к выходу – сквозь дверь дома проскальзывали внутрь яркие лучи белого зимнего дня, в полосах света танцевала пыль. Было холодно. Йонг прислушалась к себе: она не мёрзла, хотя её тело облепляли остатки тёплой ханьфу и порванный широкий платок. Значит, Ци имуги осталась при ней.
– Мы задерживаемся на несколько дней, – подал голос Рэвон от двери, которую уже приоткрыл, впуская в дом шум с территории храма: звонкие голоса, скрип снега под ногами, ржание лошадей. – Если сможешь идти сама, ускоримся. Не сможешь – посадим тебя в телегу и повезём с вещами, как груз.
Он хмыкнул, окинул Йонг усталым взглядом и вышел, оставляя её наедине с вопросами без ответов. Как долго она спала? Как далеко они продвинулись на юг – и едут ли они на юг, в столицу?
Йонг тихо выругалась и села, едва не задев ногой миску с похлёбкой. Кто додумался положить её прямо на пол в этом духами забытом месте? Есть не хотелось, но она заставила себя выпить половину порции. И правда, пресно.
Тело было ватным, руки и ноги – тяжёлыми. Йонг с трудом встала и осмотрелась. Старое заброшенное строение словно еще больше осунулось, жилой храмовый дом, в котором она не побывала в прошлый свой визит, судя по прохудившейся крыше и рассохшимся доскам, никто не посещал ещё с периода царствования короля Седжона. Йонг невольно сравнила своё положение с тем, в котором оказалась, когда впервые попала в не-Чосон. Тогда она тоже не осознавала, что находится в храме стихий, не понимала слов, которыми перебрасываются люди снаружи, и думала о доме.
Проскользнула в сознании мысль о западном крыле дворца в Хансоне, о комнатах генерала драконьего войска и о тепле его рук. Проклятье, прошло чуть больше недели с того дня, когда они виделись в последний раз, а Йонг уже чувствует тоску такой силы, что хочется выть и лезть на стены.
Из подсознания выплыл неожиданный образ: Йонг ползёт к арке надвратной башни – длинный змеиный хвост помогает ей карабкаться вверх, цепляясь за каменные выступы в стене, – падает всем тяжёлым телом в комнату, которую делила с Харин, а после… Ощущение заливающей рот крови было таким реальным, что Йонг закашлялась, прижимая руки к дрожащим губам. Снова заныли зубы.
Она в самом деле загрызла людей? Она помнила, как плоть рвётся под острыми змеиными клыками, как от убитого пахнет потом, болью и страхом – и осознанием скорой мучительной смерти, что вливается в горло змеи-Йонг вместе с кровью.
Великий Лазурный Дракон, скольких людей она убила подобным образом? Как много погибло от когтей и зубов имуги? Если бы тот мог говорить в Йонг сейчас, он бы заметил, что погибли они из-за своей глупости. «Они заслужили». «Они предали нас». Но Йонг была человеком и не позволяла себе так думать. Раньше не позволяла.
Отсутствие змея чувствовалось так остро, тишина сдавливала каждую мысль, прессовала её под тревогой, так что на поверхности оставались только самые яркие эмоции: страх от незнания и чувство опустошения.
– Хватит бояться, Сон Йонг, – отругала Йонг себя и вскинула голову. Тошнота, последовавшая за её воспоминаниями в настоящее, подступила к горлу, пришлось замереть и ждать, когда бахвальство победит страх. Ты сама всё сотворила. Тебе и расхлебывать.
Она поджала губы, глубоко вздохнула и вышла из заброшенного дома на улицу, под яркий солнечный свет. Сквозь белый снег перед глазами проступили силуэты людей: Рэвон отдавал приказы нескольким иноземцам, одетым в зимние плащи воинов Империи, Хаджун осматривал лошадей, где-то недалеко ходила Харин, кажется. Посреди широкого двора храма Воды Йонг окружали гружёные телеги с припасами и запряжённые кони. Откуда это всё?..
– Где вы достали лошадей и еду? – первым делом спросила Йонг. – И, святые духи, оружие?
В телегах были ржавые мечи и кольчуги, вилы, кочерги, какие-то тряпки, мешки с рисом. Команда, выросшая для Йонг в одно мгновение из трех человек до небольшого отряда, способного стать новой Чешуёй [30] драконьего войска, грузила провизию, перебрасывалась фразами на ёнглинъ, смешанном с португальским… Вела себя так, словно работает в таком составе не первый день.
