– Прр-и-ивалл с-сейчас… – прошипел голос.
Дарган остановился. Простые воины опустились на песок и застыли. Издали их легко принять за обычных мертвецов: когда они лежат на земле, то лежат не шелохнувшись, ни рука, ни нога не дрогнет, грудь не вздымается, губы недвижны. Армия Мортис остановилась. Пока живые едят и пьют, чистят оружие или спят, богиня смерти заряжает тела бывших алкмаарцев своей энергией. Впрочем, оружие нежить тоже иногда чистит, но это занятие бесполезное – в их руках сталь ржавеет, а ткань и кожа истлевают и покрываются плесенью.
В небе над армией Мортис висят стервятники, неотступно следуя за войском мертвецов. Стоит только нежити остановиться, как птицы тут же пикируют вниз. Стаей накидываются на кого-то из мертвых и пытаются вырвать из тела куски плоти. Инстинкт обманывает птиц: запах говорит, что тела мертвы, и они верят запаху и не верят глазам – многие птицы расплачиваются жизнью за этот обман. Другим пернатым везет больше – им удается выхватить из руки или ноги кусок гниющего мяса и тут же взмыть в небо. Но сколько бы стервятников ни убивали воины нежити, птиц не становится меньше – они неотступно следуют за армией Мортис. Посему, чтобы защититься от падальщиков, особенно во время привала, приходится выставлять караулы. Случается, что у лежащих воинов птицы выклевывают глаза, а иногда попросту обрывают плоть до костей. Поначалу Дарган не понимал, откуда в армии Мортис берутся бойцы-скелеты – потом, наконец, сообразил. Командиры утверждают, что воины-скелеты – это самые крутые вояки, избранники Мортис. Но Дарган подозревает, что эти еще способные двигаться голые кости, – просто лентяи, позабывшие выставить караул.
На север в этих местах практически не отправляют купеческие караваны, главный торговый путь пролегает по Альзону. Вернее, пролегал. Чума истребила торговлю вместе с торговцами. Но совсем недавно по водам могучей реки везли из столицы товары, и дальше – Горговым морем отправляли в земли Империи. Везли фимиам и розовое масло, шелк и сушеные финики, а с берегов Мертвого моря – зеленую и желтую соль, без которой ни одно блюдо не сочтут изысканным. Но чаше всего за море отправляли чеканную посуду, нефрит и яшму – без них в Империи не украсить ни один алтарь.
На север же еще много лет назад алкмаарцы проложили две мощеные дороги, чтобы снабжать гарнизоны нескольких крепостей на границе. Если кто и отправлялся этим путем, кроме солдат да маркитантов, то это мелкие начинающие торговцы, готовые рисковать жизнью на грошовую прибыль. Да еще раз или два в год двигались туда и обратно королевские караваны под охраной стрелков и военных магов – эти проходили по договору через имперские владения в земли Горных Кланов – везли алкмаарские диковинки и ткани, пряности и чернослив в обмен на драгоценные камни и стальные изделия гномов.
– Граница с-с-скоро…
А что там на границе? Только крепости. Свои и чужие. Крепости, которые придется брать штурмом.
Нежить по приказу Мортис пойдет в атаку, не колеблясь.
А Дарган? Нет, страха он не испытывал. Но и желания убивать во имя Мортис – тоже. Да, хуже нет, чем сделать что-то наполовину. Например – умереть не до конца.
Если Алкмаар построил на границе несколько крепостей там, где имелись глубокие колодцы, то имперцы, которые терпеть не могли пустынь, на своих землях близ границы возвели лишь каменные наблюдательные башни – их покрытые синей черепицей крыши увидеть можно было издалека. На службу в эти места обычно отправляли людей подозрительных. Еретики, грабители и дебоширы в форме имперских стрелков мало отличались от тех, кто форму не носил. Единственное, что совершали они исправно, так это обирали редких путников на дорогах, делая скудную торговлю еще более скудной.
На серьезное дело сомнительные служаки вряд ли годились: небольшой патрульный отряд, лениво трусивший вдоль высохшего русла реки, едва завидел огромное войско, тут же припустил во всю прыть в сторону ближайшей сторожевой башни.
