Во мне всё оборвалось.
Это был конец. Ниманд мёртв.
Мёртв! И что теперь делать?..
Произошедшее не укладывалось в голове, а в ней всё ещё шумело, глаза болели от перенесённой вспышки света. Я смотрел на мёртвое тело неизвестного мага рядом с кучей тряпок с вышитыми портретами и не мог поверить глазам.
Почему Ниманд не атаковал? Если он невероятно силён, то почему не сопротивлялся и не прорывал оцепление? Почему он не раскидал нас, как котят, а просто заперся в доме, будто испугавшись?
И самое главное – почему он вдруг взял и умер?
Чтобы не доставаться нам живым? Или тут что-то другое?..
Мёртвое тело мага окружили остальные. Волькири наклонился и проверил у него пульс, хотя и так было видно, что человек мёртв. Буф в это время внимательно разглядывал его одежду, а Фонтей хмурился и тёр затылок, приподняв шапку-шлем и глядя на лицо погибшего мага.
Первым заговорил Альмагор Стронг, мрачным и обречённым голосом:
– Он не мёртв. Точнее, конкретно этот маг мёртв, но сам Ниманд жив.
– Я не совсем понял, директор… – выдавил Буф. – Как это, жив?
– Судя по всему, для Ниманда этот маг был всего лишь оболочкой, носителем. И сегодня мы вынудили мастера покинуть это тело. Похоже, именно для этого ритуала он и заперся в доме, чтобы успеть ускользнуть. Даже для такого, как Ниманд, это тяжело. Не думаю, что он способен часто менять тела. Это опасно.
– Но подобной магии переселения из тела в тело не существует, – нахмурился Фонтей. – Это невозможно ни для одного мага, даже для джадуга.
Стронг поднял на него глаза.
– Значит, Ниманд – не маг.
Фонтей с ужасом глянул на директора. Мне даже показалось, что он о чём-то догадался, но не стал озвучивать догадку вслух, потому что сам в неё не верил.
Все смолкли, до сих пор пребывая в шоке и растерянности. Повисла тишина, лишь с улицы доносились бодрые выкрики солдат – они радовались, что Ниманд уничтожен.
Сьюн вдруг отвернулась от мертвеца и уткнулась лицом мне в плечо.
– Как же так, Киро? – прошептала она. – Неужели, у нас больше не осталось шансов? Где теперь искать Ниманда, даже если он жив? Кто он вообще такой?
Ответа у меня не было.
Во мне будто всё опустело. Столько стараний, столько работы, пота и крови – и всё для того, чтобы увидеть неизвестного мертвяка, который уже ничего не расскажет. А ведь время неумолимо заканчивалось.
Когда в маленький домик собрались войти остальные, директор перекрыл всем путь. Нужно было тщательно и аккуратно обследовать дом, до самой последней доски: Ниманд уходил в спешке и мог оставить зацепку о своей личности.
– Если он не маг, то кто? – недоумевал Буф. – Вы, кстати, видели, какими стали его глаза перед тем, как он покинул тело? Какие-то… нечеловеческие.
Все закивали.
– Таких сущностей я ещё не встречал, – продолжал хмуриться Фонтей. – Эх, если бы я имел доступ к библиотеке Бар-Сабба в Гнездовье, возможно, нашёл бы упоминания о подобном в древних текстах. Маги Кронода были очень наблюдательны и всё записывали.
– Энио говорила мне, что видела в библиотеке Бар-Сабба упоминание о маге, который вышивал портреты, – вспомнил я. – О нём писал сын короля Кронода по имени Кербази Хибэй. И если он говорил о Ниманде, тогда ему не меньше ста лет.
Директор нахмурился.
– Значит, он менял тело уже несколько раз. Так и скрывался от взора Творцов.
Я быстро рассказал всё, что знал о тех записях. О том, как некий маг предложил юному Кербази могущество, а потом подарил древнюю веверу, чтобы её убить, но тот отпустил чудовище в озеро, чем заслужил гнев дарителя. И о том, что потом Кербази пропал вместе с реликвиями королей Кронода и до сих пор неизвестно, куда он делся.
После моего рассказа Стронг почему-то посмотрел не на меня, а на охотника Волькири, а тот опустил глаза, будто смутился.
Странно.
– Потом это обсудим, Киро. – Директор устало вздохнул. – Это важная тема. Очень важная. Но сейчас нам не до неё. Сейчас нужно исследовать дом Ниманда. Спасибо Тюдору Нобу. Он дал нам возможность напасть на след нашего врага… – Стронг повернулся ко мне. – А где, кстати, сам Тюдор?