Иноземцы, бывшие узники безымянной тюрьмы, вскинули головы. Кто-то смотрел на Йонг равнодушно, кто-то, чьё лицо она смутно помнила по ночи, проведённой в стенах крепости, радушно ей закивал, даже поклонился. Что происходит?..
– Сыта-голь! – позвал Хаджун радостным голосом и в два шага оказался рядом с растерянной Йонг. – Вы долго спали.
– Как долго?
– Пять дней, – ответил неожиданно возникший за спиной Рэвон. Он махнул рукой на воина, и тот, стушевавшись, отошёл в сторону. Ему тут же нашли работу: кто-то из иноземцев протянул Хаджуну обломок копья, который он понёс к другим пожиткам в одной из трёх телег.
– Ты приказываешь моему человеку? – нахмурилась Йонг. Рэвон смотрел на неё сверху вниз и кривил губы в недовольной, почти злой гримасе. – Как ты можешь, Хаджун тебе не подчиняется, он…
– Делает, что я говорю, уже пятые сутки, – оборвал сонбэ. – С тех пор, как одна упрямая госпожа из Священного Города уснула после разрушения целой крепости, мне пришлось в одиночку решать, что делать с твоим человеком и всеми этими, – он махнул рукой в сторону иноземцев, – людьми. И знаешь что? Если бы не твои выходки, мы бы не попали в такую ситуацию.
Йонг вскинула голову, впиваясь в сонбэ такими глазами, что, будь она Драконом, смогла бы сжечь его на месте.
– Не надо давить на совесть, Рэвон-сонбэ, – прошипела она. – Я знаю, что натворила, и признаю, как была опрометчива, но вешать на себя все беды не позволю. Ни тебе, ни другим.
– Неужели? – выдохнул Рэвон в ответ. – Все эти люди, – он снова кивнул на португальцев, – пошли за тобой, потому что ты пообещала им горы золота, голову короля над вратами Хансона и духи знают что ещё! И ты убила всю тюремную стражу!
– Не тебе обвинять меня, сонбэ! – вспыхнула Йонг. – Ты убивал виновных и невинных, на своей и чужой стороне, а те люди, что сторожили безымянную тюрьму, предали нас, сдали Империи! Я не больше тебя сожалею о том, что случилось, но что сделано, то сделано!
Воздух между ними так накалился, что готов был растопить снег под ногами. Рэвон смотрел на Йонг зло – нет, встревоженно, словно прямо на глазах она превращалась в чудовище. Йонг вспомнила, что сонбэ звал её, пока она разрушала казарменные стены и ползла, точно зверь, по остывающим трупам. Сколько их было, Сон Йонг? Двадцать? Пятьдесят человек?
Так ли важно количество, если убийство как таковое уже свершилось и отнятые жизни теперь не вернуть?..
Был бы Нагиль рядом, сказал бы, что в свершившемся нет вины Йонг? Или смотрел бы на неё так, как глядел теперь сонбэ, боясь найти в её взгляде зверя? У Йонг не нашлось ответов, и страх оказался сильнее её убеждений в собственной правоте.
– Великие Звери, – выдохнула она, опуская голову. Гнев стих так же быстро, как поднялся волной со дна дань-тяна. – Я оправдываюсь, ровно как ты, сонбэ. Это неправильно, я не должна так думать.
– Ну, – протянул Рэвон, вдруг меняя настрой вслед за Сон Йонг, – зато теперь я могу надеяться, что ты будешь понимать меня лучше и не вешать на меня все грехи человечества.
Слушавший их разговор Хаджун поморщился и отвернулся, едва понял, что Йонг смотрит в его сторону. Даже если он исполнял приказы Рэвона, доверять ему так и не научился. Правильно, думала Йонг, высматривая за припорошёнными снегом высохшими деревьями незамерзающий пруд в центре двора. Сейчас Рэвон-сонбэ был на их стороне, но его планы могут смениться, точно ветер.
– Закончим препираться на этот раз, – успокоилась Йонг. – Расскажите, наконец, какой у нас план и откуда у вас все эти вещи.
Пока Рэвон отдавал приказы их небольшому отряду, пока остальные грузили вещи в телегу и запрягали лошадей в путь, Йонг наблюдала за иноземцами. Рэвон объяснялся с ними на дикой смеси ёнглинъ и чосонского, они понимали через слово и отвечали будто невпопад. В странных разговорах помогал только тон: Рэвон говорил твёрдо, жёстко, даже если не ругал, а просил о чём-то. В его манере держаться рядом с пусть и не совсем подчинёнными, но людьми, исполняющими указания, Йонг угадывала манеру Нагиля.