Бравых пограничников никто не преследовал – нежить пока еще не получила приказ вторгнуться в имперские земли. Но пограничники прекрасно могли рассмотреть с высоты своих башен, что за сила на них надвигается. Так что те, у кого последние мозги не растворились в парах крепких алкмаарских вин, немедленно кинулись седлать коней и помчались во всю прыть на север.
Вдали, на северо-востоке, чем-то схожие с синими крышами имперских башен, вставали хребты Фальген Хейма – горная граница между имперскими владениями и землями эльфов, где-то в глубине которых лежал таинственный Вечный лес.
Но вряд ли кто-то в армии Мортис склонен был любоваться красотами горных вершин в этот час, впрочем, как и в любой другой. Был приказ безмясой богини – захватить пограничную алкмаарскую крепость, и вся армия двинулась к стенам твердыни, разливаясь серым потоком по окружающим крепость дюнам.
Ударил сигнальный колокол в цитадели, а следом пронесся стон ужаса. Солдаты гарнизона, ремесленники, женщины, дети, торговцы и просто бродяги – все в этот миг оказались на стенах. Окаменев, смотрели они вниз – туда, где армия нежити ползла по песку, с высоты крепостных башен казалось, что невидимый ветер гонит сухую листву, сметая ее к стенам. Комендант, которому уже донесли об ужасной напасти, нарочито медленно поднимался наверх, на смотровую башню, сознавая, что от этой силы у него нет настоящей защиты.
Когда старый капитан оказался на верхней площадке башни, первые ходячие мертвецы уже подошли к воротам. Какими низенькими и жалкими показались в тот миг коменданту сложенные из песчаника стены! Какими тонкими почудились ворота из досок каменного дуба, обшитые медью! Каким мелким – ров, лишенный в это время года воды. Смерть в сотнях и тысячах обличий устремилась к стенам, и в этот момент самые смелые защитники утратили мужество. И немудрено: на ходячих мертвецах болтались металлические нагрудники алкмаарцев, знакомая красная форма альзонских полков, мечи, щиты – все было родное, все – кроме лиц, ибо лиц как таковых уже не было, на защитников крепости скалились черепа, обтянутые гниющей кожей.
– Открыть ворота! – раздался голос глашатая Мортис Прушина.
– Убирайтесь! – прохрипел капитан и до боли в суставах стиснул рукоять меча.
Он уже ни на что не надеялся, ибо всякая надежда его мгновенно оставила. Он просто не мог открыть ворота перед этой чудовищной армией. К тому же он все же пытался себя убедить, что цитадель внутри крепости, которую за всю историю Алкмаара ни разу никому не удалось взять, сможет уцелеть. И комендант приказал срочно уводить туда всех, кто не может держать оружие, прежде всего женщин и детей. Хотя насмешливый шипящий голос нашептывал в уши: «Безнадежно».
– Смолу приготовить… камни… стрелометы зарядить, – распоряжался комендант, заглушая смертельный ужас, от которого каменело сердце.
– Открой ворота! – вновь и вновь шипел Прушин. – И ты с-с-сохранишь жизнь. Твои воины дадут присягу Мортис-с-с, твои женщины могут остаться в крепости.
Комендант не отвечал. Боялся, что, ответив, выдаст свой страх.
Приходя в ярость от своего бессилия, он смотрел, как жуткая армия замыкает кольцо вокруг города, как мчатся на черных конях с горящими копытами рыцари смерти. Вот ползет виверна, готовая излить фонтан яда по приказу Мортис. Капитан стражи со стены швырнул в нее дротик. Виверна встала на задние лапы, будто пыталась достать до балкона привратной башни, расправила кожистый зеленый воротник и плюнула ядом. Плюнула и опрокинулась на спину. А на стене люди выли от боли и корчились, умирая.