На этот вопрос у меня тоже не было ответа.
Я был так занят Нимандом, что про Тюдора вообще забыл.
– Он, наверное, на ферме у эвен Обри, матери Тома Обри. Тюдор и Сибилла Нобу там живут.
Н-да. Какая-то корявая фраза получилась. Почему бы не сказать «родители»?
Стронг кивнул.
– После того, как обследуем дом Ниманда, ты сразу отправишься на ферму к Обри. Нужно проверить, всё ли в порядке с Тюдором Нобу, да и ты, наверное, по родителям соскучился.
Я ничего не ответил.
Стронг ведь отлично знал, что это не мои родители, но зачем-то ввернул фразу про «соскучился». Хотя, если честно, я бы не отказался повидаться с ними. Это были хорошие люди, и теперь я даже испытывал к ним тепло, да и Тюдора надо было поблагодарить. Он проделал важную работу.
Впятером мы приступили к осмотру дома.
Буф проверял кухню; охотник занялся платяными шкафами в спальне; Фонтей прощупывал заклинаниями всю мебель в доме, пол, стены и потолок, выискивая тайники; Стронг осматривал мёртвое тело; ну а я взялся за изучение гостиной, а здесь было что поизучать.
Полки с книгами, картины, коврики, лампады, всякая мелочёвка в шкатулках, наборы для рукоделия с кучей игл, пара чемоданов и, конечно, целая груда вышитых портретов.
Сьюн вышла на улицу, мрачная от безнадёги.
А вот я решил не позволять себе отчаиваться – вариантов, кроме как найти Ниманда, у меня всё равно не осталось, поэтому я принялся исследовать его хижину, как заядлый криминалист.
Любая крупица, любая деталь могла оказаться важной.
Я обшарил полку за полкой, шкатулку за шкатулкой, и особенно – книгу за книгой. Это были различные руководства и советы: по рукоделию, вышиванию и плетению узоров, ведению животноводства и заметки по огородничеству.
Странно, что Ниманд, мировое зло и враг номер один, всем этим интересовался. Особенно он любил схемы для вязания крючком – затёр их чуть ли не до дыр. Видимо, за вязанием он придумывал планы по захвату мира.
Горький сарказм вылетел из головы, как только я увидел узорчатые полотна, которые Ниманд оставил после себя. Настоящие произведения искусства… Идеально связанные и тончайшие скатерти, салфетки и накидки – всё это я нашёл в первом из двух чемоданов.
Там же обнаружился пакет с золотыми заколками.
Одну из них я видел на причёске у профессора Руфа Зойта. Две перекрещенных стрелы – символ множественной материи, знак, придуманный ещё отцом Альмагора Стронга, Остадаром. Неужели все эти заколки Ниманд собирался подарить своим поверенным магам, если бы успел? А их тут было не меньше ста штук.
Масштаб его планов стал очевиден.
Сто таких магов, как Зойт, точно превратили бы армию Атласа в ничто. Неужели эти маги всё ещё где-то обучаются? В школе на острове Капиату?..
Мысль оборвалась, когда я открыл второй чемодан.
Там лежали портреты, но не вышитые, а нарисованные чернилами на листах. Под изображениями чьих-то лиц значились имена и даты. Сверху находился портрет того самого мужчины, который сейчас лежал мёртвым посреди гостиной.
«Брунус Вил» – значилось под портретом.
Дата стояла десятилетней давности.
– Почему здесь дата смерти моего отца?.. – тихо сказали рядом.
Я вздрогнул.
Оказывается, ко мне подошёл Стронг, а я его даже не заметил. Он смотрел на портрет мага и указанную дату, а сам хмурился.
– Что это значит, директор? – спросил я. – Совпадение?
Директор не ответил.
Он взял у меня стопку листов и убрал верхний портрет. Под ним лежал следующий, и увидев его, Стронг побледнел, как смерть. На листке было изображено лицо бородатого мужчины лет сорока пяти, с усталым взглядом и глубокими морщинами на лбу.
Под портретом значилось: «Остадар Стронг» и стояла дата.
Двенадцать лет назад.
– Не может быть… нет… целых два года… – выдохнул Стронг, его руки затряслись.
Я успел забрать у него листки, пока он их не уронил, и просмотрел портреты дальше. Всего их было четыре. Остальные два тоже были мужскими. Первая дата стояла сорокалетней давности, а вторая – столетней.