Должно быть, младший брат перенял это у старшего. Или старший стремился походить на младшего.
Поняв, что сравнивает их не к месту, осознав, что при мысли о Нагиле сердце сжимается в тисках тоски, Йонг моргнула и пошагала к телеге Хаджуна. Тот стоял рядом с двумя португальцами и на пальцах пытался рассказать о дальнейшем пути.
– Сыта-голь! – выдохнул он с облегчением. – Объясните им, что мы не можем тащить на трёх лошадях четыре телеги, тем более через горы!
Йонг взглянула на иноземцев, узнавая в них тех, с кем разговаривала тогда у тюремных камер. Они кутались в зимние плащи воинов Империи, которые попросту стащили с мёртвых тел, но выглядели точно так же, даже грязнее пожалуй. Долгие дни они шли и шли, потея, без возможности где-то помыться, и теперь стекающая с лиц вместе с потом грязь превращала их в замарашек.
– Вы же знаете чосонский, зачем мучаете его? – спросила Йонг, щурясь. Иноземец, что говорил с ней прежде, усмехнулся, в отросшей бороде потерялась его кривая улыбка.
– Ай, бэла, зачем выдаёшь нас! Твоя наморада [31] молчала, а ты… Тц, плохой из тебя шпион выйдет, бэла.
Хаджун вспыхнул, покраснел до кончиков ушей.
– Да вы же!.. Вы! – Он повернулся к Йонг, но та, к огромному своему сожалению, не смогла сдержать улыбки, и воин это заметил. – Сыта-голь! Это бесчестно!
– Дикурэ [32], ра Хаджун, – засмеялась она в голос. – Прости, это в самом деле несправедливо, и я прошу прощения за них.
Хаджун переводил обиженный взгляд с неё на иноземцев, теперь не скрывающих издёвки, и обратно. Потом закатил глаза и выругался.
– Хаджун!
– Дикурэ, сыта-голь, – язвительно повторил он вслед за Йонг. – Это ваши люди, разбирайтесь с ними сами.
И он зашагал, сердито втаптывая снег, к Рэвону. Йонг покачала головой, испытывая невольную, непрошеную радость напополам со смятением. Теперь всё, что она ощущала, делилось поровну на две равноценные и противоположные эмоции. Радость от того, что всё ещё может смеяться, и неуверенность в том, позволено ли ей это. Убийца и зверь не может испытывать счастья.
– Так что, бэла, теперь ты, наконец, поведёшь нас? – спросил иноземец, вырывая Сон Йонг из невесёлых мыслей. Она моргнула.
– Что?
– Почти неделю мы идём под началом вот этого. – Он ткнул в сторону Рэвона. – И ждём, когда ты очнёшься. Вот, ты очнулась. Куда направляемся?
– В столицу Чосона, – лаконично ответила Йонг, понимая, что её затягивают в хитрый разговор, о котором она не просила. Иноземец улыбался и щурился от яркого солнца; и чуть дрожал, похоже. Им стоило бы найти одежду потеплее, а не ржавые мечи и вилы.
– Сэ-э-э, тот арджилосо[33], – он снова указал на Рэвона, – тоже так говорит. Только мы-то зачем в столице? Он сказал, мы можем уйти, но мы-то знаем, что ты ведёшь нас к нашему капитэ. Ты говорила, что видела его в горах. Где это? Укажи дорогу, и мы уйдём.
Ах, вот оно что. Йонг обернулась, чтобы высмотреть среди телег сонбэ – всё ещё недовольного, сердитого из-за промедления, – и хмыкнула.
– Мы едем в столицу, друг мой, – сказала она, осматривая горизонт, линия которого цеплялась за горный массив и узкой тропой спускалась к югу, куда они и направлялись. – Потому что ваш капитэ будет ждать вас в столице.
– Откуда знаешь? – прикусил бороду иноземец. Йонг даже не знала их имён, после пробуждения её хватило только на то, чтобы сосчитать по головам, скольких людей она вывела из тюрьмы. Выходило четырнадцать бывших узников. Должно быть, пять лет назад их было больше. Не мог португальский торговец травами приплыть к берегам Чосона с командой всего из пятнадцати человек.
– Оттуда, – в тон ответила Йонг, – что это я договорилась о месте встречи. Вашего капитана должны были привезти в Хансон.
Храм Воды, Чосон, последняя неделя 1592 года, год Водяного Дракона
Перед тем как отправиться в храм Земли вместе с Лан, Хаджуном и предателем Лю Соджолем, Йонг попросила Ильсу дождаться Нагиля в храме Воды.
