Дом вдовы Серафимы оказался крепким пятистенком, пахнущим сушёными грибами и ладаном. Сама хозяйка – дородная женщина с вечно поджатыми губами – встретила Алексея без радушия, но и без враждебности. Она молча указала ему на комнату: узкая кровать, стол, стул и икона в углу, завешенная рушником.
– Свет гасить в десять, – сказала она, стоя в дверях. – На улицу ночью не выходить. Окно не открывать, даже если душно будет.
– Почему? – Алексей поставил кофр на пол.
– Комары заедят, – отрезала Серафима и закрыла дверь. Щёлкнул засов. Снаружи.
Алексей подошёл к двери и толкнул её. Заперто. «Прекрасно, – подумал он. – Я не гость, я пленник». Впрочем, усталость брала своё. Он решил разобраться со странностями утром. Разложив инструменты на столе, он достал блокнот и записал первые впечатления: «Атмосфера гнетущая. Местные замкнуты. Объект: церковь св. Варфоломея, состояние – требует осмотра».
Он поужинал взятыми с собой бутербродами, запил водой из фляги и лёг. Тишина за окном была абсолютной. Ни ветра, ни лая собак.
Сон пришёл мгновенно, но был вязким, неприятным. Ему снилось, что он стоит посреди храма. Стены пульсируют, словно живая плоть. Он берет скальпель, чтобы снять слой краски с иконы, но вместо краски из-под лезвия начинает течь густая, чёрная жижа. Она капает на пол, собирается в лужу, и в этой луже он видит отражение. Не свое. На него смотрит лицо без глаз, с зашитым ртом.
Алексей проснулся от собственного крика. Он сел на кровати, тяжело дыша. Сердце колотилось о ребра, как птица в клетке. В комнате было темно, но лунный свет пробивался сквозь щели в ставнях, чертя на полу полосы. Часы показывали 02:15.
И тут он услышал это. Звук шел не с улицы. Он шёл из-под пола. Тихий, ритмичный скрежет. Будто кто-то водил ногтем по дереву.
Алексей замер, боясь пошевелиться. Разум твердил: «Это мыши. Это старый дом, дерево оседает». Но инстинкт, древний, пещерный инстинкт, вопил: «Опасность».
Скрежет прекратился. Повисла пауза. А затем раздался вздох. Глубокий, тяжёлый вздох прямо под его кроватью.
Алексей медленно, стараясь не скрипнуть пружинами, спустил ноги на пол. Холод пробрал до костей. Он потянулся к рюкзаку, где лежал мощный фонарь. Щелчок. Луч света разрезал темноту. Никого. Пустая комната. Он посветил под кровать. Пыль, старый башмак, паутина.
– Нервы, – прошептал он вслух, чтобы услышать свой голос. – Просто нервы.
Он встал и прошёл к столу, чтобы выпить воды. Пол под его ногой, у самого окна, скрипнул иначе. Доска шаталась. Алексей нахмурился. Он присел на корточки, посветил фонарем. Одна из половиц была явно новее остальных, хоть и искусно состарена грязью. В щели между досками что-то белело.
Он достал из кармана складной нож, поддел край доски. Гвозди сидели неплотно. С небольшим усилием половица поддалась. В небольшом тайнике, выдолбленном в лаге, лежал свёрток, обёрнутый в промасленную тряпку.
Алексей развернул его. Это была толстая тетрадь. Он открыл первую страницу. Почерк был дёрганным, буквы прыгали, но текст читался ясно:
«Дневник работ по реставрации храма св. Варфоломея. Исполнитель: Игнатьев В.С. Дата начала: 12 мая. Место удивительное, но странное. Местные называют церковь не храмом, а "Затвором". Я думал, это диалект. Сегодня понял – они не молятся здесь. Они проверяют замки».
Алексей пролистал ближе к концу. Страницы были запачканы чем-то бурым, похожим на засохшую кровь. Последняя запись была сделана карандашом, нажим был таким сильным, что грифель порвал бумагу:
«Они не святые. Под ликами – демоны. Отец Анатолий знает. Я нашёл вход в крипту. Оно там. Оно дышит. Не спи, Валера, не спи, они приходят во сне. Туман поднимается. Я должен бежать, но лес не пускает. Если кто-то найдёт это – не реставрируйте иконостас! Не счищайте серебро! Это не украшение, это решётка !»
Дневник выпал из рук Алексея. В этот момент за окном, в мёртвой тишине ночи, протяжно и тоскливо завыл волк. Или кто-то, кто очень хотел казаться волком. А затем в дверь его комнаты тихо, деликатно постучали.
– Алексей? – голос отца Анатолия звучал приглушенно. – Вы не спите? Мне показалось, вы кричали.
Алексей посмотрел на тайник в полу, на дневник, потом на дверь. Засов был снаружи. Священник не мог войти в дом, если вдова заперла входную дверь. А если он внутри… значит, у него есть ключ. Или вдова его впустила.
– Все в порядке, – ответил Алексей, пряча тетрадь под матрас. – Просто кошмар.
– Бывает, – голос за дверью стал жёстче. – Места здесь… с характером. Спите, Алексей. Завтра много работы. Иконостас ждёт.
Шаги удалились. Алексей сел на кровать, сжимая в руке нож. До утра он больше не сомкнул глаз.