И тут до меня дошёл весь ужас этого открытия.
Матерь Божья!..
Это же были четыре телесных оболочки Ниманда, в которых он жил за сто последних лет до сегодняшнего дня!..
И каждый раз, когда Ниманд покидал тело носителя – тот умирал.
Я всмотрелся в даты. Получалось, что Ниманд появился в этом мире сто лет назад. В первом теле он прожил целых шестьдесят лет, потом переселился в другого мага и прожил в нём ещё двадцать восемь лет. Третьим был Остадар Стронг – в нём Ниманд пробыл всего два года, а затем переселился в этого несчастного фермера и просуществовал в нём ещё десять лет.
Директора не удержали ноги, и он опустился в ближайшее кресло.
Я даже не представлял, что он сейчас чувствовал. Его собственный отец целых два года был совсем не тем, кем казался.
– А я всё думал… – вдруг зашептал Стронг, глядя в одну точку перед собой. – Я всё думал, почему отец последние пару лет перед смертью почти не общался с матерью… она так волновалась из-за этого… а он всё время пропадал в рабочем кабинете и своей библиотеке. Зато часто общался с Атреем Морицем, хотя раньше никогда не водил с ним дружбу…
Сейчас в гостиной мы были с ним одни, никто не знал о нашей находке.
– Мне очень жаль, адами Стронг, – тихо сказал я.
Что я ещё мог сказать? Только неуклюжие слова сочувствия.
Мне действительно было жаль.
– Но почему он пробыл в теле вашего отца так мало? – спросил я. – Всего два года. Он бы многое мог натворить, будучи директором такой школы как Трон-Стронг и таким влиятельным человеком.
Стронг медленно перевёл взгляд на меня.
– Возможно, мама что-то заметила и вывела его на чистую воду. Ему срочно пришлось покидать тело и уничтожать свидетеля вместе со всей семьёй. Моя мать и одна из младших сестёр погибли, как и отец. У Ниманда не получилось только убить меня и Люче, но в любом случае, мы ничего не знали. Мама не успела нам рассказать.
Он прикрыл глаза и тихо выдохнул.
Я нахмурился.
– Но вы говорили, что именно ваш отец первым рассказал императору Францу о том, что ураганы устроил некий Ниманд, что это сильный маг и его нужно найти и уничтожить. Он сам делал заметки о Ниманде. Получается, что Ниманд говорил о самом себе?
Стронг открыл глаза, полные ненависти.
– Да. Так он создавал легенду о самом себе. О том, что некий великий мастер Ниманд устроил ураганы. Могущественный маг, который способен уничтожить весь мир и которого стоит бояться. Только император Франц не прислушался, а Кемена Стронг разгадала его тайну, и Ниманд на время затаился, переселившись в тело этого несчастного фермера. До того момента, пока легенда о мастере Ниманде не была снова возрождена его верными приспешниками. Беллой Мориц и профессором Зойтом. Теперь имя Ниманда знает весь мир.
– О чёрт… – Холод пронёсся по спине. – И те бумаги, что сжёг ваш отец в своей библиотеке… помеченные знаком двух перекрещенных стрел… получается, что это сам Ниманд и записал действие магии множественных материй, а потом уничтожил все следы, чтобы новую магию не связали с именем Стронга, а связывали только с именем Ниманда. Скорее всего, по этим записям и учатся его новые маги. Вы так не думаете?
Кажется, Стронг уже ни о чём не думал.
Он сидел, как оглушённый, и снова смотрел в одну точку.
– Два года… целых два года… – шептал он. – Где были мои глаза?..
Я не стал больше его допекать, меня и самого ужас охватывал, но внезапно Стронг вскочил с кресла и кинулся к чемодану.
– Должен быть ещё один портрет! Ищи, Киро! Ещё один портрет без даты, но с подписью! Ниманд был очень прилежным, усердным и старательным, судя по его вышивкам. Он не мог не подготовить себе путей отхода. У него был подготовлен запасной вариант тела! Ищи портрет!
Меня бросило в жар.
А ведь точно!
Ниманд мог давно присмотреть себе тело для переселения в случае непредвиденных обстоятельств. И сегодня они наступили.
Директор разобрал весь чемодан по частям, распорол обшивку, разрезал кожу сверху – ничего. И тут из кухни вышел Буф с металлическим подносом, на котором лежали остатки сожжённой бумаги.