– Если мы не вернёмся через два дня, – говорила она вечером перед расставанием, – отправляйся в пещеры, найди там Юну и Намджу.
– Ты не о них беспокоишься, сыта-голь, – заметила Ильсу. Йонг кивнула.
– Скрывать не стану, это так. С тех пор как мы покинули пещеры, мне покоя не даёт их постоялец.
– Тот брюзга? – удивилась Ильсу. – Чем он вам не угодил? Такие люди держат слово, поверь уж.
– Я не о том волнуюсь, – отмела довод Йонг. – Я боюсь, что могу упустить этого человека, а он нам нужен.
Недоумение Ильсу не скрыли даже тени в комнате, которую они делили на троих с Лан той ночью.
– Мэштренним не говорит мне всего, но я уже сама догадалась, – пояснила Йонг. – Этот человек нужен нам. Привези его в столицу, если сможешь, и передай мои слова королю: «Ваш дорогой гость построит кобуксон, когда придёт весна».
Ильсу так удивилась, что ахнула в голос, хотя за ней не замечалось таких ярких эмоций. Она смутилась, хмыкнула и поджала губы.
– Он будет в ярости, сыта-голь, ты же понимаешь? Он непохож на того, кто с лёгкостью может пойти на уступки, раз его попросила об этом аж целая мудан Ордена Белого Тигра. Да будь ты самой прекрасной женщиной Чосона, он бы, вероятно, и тогда задумался. Во что ты хочешь его втянуть?
– Сама пока не понимаю, – призналась Йонг. Ильсу посмотрела на неё с немым, но сердитым осуждением. – Знаю, это глупо, но я чувствую, что его нужно привезти в столицу.
– Тебе духи твои поведали?
– Может, то были твои духи, – поддела лучницу Йонг и передразнила её гримасу. – Ильсу, я понимаю, насколько безумно поступаю. Но, поверь, я чувствую, что этот человек сыграет свою роль в будущем Чосона. Впервые с того момента, как начала учиться у Лан, я чувствую, что правильно толкую знаки вселенной. Приведи этого человека в столицу, удержи его там до моего возвращения, и я докажу тебе, что права.
Ильсу качнула головой, окинула напряжённую фигуру Йонг опасливым взглядом.
– Когда ты говоришь так отчаянно и жадно, даже я вижу, что в тебе живёт имуги. Самодовольством будем меряться позже, сыта-голь. Я не доверяю твоим духам, которых видишь и слышишь только ты, но верю тебе. Твой человек окажется в столице не позже первой недели нового года, даю слово.
Йонг выдохнула и с облегчением улыбнулась Дочери. Нет, подумала она, сестре. Только бы с ней ничего не случилось, пока Йонг не будет рядом. Только бы она не пострадала, как Вонбин и остальные, кого Йонг уже потеряла на этой проклятой войне.
– Но послушай. – Ильсу подалась вперёд, сокращая расстояние между ними, и всмотрелась в бледное на фоне проскальзывающего в комнату лунного света лицо Сон Йонг. – Как ты уговоришь этого упрямца служить нашему королю? Мне казалось, он не хочет связываться с нашей войной, это не его дело.
Йонг снова стыдливо прикрыла щёки, наливающиеся краской.
– Пока не знаю. Эй, я что-то придумаю! Обещаю.
Ильсу посерьёзнела, с губ сползла издевательская усмешка.
– Ах, сыта-голь. Пусть змей в тебе и не дорос до Великого Зверя, разбрасываться обещаниями тебе не стоит. Кто знает, когда он потребует ответить за слова, брошенные в запале чувств?
Храм Воды, Чосон, девятый день 1593 года, год Водяной Змеи
Прежде чем покинуть бывший дом, в котором провёл несколько счастливых, в самом деле счастливых лет юности, Рэвон пришёл к незамерзающему пруду с родником на дне. Им двигало простое любопытство – ностальгия никогда не одолевала его в неподходящее время, и здесь он отдавал себе отчёт в том, что действует из желания узнать, насколько изменился храм Воды.
Несколько лет назад Рэвон покидал это место, залитое непрекращающимся три дня ливнем. Теперь его окружал снег и лёд, и заброшенные дома некогда богатого храма, и пыль, и разруха. Храм Воды, горячо любимый его учителем, медленно умирал.