Увы, перед Мортис алкмаарцы оказались теперь беззащитны – бесплотная богиня украла их тайную магию, которой они так искусно владели. Духи предков больше не откликались на зов, и артефакты утратили силу. Источник магии в центре крепости уже много дней как иссяк, сила внезапно ушла из него, как уходит вода из колодца в пустыне. Теперь алкмаарцы могли лишь смотреть, как мертвые воины подносят один камень за другим, устраивая нечто вроде пьедестала, и по этим камням всходит на вершину насыпи женщина в бело-серых одеждах. Ее мертвое лицо обернулось в сторону города, белые мертвые глаза уставились на живых защитников.
– Баньши… Да помогут нам души предков, – прошептал комендант, позабыв, что духи предков больше не откликаются на зов.
Баньши раскрыла рот, крикнула пронзительно, затем дохнула – и густое облако магического тумана потекло в сторону непокорной крепости.
В последний момент люди стали прыгать со стен, ломая руки и ноги.
– Мы согласны служить, согласны… – кричали они, скатываясь по земляному валу, и бежали или ползли в расположение нежити.
От паралича магического тумана им удалось ускользнуть, но и только. Беглецов встречали мечи мертвых воинов. А на стенах все замерли, не в силах даже моргать, жаркий воздух обжигал распахнутые глаза, слезы текли по щекам парализованных. И пока защитники стояли недвижно, мертвые воины, как огромные пауки, карабкались по стенам наверх.
Всего несколько минут потребовалось, чтобы мертвецы оказались внутри и, никем не остановленные, открыли ворота.
А защитники все так же, окаменев, стояли на стенах, не способные поднять руку с мечом, чтобы отразить удар, но при этом отчетливо понимая, что происходит и какая участь ждет их самих и их близких. Это были самые ужасные минуты их жизни – мгновения, когда они беспомощно наблюдали, как разливается серая масса нежити по внутренним дворам крепости, как мчатся наверх на стены по каменным лестницам мертвецы. Но при этом они продолжали стоять не шелохнувшись, лишь обливались потом, и, как в ночном кошмаре, покорно ждали ударов в живот, сердце, шею. Самые ужасные последние минуты.
– Убить всех! – приказала Мортис.
Пока на стенах, как скот, резали защитников крепости, зомби подтащили таран с медной бараньей башкой на конце и принялись бить в ворота цитадели. Каждый удар отдавался эхом. Внутри была тишина: парализованные женщины и дети не могли даже кричать от ужаса. Беспомощные, они ждали, когда таран разобьет казавшиеся несокрушимыми ворота. Раз за разом бил медный баран в ворота, и жуткий набат разносился по крепости, где больше не осталось живых. Наконец огромная доска из каменного дуба треснула вдоль. Секиры и топоры завершили дело. В тот миг, когда ворота пали, кончилось действие магии, и те, кто укрылся внутри, разом закричали от ужаса. Обезумев, они полезли друг на друга, топча слабых и расталкивая немощных, по головам пытаясь добраться до крошечных окошек под потолком, хотя никто в те щели пролезть бы не смог – разве что годовалый младенец, и только. Кому-то удалось вскарабкаться по камням и уцепиться за выступ подоконника, но большинство срывалось и падало вниз – чтобы быть тут же пронзенным мечами нежити. Под конец, не в силах держаться, упали, наконец, и те, кто сумел дотянуться до окошек, но вылезти наружу так и не смог.
Дарган вошел в крепость в числе последних. Трупы лежали повсюду – женщины, дети, старики, рядом с ними воины, упавшие со стен и залившие своей кровью мостовые. Он смотрел на все это с равнодушием – мертвый на мертвых. Только медальон на груди под одеждой вдруг превратился в кусок льда и нестерпимо холодил даже холодную кожу. Дарган оказался у ворот цитадели, когда ее уже взяли, и из разлома в дверях устремился поток крови. Она текла, как течет вода в канале после весеннего ливня, пенясь и увлекая за собой мелкий мусор. Дарган остановился, и поток стал обтекать его, устремляясь дальше, к воротам крепости. Кровь мигом пропитала старые сапоги – завтра, когда она высохнет, сапоги задубеют. Дарган стоял, глядя на бурный поток, и не сразу заметил, что порой в переливах алых струй он видит отражение собственного лица.
Или то был лик богини смерти Мортис?