– Похоже, Ниманд второпях что-то сжигал, – сказал он.
Я и Стронг переглянулись.
– Портрет… он уничтожил портрет… – выдавил директор и снова опустился в кресло, схватившись за голову.
– Что за портрет? – не понял Буф.
В этот момент в дом с улицы вошёл Фонтей. Он как раз закончил проверять внешние стены.
– Что случилось? – Он посмотрел на нас троих. – На вас лица нет.
Я быстро объяснил им всё и показал на листки с портретами и датами. Буф в ужасе уставился сначала на них, потом – на сожжённые листки на подносе, который держал в руках, а потом – на Стронга.
Фонтей замер, не веря ушам. Остадар Стронг был его давним другом, и узнать такое было шоком.
– Как? Остадар… – Он стянул шапку с головы и сжал в кулаке. – Если бы я был рядом с ним в то время, а не скитался по империи, где попало, то я бы помог ему. О, Альмагор, прости меня!
Фонтей прикрыл шапкой лицо, пряча слёзы, но тут же отдёрнул и снова водрузил на голову.
– Не время отчаиваться! Мы найдём Ниманда, куда бы он ни спрятался!
Буф покачал головой.
– Это будет сложно, адами Фонтей. Как восстановить сожжённый портрет того, в чьё тело он переселился?
Реакция мага-джадуга была странной – он вскинул брови, будто речь велась о чём-то простом.
– Всего-то? А ну-ка дай сюда, адами Такес.
Фонтей забрал поднос, поставил на стол и накрыл крупной ладонью горстку пепла и остатков сожжённой бумаги. Заклинание, которое он произнёс, оказалось очень долгим и сложным, язык сломать можно.
Маг читал и читал его. И пока он это делал, поникшая голова Стронга поднималась, а потом поднялся и он сам, снова готовый к бою и надежде.
– Ты ведь не мог раньше этого делать… Филат.
Фонтей наконец смолк и глянул на Стронга.
– А теперь могу. Но Ниманд этого не знает.
Под его рукой начала твориться магия, которой я раньше никогда не видел: горстка пепла и остатки бумаги смешались в клубок, потом медленно-медленно рассыпались по подносу и распределились тонким слоем, а затем с хрустом срослись в лист бумаги.
Поначалу он был чёрным, потом побелел.
Буф, я и Стронг замерли в ожидании, собравшись вокруг стола. Мы даже не заметили, как к нам присоединился и Волькири. Охотник бесшумно встал рядом и тоже уставился на бумагу.
Через несколько секунд на листе проявились первые линии, сделанные чернилами. Лицо начало обрастать деталями, и по мере того, как оно появлялось на бумаге, Буф отходил назад от стола.
Наконец изображение проявилось полностью.
Холёный темноволосый мужчина с надменным взглядом. Этого человека я уже встречал на Совете с императором Ксабиром. Его звали Натель Такес, бывший глава Высшей юридической коллегии, а ныне – сбежавший вместе с семьёй предатель и приспешник Ниманда. Он тоже значился в списке врагов королевы Калесты.
– Отец… – выдавил бледный Буф.
– Теперь уже не отец, – с горечью прошептал Стронг. – Твоего отца больше нет. Мне жаль.
– А ведь с ним мои сёстры и мать… – Буф сжал кулаки. – Сам отец никогда бы не дал их в обиду, каким бы засранцем он ни был… но вот Ниманд. Они для него лишняя обуза.
– Мы найдём его, – сказал Стронг твёрдо.
Фонтей закивал, а вот Волькири нахмурился и ничего не сказал, но по его глазам было видно, что что-то его растревожило, будто он что-то знал, но не решался сказать даже самым проверенным и близким людям.
Стронг отвёл Буфа на кухню, чтобы успокоить, а я, Волькири и Фонтей продолжили проверять дом.
Через час стало понятно, что в нём вряд ли найдётся хоть один тайник или ещё что-то важное. Ниманд жил, как аскет. Ел только то, что сам выращивал, поэтому на рынок не ходил и ни с кем не общался. Развлекался он только вышивкой и фермы не покидал, судя по заросшей тропинке от дома к калитке.
Последними мы просматривали вышитые портреты, грудой валяющиеся на полу. Здесь было много незнакомых мне лиц: мужчины, женщины, старики. Маги, сильфы, полумаги и даже мертвоеды с горгунами. Ниманд планомерно устранял всех, кто был ему не угоден. С любой стороны.