Рэвон заметил склонённую у пруда фигуру Сон Йонг и замер в нерешительности. Весь день она огрызалась и брыкалась, точно обиженный ребёнок, и вела себя так лишь из-за собственной глупости. Знала ведь, как виновата перед всеми людьми – своими и чужими, – знала, что подвергла себя и посторонних опасности всего лишь ради минутного удовольствия, которое испытала во время мести. Рэвону было хорошо знакомо это чувство. И оно не стоило трагических последствий, которые за ним следовали.
– Говорят, энергия храма Воды заключена в этом пруду, – подал он голос. Йонг даже не вздрогнула – должно быть, услышала его шаги, – и медленно повернулась, поднимая голову. Она трогала голой рукой ледяную воду, не морщась. Всё же Ци имуги не давала ей мёрзнуть, хоть в этом хубэ могла быть змею благодарной.
– В супхё [34], – поправила Сон Йонг внезапно и кивнула на неширокую каменную колонну с отметками уровня воды, что стояла прямо в центре пруда. – Энергия храма Воды держится в супхё, водомерном камне. Мой мэштренним меня научила.
Она опустила голову к пруду снова и прищурилась, в затухающем свете этого дня блеснул в её глазах тонкий белый серп, отголосок Ци металла. Похоже, рядом с водой Йонг чувствовала себя бодрее.
– И ты пытаешься рассмотреть его тут? – спросил Рэвон, цепляясь за возможность разговорить её, молчаливую. Может быть, Йонг не понимала этого, не видела того, что видел Рэвон, но прямо сейчас у них не было кого-то ближе друг другу. Им следовало бы помириться хотя бы на эти дни путешествия до столицы. А там Рэвон обратится за помощью к новому вану Чосона, и тот будет к нему милостив. Ведь Рэвон привезёт молодому королю дорогого ему человека.
– Вода отнимает силы у Металла, – ответила Йонг.
Рэвон еле остановил себя от того, чтобы закатить глаза. Говорит с ним как с пустоголовым болваном, не знающим основ Великого Цикла. Это Рэвон учился следовать стихиям в вечном кругу жизни и смерти с малых лет, это Рэвон постигал тайны вселенной во времена, когда даже предки Сон Йонг ещё не ходили по землям Лазурного Дракона. Его учил мастер Вонгсун и мастер Го, его учил даже Нагиль – терпению и смирению перед Великими Зверьми. Теперь и хубэ говорила с ним тоном, в котором Рэвон узнавал мудан Ордена Белого Тигра.
– Я знаю, Сон Йонг, – процедил Рэвон. Йонг ничего не ответила, только склонила голову набок, рассматривая недвижимую гладь озера.
– Если там родник, – задумчиво произнесла она, – то супхё, должно быть, установлен рядом…
– В нём нет дна, – устало сказал Рэвон. Йонг подняла голову и посмотрела на него, нахмурившись. – И отметины там, если ты заметишь, неправильные. Этот водомерный камень – не рабочий инструмент, а символ. Сосуд для энергии.
– Как и любой другой предмет в этом мире, – выдохнула Сон Йонг и поднялась с колен. – Лишь бы не пожалеть об этом…
Она вдруг подняла подол рваной ханьфу и шагнула прямо в ледяной пруд. Рэвон схватил её за локоть – тело тоже было ледяным.
– Ты что делаешь, остановись!
– Пусти, сонбэ, – зашипела Йонг. – Мне нужно найти супхё.
– Для каких целей, вонгви забери твою душу? – прорычал он, не размыкая ладони. Сон Йонг бросила ему гневный взгляд.
– Пока есть возможность, я хочу знать, как артефакт воды влияет на стихию металла внутри меня, – заговорила она быстро. – Масло из храма Огня чуть не убило меня, отравило всё моё тело. Я хочу знать, на что способен супхё в храме Воды, какими ещё способами враг захочет убить меня.
– Ты сошла с ума! – ахнул Рэвон и от шока отпустил локоть Йонг. Она сделала в глубь пруда ещё несколько шагов. – Это не выход, хубэ! Думаешь, сможешь противостоять любой силе, если подготовишься заранее? У тебя ничего не выйдет, оставь!
– В не-Чосон я ведь как-то вернулась, – бросила она через плечо, – подготовилась и вернулась. А теперь каждая тварь вроде Лю Соджоля пытается отравить меня, сделать пешкой в чужой игре.
Она вновь говорила и вела себя так, словно не подчинялась собственному разуму, словно действовала по наитию. Но ведь имуги спал в ней, кто теперь вёл Сон Йонг в пруд?..