Портретов мы насчитали почти пятьсот штук.
Полтысячи врагов Ниманда, либо уже убитых, либо приговорённых к смерти.
Среди портретов мне встретились и знакомые лица: учитель Сато, профессор Спиро, Бакчо Барбар и другие учителя Трон-Стронга, королева Энио, Триш Лаван и один из князей Юбриона Азиф Рагнар, а также его сын.
Изображений Стронга, Буфа, Люче, первого помощника Йорго и меня тут не было, потому что приказ убрать нас уже поступил и портреты были отданы исполнителям. Не нашли мы и портретов Филата Фонтея и Фламера Волькири. Их, похоже, тоже давно приговорили к смерти.
Просмотрев все куски ткани с вышивкой, Фонтей ещё раз просветил дом заклинанием. Больше ничего не нашлось, но когда начали убирать мёртвое тело из гостиной, под ним оказался ещё один кусок ткани. Он был растянут на небольшой и тонкой деревянной рамке. Ниманд вышивал на ней перед самой смертью, там даже игла на нитке болталась.
Я перевернул рамку с вышивкой другой стороной и… замер.
На белом полотне чёрными нитками был вышит портрет Тюдора Нобу.
***
Уже через пять минут школьный портал отправился на ферму к матери Тома Обри.
Пока мы перемещались, я не находил себе места и нервно сжимал кулаки.
Только бы успеть!
Если Ниманд вознамерился уничтожить Тюдора Нобу, то мог отдать приказ уже будучи в другом теле, а ратнику Ткачу ничего не стоило быстро переместиться на ферму, где живут родители Нобу, чтобы устроить там резню.
Но оставалась надежда, что такой статусный воин, как Ткач, вряд ли снизойдёт до убийства какого-то там Тюдора Нобу, которого даже нормальным магом не считают. Скорее всего, к нему отправится кто-нибудь попроще.
– Мы успеем, – прошептала мне Сьюн. – Не может быть, чтобы со всех сторон было плохо. Где-то же должно повезти, правда?
– Да ты оптимистка, – буркнул я.
Вместе со мной на ферму к эвен Обри отправились Фонтей и Триш с Гектором. Стронг присоединился к нам, но охотника Волькири оставил у дома Ниманда.
Буф и королева Энио с её сильфами тоже остались во фрактате Сольвейг, чтобы совместно с отрядами генерала Гехар обсудить план обороны южных и восточных границ Атласа.
К Тюдору Нобу мы отправились вшестером.
Все напряжённо ждали, когда портал прибудет на ферму Обри. Мои мысли крутились вокруг находок в доме Ниманда, вокруг его странной личности, догадки рождались одна другой ужасней. Одна из них была самой дрянной, и я молился, чтобы именно она и не оказалась правдой, но чтобы понять это точно, мне не хватало информации.
– Почему он вышивает? – вдруг громко спросил я у всех. – Почему он это делает? Вышивает портреты?
Остальные уставились на меня.
– Чтобы потом передать портреты приговорённых к смерти своим исполнителям, – сразу предположила Триш.
– Но почему так сложно? – не унимался я. – Ниманд ведь вышивал портрет Тюдора прямо перед тем, как покинул тело. Он торопился, потому что не мог не закончить. Это для него было важно, очень важно. Но почему?
Фонтей вздохнул, прикусив губу, и покосился на Стронга. Тот молчал.
Я не выдержал их странного молчания.
– Вы что-то знаете? У вас есть догадка, да?
Фонтей снова вздохнул, но ответил Стронг:
– Возможно, Ниманд вышивает портреты, потому что без созидания не способен уничтожать. Это его сущность. Это его природа. Он создаёт произведения искусства, изображая лицо человека, но сам убить его не имеет права. Поэтому он делает это только через исполнителей. Чужими руками.
Я нахмурился, продолжая его мысль.
– Именно поэтому он не стал нас атаковать, а скрылся и вызвал помощь, верно? Потому что не умеет сражаться. Его сущность не позволяет ему убивать и нападать самому. Так?
Фонтей вздохнул третий раз.
– Адами Фонтей! Адами Стронг! – Я продолжал на них давить. – У вас ведь есть догадка, кто это может быть. Почему вы не говорите?
Тяжёлая рука Стронга легла мне на плечо.