Пока Рэвон ошарашенно наблюдал, она дошла до середины водоёма и смело приложила руку к каменной колонне. Пруд был небольшим, монета посреди широкого внутреннего двора, куда постояльцы храма приходили молиться, – и неглубоким. Но воды его никогда не замерзали, и даже в лютую стужу пруд оставался не тронутым льдом. Рэвон не останавливал Йонг теперь, потому что поймал себя на мысли, что ему тоже интересно: раз уж эта глупая женщина решила нарушить все вековые устои священных мест разом, он посмотрит, куда приведёт её безрассудство. Когда-то давно и Рэвон задавался вопросом, что будет с незамерзающим прудом, если из него вытащить священный супхё.
– Ничего не чувствую, – выдохнула Сон Йонг и отняла руку от колонны. – Имуги больше не отвечает мне, и я думаю, что это вода отнимает…
Она не успела договорить: каменная колонна, возраст которой отсчитывал столетия, вдруг треснула ровно посередине, будто в неё ударила молния. Йонг вздрогнула и от неожиданности пошатнулась, падая прямо в воду. Та пошла волнами – и так и замерзла на глазах изумлённого Рэвона.
Святые духи. «Теперь, – подумал Рэвон мрачно, – храм Воды в самом деле умер. Вместе с реликвией, что поддерживала жизнь в этом затерянном месте».
Дорога на Хансон, месяц ипчхун [35] 1593 года, год Водяной Змеи
Теперь Йонг боялась, что не сдержит обещание, данное Ильсу будто в прошлой жизни. Она подвела её, не сумев сберечь Юну, она подвела себя, не сумев спасти своего строгого учителя. Оставалось надеяться, что теперь Йонг хотя бы сможет ответить за свои слова лично перед ирмэ [36] Ильсу и молодым королём, которому доставляла столько проблем. Сон Йонг, женщина, несущая смерть, везла в столицу иноземный отряд. О том, что её выходки не понравятся никому во дворце, она старалась не думать.
Они ехали по бездорожью, сбивая колёса гружёных телег, и останавливаясь через каждые несколько ли. Рэвон повёл их по восточному тракту мимо всех крупных поселений и городов, куда заглянуть они попросту не успевали – или не хотели, чтобы избежать лишнего внимания, или рассчитывали преодолеть так расстояние до столицы быстрее. Весь их путь занимали поля и степи, нагорья, ещё более труднопроходимые, и замёрзшие ручьи, от которых брали начало реки. Несколько дней они шли вдоль таких безымянных рек, где с одной стороны подпирал лес, а с другой – старые поля, выжженные Драконом во время первой войны с Японией.
Телеги тут застревали, идти приходилось ещё аккуратнее, и иноземцы мёрзли, проваливаясь в снег всё больше. Йонг понимала, что они не приспособились к холоду за эти несколько лет в тюрьме, а их тела отвыкли от долгих походов, и потому теперь смотрела на них с сожалением.
Она выспросила всё у Хаджуна: как иноземцы выбрались из крепости, как нашли груз, старое оружие, телеги и лошадей… Рэвон-сонбэ хранил обет молчания с тех пор, как они с Йонг поругались у пруда в храме Воды. Уйти пришлось быстро, оставив за спиной вопросы без ответов – почему треснул водомерный камень, почему пруд замёрз. Рэвон бросил лишь, что обсуждать тут нечего: Йонг рушит всё, к чему прикасается, и ей стоит держать руки при себе и никуда не лезть. Она винила себя в случившемся и потому с обвинениями не спорила.
Телеги их отряд раздобыл по дороге у потерянных земель – так стали называть территорию, окружающую Хэнджу, которую покинули крестьяне, примкнув либо к войску Империи, либо сместившись южнее, поближе к городам, ещё подчиняющимся Чосону. Ржавые мечи, вилы и копья тоже нашлись где-то в постоялых дворах, хижинах и, кажется, в паре поселений, которые Рэвон приказал обогнуть несколько дней назад.
– Лошадей мы купили, когда поняли, что на себе всё не утащим, – делился Хаджун, посматривая на активно поддакивающих иноземцев.
Йонг пыталась запомнить каждого, но не привыкшая к европейским чертам лица память путала имена и внешность худых мужчин, они сливались для Йонг в одного неопределённого человека. С небольшим трудом сейчас она узнавала только Перу, самого разговорчивого из них, который в прошлом был штурманом своего капитана, и Коби-руана, которого на самом деле звали чуть иначе. Хаджун не мог выговорить его имя, потому старался не обращаться к нему напрямую.