– Я же сказал тебе, что мы всё обсудим потом, Киро. Значит, обсудим потом. Нам нужны веские доказательства, чтобы произносить подобные догадки вслух. Слова регента – не пустой звук. Я не могу делать заявления бездумно. Ну а сейчас нужно узнать, всё ли в порядке с Тюдором. Это важно.
Ну конечно, это было важно, но Ниманд тоже был не менее важным.
Я подавил в себе нервную волну и прошёл ближе к воротам портала. За мной отправились Сьюн и Триш. Они встали по обе стороны от меня и приготовились атаковать, как только откроется портал.
– Надеюсь, с твоим папой всё в порядке, – прошептала Триш. – Терять родителей страшно… очень страшно.
– Он никого не потеряет, – твёрдо заявила Сьюн.
Девушки переглянулись и снова уставились на ворота, ожидая их открытия. Я облачился в доспех как раз перед тем, как створы ворот распахнулись.
Они распахнулись, и мы замерли на месте.
– Невероятно!.. – воскликнула Триш.
– А где же кровавая резня? – удивилась Сьюн.
Перед нами предстала идиллическая картина сельской глубинки.
Красивый двухэтажный дом в утренних лучах, двор с хозяйственными постройками, большой сад с беседками, дорожками и огромным розарием, чуть дальше – огород, за которым виднелись ещё и загоны для скота.
Природа хоть уже и увядала, но всё равно не теряла красоты.
Тёплый ветер пахнул в лицо, окатил запахами скошенной травы, фруктов и, кажется, свежей выпечки.
Это был настоящий рай.
У меня даже желудок среагировал и заурчал, намекая, что не помешало бы чего-нибудь пожрать в этом раю.
Мы вышли из портала и огляделись. Я просканировал территорию Охотничьим взглядом, ничего не обнаружил и быстро проверил ближайшие хозяйственные постройки, а Фонтей первым пошёл в сторону дома, шепча заклинание и выставив руки в стороны, будто обнимал воздух.
Он дошёл до крыльца, а потом вдруг остановился, так и замерев в забавной позе.
– Здесь кто-то есть, адами и эвен, – прошептал Фонтей. – У него что-то раскалённое… оружие… не двигайтесь. Я сам сначала проверю и…
В этот момент из дома на крыльцо вышла мать Тома Обри.
Рыжеволосая женщина в цветастом фартуке, косынке и больших калошах, розовощёкая и в веснушках. Она была далеко не тростинкой, но для своей комплекции двигалась бодро и стремительно.
В руках эвен Обри держала стальной лист с горячими кексами, только что вынутыми из печи – от них ещё шёл ароматный пар.
Увидев во дворе мерцающий портал школы Трон-Стронг и несколько высокоранговых магов, а одного из них в жутковатом доспехе, женщина замерла. Её испуганные глаза посмотрели на высоченного и крупного Фонтея, в шапке-шлеме и кожаном фартуке сварщика.
Женщина открыла рот, чтобы заверещать от неожиданности, но в итоге выдала лишь глухой писк, ну а потом её руки вздрогнули, вся выпечка полетела ей под ноги.
И тут не растерялся Фонтей.
Он что-то быстро пробормотал, и кексы зависли в воздухе, как и стальной лист, с которого они свалились. Эвен Обри совсем побледнела и снова открыла рот, но теперь не издала ни звука. Она лишь хлопала глазами, почти не дыша. Фонтей быстро заскочил на крыльцо, схватил лист и собрал все зависшие в воздухе кексы, после чего подал ошарашенной женщине в руки.
– Простите, прекрасная эвен… мы не хотели вас напугать… – Кажется, Фонтей смутился и всячески хотел загладить вину.
Эвен Обри забрала у него выпечку, еле отойдя от шока. Похоже, такого необычного мага на своём веку она не встречала – вряд ли они пересекались в школе.
– Приветствую, эвен Обри, – поздоровался директор.
Он не стал больше любезничать и ни о чём спрашивать, видя, что всё в порядке, а заторопился обратно в портал.
– Я прибуду завтра утром и заберу вас. У меня в Дионе дела.
Он скрылся за воротами портала. Я тут же убрал доспех и, обогнув Фонтея, обратился к хозяйке фермы:
– Простите, эвен Обри, а где Тюдор Нобу? Ну… в смысле, мой отец.
Эвен Обри оторвала взгляд от Фонтея и посмотрела на меня.
– Тюдор? – Она махнула в сторону сада. – Он в беседке, мы собрались пить чай.