– На какие деньги купили? У нас ни монеты. – Йонг заподозрила неладное, повернулась к Хаджуну. Тот покраснел. Понятно, ничего они не покупали, а попросту выкрали. – Красть нехорошо, ра Хаджун. Тем более в такое время.
– Мы у богачей выкрали, – принялся оправдываться Хаджун, – всех коней из разных домов, чтобы они недостатка не поняли!
– Сэ, бэла, – поддакнули Перу и его приятель, – в страшное время богачи должны делиться с бедняками.
– Да они вас убить могли на месте, – бросила Йонг. – В тревожное время и свои становятся врагами, и добряки превращаются в чудовищ, вам ли не знать.
Иноземцы переглянулись.
– Мы знаем, бэла.
Их тон заставил Йонг поумерить пыл. Она огляделась в поисках Харин, которую не видела с момента пробуждения, хотя избегать друг друга в таком вынужденно тесном обществе было практически невозможно. И всё-таки не заметила её фигуры среди бывших узников безымянной тюрьмы.
– Эй, Хаджун? – позвала Йонг неуверенно. – А Харин…
– Едет в телеге рядом с бэсиндж… рядом с Ким Рэвоном. – Хаджун нехотя поправил себя и, не уловив во взгляде Йонг укора, продолжил бодрее: – Она подвернула ногу, когда мы сбегали из конюшен. Ким Рэвон присматривает за ней с тех пор.
Йонг невольно подумала, что Харин осталась в одном из поселений, что встретились отряду по пути к столице, но теперь испытала внезапное облегчение. Харин тоже видит в Сон Йонг опасного зверя и потому не показывается? Или же предпочитает держаться ближе к Рэвону, раз её окружают опасные преступники, которых сыта-голь по своей воле освободила и бросила, когда заснула на несколько дней?
С момента своего пробуждения Йонг заваливала себя одними вопросами и получала лишь малую часть ответов. Ей следовало помириться с сонбэ и узнать из первых уст обо всём, пока пропасть между ними не превратилась в новую вражду. Да, он всё ещё был опасен, и Йонг всё ещё не могла доверять ему, но, как говорил умудрённый опытом пуримгарра, своего врага нужно держать в тепле и сытости. Или хотя бы в личной милости.
До столицы ещё несколько дней пути. У Йонг есть время разобраться с собой, сонбэ Рэвоном и прочими тревогами, которые одолевают её сердце. Например, привести в порядок её людей, раз уж заботиться о них должен тот, кто их освободил.
– Послушайте, – начала Йонг на вечернем привале. Иноземцы развели костёр и, вооружившись котлами и скудными пятью тушками кроликов, что добыли Рэвон и Хаджун, варили свою похлебку. Йонг подсела к ним, обвела внимательным взглядом. – Вам нужна одежда и сапоги. А завтра, кажется, мы будем недалеко от Анбёна. Что, если…
– Ты хочешь, чтобы нас поймали, Сон Йонг? – подал голос Рэвон. Он присел к общему костру, нахмурился. – Мы не просто так обходим крупные города, нам нельзя попадаться такой толпой на глаза воинам в крупных поселениях.
– Но лошадей вы как-то украли.
– То была вынужденная мера.
– У тебя всё, что удобно, сонбэ, вынужденная мера!
Йонг не хотела злиться и пожалела о сказанном до того, как последний звук вылетел из её рта вместе с паром, но Рэвон помрачнел сразу же. Между ними повисла красноречивая пауза, отравляющая всё легкомысленное настроение, тишина поползла по остальным людям в их отряде.
– Ты ничего не понимаешь, хубэ, – процедил Рэвон, – а строишь из себя святую умницу. Сколько бы предупреждений я тебе ни давал, ты хочешь действовать по-своему, лишь бы наперекор мне пойти, верно я говорю?
Йонг хотела возразить, но осеклась. Вероятно, он был прав. Она надеялась помириться с ним, чтобы держать поблизости, но злость на него оказалась сильнее, чем Йонг способна была подавить. Рэвон, похоже, понимал всё по её взгляду: Йонг не знала, что к её глазам возвращался белый цвет, металл и лёд снова брали свои права у тела. И потому, должно быть, сонбэ тоже боялся Йонг больше, чем хотел или мог себе позволить.
– Я веду вас безопасной тропой, – сказал он на выдохе, устало. – О ней не знает Империя, что ищет тебя на севере. О ней не знает Япония, что ищет тебя на юге. Сейчас ты и остальные в безопасности, но я не смогу гарантировать те же условия уже через пару суток. Я хочу привести тебя в Хансон невредимой, потому что пообещал брату, но уговор был только о тебе и Хаджуне. И посмотри, кто нас окружает!