– О! Чай? – Разом взбодрившийся Фонтей посмотрел на Триш, Гектора, Сьюн и меня. – Мы ведь не против выпить чаю, правда? – Он вдохнул аромат выпечки и прикрыл глаза от блаженства. – М-м-м… такие же кексы пекла когда-то моя матушка… очаровательно!
Эвен Обри порозовела и заулыбалась.
– Вы их ещё на вкус не пробовали, адами. Я добавляю специальную настойку на душистых ягодах.
Я не стал больше смотреть на то, как Фонтей и эвен Обри соревнуются в любезностях, а отправился прямиком в сад. В одной из беседок, за кустами роз, я увидел родителей Нобу.
Живых и невредимых.
От сердца отлегло.
Сибилла расставляла пиалы с кусочками сахара и вареньем, а Тюдор разливал чай по чашкам. Первой меня заметила Сибилла и чуть не уронила пиалу.
– Киро?.. – Её худое лицо озарила улыбка радости. – Киро! Тюдор, смотри!
Мужчина обернулся.
– Сын?
Они поторопились ко мне, принялись обнимать и заваливать вопросами: как я тут оказался, почему не предупредил, что прибуду, и самое главное – ничего ли не случилось. В это время в сад подоспели остальные. Эвен Обри выложила кексы на большое блюдо, и все уселись за столик.
Ситуация казалась настолько необычной, что стало не по себе.
Вообще-то я спешил сюда, чтобы подраться, а не пить чай с кексами, но кексы, конечно, лучше. Есть очень хотелось. И, похоже, не одному мне. Пристроившись рядом, Сьюн тоже с удовольствием зажевала кекс.
– Какой вку-у-усный, – прошептала она мне на ухо. – Почему ты не говорил раньше, что люди едят такие вкусные штуки?
– Люди вообще много чего интересного делают, – улыбнулся я.
Вместо ответа она слопала ещё один кекс и запила его чаем.
Увидев, что Сьюн опять оказывает мне знаки внимания, эвен Обри сделала оскорблённый вид – она никак не могла простить мне того, что её Томми остался без невесты, а та ещё и смеет клеиться к другому парню прямо на её глазах.
Неловкое молчание нарушил Фонтей.
– Как вы тут прекрасно живёте, эвен Обри. Такой дом, такой сад… эх. Почему в своих скитаниях я никогда не находил столь прекрасных мест?
Женщина опять расцвела улыбкой.
– Спасибо, адами Фонтей. Возможно, такое прекрасное место должно было появиться в вашей жизни в определённое время.
– Замечательный ответ, милая эвен.
Никогда раньше я не слышал в речах Фонтея так много «очаровательного», «прекрасного», «милого» и «замечательного». А тут его как прорвало.
– По такому случаю у меня припасена бутылочка вкуснейшего сливочного ликёра! – Эвен Обри так разволновалась, что когда вставала из-за стола, то уронила за собой стул.
Фонтей тоже вскочил. И тоже уронил стул.
– Я вам помогу, эвен Обри. Показывайте, где винный погреб!
Смущённая женщина показала на дом, и вместе с Фонтеем отправилась за ликёром. Как только они отошли подальше, все рассмеялись, даже вечно хмурый Гектор-Сокрушитель. Он, кстати, поглощал кексы и удивлялся их вкусу не меньше Сьюн.
Наверное, это было самое приятное чаепитие в моей жизни за последние полгода.
Все смеялись, рассказывали друг другу новости, и впервые они не касались войны и смерти. Эту тему будто забыли. Я, к примеру, поведал родителям об успехах сестёр Нобу и о том, что Рин считается лучшей на курсе.
Раскрасневшийся от ликёра Фонтей делал эвен Обри комплименты, а та всё чаще опускала глаза и поправляла фартук на коленях. Добродушная женщина с удовольствием рассказала о том, как появилась эта ферма, как рос её сын Том. Теперь все знали его подноготную с самых пелёнок.
Больше всего удивлялась Триш: для неё рыжий увалень Мямля Обри открылся с новой стороны.
Оказалось, что он с ружьём в руках отбивал свой дом от мародёров, потому что его отец погиб. Тогда ему было всего десять. После ураганов Том помогал восстанавливать и отстраивать заново ближайшие фермы.
А ещё он был самым метким стрелком всего южного Сольвейга. До того, как он получил в школе прозвище Мямля Обри, он носил совсем иное прозвище. Обри-Без-Промаха.
Триш слушала всё это и качала головой.
А эвен Обри, видя неожиданный интерес девушки-аристократки к её простому сыну, рада была стараться. Она сдала Тома с потрохами, описав в подробностях все его похождения, о которых сам Том, скорее всего, предпочёл бы умолчать.
Да, это был очень хороший день.
Впервые за долгое время.
Все с удовольствием помогли эвен Обри по хозяйству. Сьюн особенно меня удивила: она собирала фрукты, кормила кур, подрезала кусты, она будто не могла остановиться и собиралась переделать все дела – любые, что подвернутся под руку, пока она ещё жива.
Уже поздно вечером, когда всё стихло, Гектор, Тюдор и Фонтей остались на дежурстве. Я же безрезультатно пытался уснуть хоть на пару часов, чтобы потом сменить одного из дежурных. Неожиданно дверь в гостевую комнату на втором этаже приоткрылась, и в полумраке мелькнула белая сорочка.
Через несколько секунд кто-то прокрался ко мне под покрывало.
Понятно кто.
– Не могу уснуть, – это был шёпот Сьюн.
К моему плечу прижалась упругая грудь. Белая Сова пристроилась рядом и крепко обняла.
– Был такой хороший день, правда? Я даже забыла обо всём плохом.
День, и правда, был хороший, но, в отличие от Сьюн, я о плохом всё же думал. Из головы не выходил образ Ниманда, постепенно складывалась мозаика из разрозненных данных, и самое главное – та самая паршивая догадка находила всё больше логичных подтверждений. Правда, она была настолько жуткой, что я еле допустил, что она вообще возможна.
Мои мысли остановила рука Сьюн.
Она нежно провела мне по груди и спустилась к животу, а потом и ниже. Девушка томно выдохнула мне в ухо:
– Пусть этот день закончится ещё лучше… ты же не против?
Какое там против.
Ответом для Сьюн была очевидная реакция моего организма. Девушка взобралась на меня сверху, набрасывая покрывало на нас обоих с головой и целуя меня в губы. Судя по рвению Белой Совы, она собралась порулить процессом сама, а это заводило ещё больше.
Знала бы эвен Обри, что происходит сейчас в её гостевой комнате и что вытворяет бывшая невеста Томми, она бы устроила истерику. Но на это всем, конечно, было наплевать.
Я стиснул грудь Сьюн вместе с тонкой тканью сорочки, а потом, сдёрнув наконец с девушки эту хлипкую одежду, дал волю рукам по полной.
Мягкость и упругость её тела можно было ощущать бесконечно, гладить нежную и горячую кожу, слышать томные выдохи, наслаждаться поцелуями и с нетерпением ждать, когда её проворные пальцы наконец стянут с меня трусы.
– Киро… я бы хотела запомнить это навечно… – прошептала Сьюн и скинула с плеч покрывало.
В тусклом свете луны открылся вид её красивого тела. Она сидела на мне, голая и смелая, её глаза блестели, а губы улыбались. По телу пронеслись мурашки счастья. Не удовольствия, а именно счастья. Это был тот самый момент… тот самый… от этого понимания сердце пропустило удар.
– И минн леосу вар ви, – прошептал я, глядя на Сьюн.
Она меня не поняла.
Тихо рассмеялась и наклонилась к моему лицу.
– Ты так смешно бормочешь.
Через несколько секунд её смех сменился на длинный выдох и еле слышный стон. Сьюн делала всё сама: двигалась, ускорялась и замедлялась, она даже импровизировала и увлекалась, уже не похожая на совсем неопытную девушку. Я лишь помогал ей, нежно обхватив за ягодицы, и просто проживал каждую секунду этого времени.
Каждую секунду.
Моя память впитывала мгновение за мгновением, чтобы помнить их всю мою жизнь. Возможно, для этого мне даже не нужно было использовать заклинание Светлый образ, которое я произнёс несколько минут назад.
***
Меня разбудила дрожь.
Дрожали не только кровать и пол, но и весь дом эвен Обри. Я отчётливо ощутил это ещё до того, как проснулся, ну а когда действительно проснулся, то сразу разбудил Сьюн и вскочил, как ужаленный.
Пока Белая Сова накидывала на себя сорочку, я быстро натянул штаны и бросился к окну. Сначала подумал, что на улице светает, но когда отдёрнул занавеску, то увидел, что в жутком пламени полыхает сад.
Огонь стремительно подступал к дому. Не успел я осознать весь ужас, как на нижнем этаже закричала эвен Обри:
– Тюдор! Что с Тюдором?!..