Он окинул притихших, греющих уши иноземцев вокруг себя и выругался сквозь зубы.
– Меня не заботят жизни этих чужаков, но я смирился с их присутствием и теперь отвечаю за них тоже. Всё ради тебя.
– Ты хотел сказать «из-за тебя».
– Нет, Сон Йонг-щи, – старое обращение прозвучало издёвкой, – я хотел сказать то, что сказал.
Йонг поджала губы. Из-за того, что её не поддерживал больше имуги, присутствие Рэвона выводило из себя: она злилась, что рядом был сонбэ, а не Нагиль или любой другой человек, которому Йонг привыкла доверять.
Рэвон-сонбэ был прав, и это злило тоже: Сон Йонг была слабой маленькой девочкой, которая ничего не может без змея в груди и генерала драконьего войска за своей спиной. Она может приносить только разрушение, она может обещать только смерть.
– Очнись уже, Йонг. – Слова Рэвона вгрызались в шею, точно ядовитые змеиные зубы, разъедали кожу, точно старое масло из факела Феникса. – Столько людей пытается защитить тебя в этом мире, а ты не замечаешь этого. Можешь не верить мне и считать врагом, но я уже очень давно не желаю тебе смерти. И никому, кого ты любишь. И… – Он вздохнул, провёл рукой по лицу, убирая со лба прилипшие грязные волосы. – Это не я убил дочь Императора. В этой войне, если ты не заметила, больше, чем две противоборствующие силы. И у каждой из них своя цель.
Рэвон поднялся, чтобы уйти, оставив Йонг рядом с иноземцами, к которым она начинала проникаться симпатией. Видно, чтобы не доставлять больше беспокойств или чтобы самому не злиться в её присутствии.
– Запомни кое-что, Сон Йонг, – добавил он, роняя слова сверху вниз, прямо на макушку Йонг. Она вскинула голову: Рэвон стоял над ней и говорил серьёзно, но спокойно, будто открывал старую как мир истину. – Чтобы победить в войне, тебе нужно думать как враг и действовать как враг. Так вот, зная своего врага, я могу сказать, что смерть принцессы не была выгодна японской стороне.
Йонг молчала, не сумев подобрать слов для ответа сонбэ. Он поклонился ей и ушёл, словно опускал меч перед противником, к которому не испытывал ненависти.
На перевале, который отряд проходил через пару дней, Йонг стало плохо. Она шла между верным Хаджуном и Перу, спрашивала последнего о его капитане, когда почувствовала недомогание.
– Капитэ – хороший человек, – говорил Перу.
– Что же тогда он бросил вас в тюрьме, – скривился Хаджун, которого интерес Йонг к иноземцам раздражал. То ли воин пытался оградить госпожу от опасности, то ли ревновал.
– Это мы спасали капитэ, не он нас, – возразил иноземец. – Он поклялся бежать и не возвращаться, пока стены тюрьмы не рухнут. И вот, они рухнули.
– Не благодаря вашему капитану, – продолжал давить уязвлённый Хаджун.
– Не всё ли равно, кто свершил дело? Победа над дьявольской судьбой, вот что главное. Ты мал ещё, чтобы судить о поступках.
Хаджун тихо выругался, хотя Перу был прав: воин был младше тех, кто шёл с ним бок о бок весь непростой путь до столицы.
Йонг старалась держаться от Хаджуна на расстоянии.
«Зря он настаивает», – с огорчением думала она. Хаджун обращался к ней «госпожа», говорил очень формально, считал своим долгом оберегать её от любой опасности, подстерегающей в дороге. Всё, что он делал, пугало Йонг. Не стой так близко к змее, из-за которой гибнут люди.
Хаджун заботился о ней, а Йонг видела в нём Вонбина. После смерти Юны эта рана, не сумевшая зарасти за столь короткое время, воспалилась снова и теперь отравляла все мысли и всё тело.
Быть может, поэтому на очередном повороте её бок прострелила резкая боль.
«Только не кровотечение», – подумала она со злостью, цепляясь за рукав иноземца. Тот охнул.
– Ай, бэла, что случилось?
– Госпожа? – заволновался Хаджун и подхватил Йонг под локоть. – Что такое?
– Ничего, нормально. – Йонг замотала головой, потом поняла, что её тошнит от недостатка кислорода в воздухе. Их отряд забрался достаточно высоко в горы, чтобы обогнуть крупное поселение на равнине.