Байк вильнул, разворачиваясь на месте на сто восемьдесят, и замер. Сразу стало тихо. Сиденье качнулось, и Тёма поняла, что Дэн с него спрыгнул.
– Где мы? – спросила она. – Трамвай. Слышишь? Тут где-то недалеко трамвай?
– Пойдем.
– Куда?
– Промывать твои глаза. Для начала.
– А для продолжения? – сдвинула она плотнее концы лифа.
– На главное блюдо – разговор. Ты расскажешь всё, что знаешь про флешку, Кристину, и прошлое лето.
– Но я не уложусь и в два часа.
– Тогда уляжешься здесь на ночь.
– Размечтался! – пусть она не видела ничего кроме пятен и бликов, Тёма принципиально зашагала в другую от него сторону.
– Там мост, – предупредил Дэн, – Тёмный.
– Что… – замерла Тёма на месте, – откуда ты знаешь?
– Я расскажу… – раздался его голос совсем близко от нее.
Тёма подняла руки к повязке на глазах, но Дэн остановил его коротким, но требовательным касанием:
– Никто не знает, где я скрываюсь. Как тебя зовут, Роксана?
– Тёма.
– Нет, я Дэн. Ты головой не вниз не падала с платформы?
– Нет же, моё имя Тёма.
– Родители назвали тебя Артём? – еле сдерживал он смешок.
– Артемида! И кончай уже!
– Заканчивай… Ты же девушка, что за вульгарности?
– Ржать кончай. Ну… заканчивай! Меня назвали Артемида, а сестру Аполлония. Все зовут ее Лона.
– Лона и Тёма, – посмотрел Дэн в небо, – как Луна во Тьме, которая освещает путь.
Теперь остановилась Тёма, туже скрещивая их пальцы.
– Да… так и есть.
– Пригнись, решетка, – надавил он ей на макушку. – А теперь, держись.
– Опять? – озиралась она под повязкой, – а сейчас-то за что?
– За меня. Ты без обуви, а тут лес.
– Лес?
Тёма пробовала приспустить свою юбку, но Дэн ни разу не прикоснулся к ее филейной части (хотя… чего он там не лапал). Тёма помнила, как он нес ее по Олежкам, ударяя ногами то в куст, то в голубей на периллах. И сейчас все было так же. Ее голову он прикрыл рукой, а ступни ее врезались во что-то щекотное, от чего ее тело подергивало. Руки Тёмы скользнули по груди Дэна. Кожа его была мокрой, но это был не пот, и не дождь.
– Кровь… На тебе кровь? – вот откуда этот аромат вперемешку с ментолом.
– Не моя.
– Уверен?
– Я выхватил кастет у одного и пару раз им приложил.
– Пару сотен раз? – ёрзали ее руки по влажной груди Дениса.
– Значит, меня лапать тебе нормально? Может, я тоже не даю лапать свою грудь на первом свидании!
– У нас не свидание.
– А что тогда? Репетиция?
Он флиртовал с ней? Ведь собирался допросить, а не кокетничать. Но почему-то второе нравилось ему больше.
– Ты поаккуратней, – смотрел он, как Тёма балансирует на листе лопуха, когда он опустил ее с рук на ноги, – крапиву я не кошу. Отпугивает местных.
– Отпугивает от чего?
– От убежища. Почти пришли.
– Сама дойду, – отправилась она по прямой делая меленные аккуратные шаги, проверяя вытянутыми руками нет ли препятствий.
Тёма не врезалась ни в одну крапиву, потому что Дэн приминал их все на ее пути, опуская под ноги Тёма широкие листья папоротника.
– Стой, – подсказал он. – Как ты хочешь? Быстро или медленно?
У Тёмы вспотели ладошки.
– Я… хочу… – произносила она по слову в минуту, но боль в глазах решила за нее, – быстро.
– Понял.
И тут Тёма почувствовала, как у нее подкосились коленки. И не фигурально, а на самом деле. Дэн надавил своими, и Тёма присела. Дернув ее к себе, Тёма приземлилась на что плоское и холодное, похожее на огромный таз.
Сгребая в охапку, Дэн прижал ее сильнее и толкнулся ногами. Ледянка покатилась вниз с холма по рассыпчатой земле. Тёма стиснула зубы, чтобы снова не визжать, только сильнее впилась в куртку Дэна. Голова пошла кругом… не от того, что ледянка вращалась вокруг себя, не от того, что копну волос Тёмы швыряло то ей в лицо, то в лицо Дэна, не от последних безумных дней… ставший тёмными из-за нее, но и такими особенными, как только рядом оказывался Дробников.
Ледняка упала в пластиковые шарики, которыми обычно наполняют детские игровые. Подтянув Тёму за обе руки, он вытащил ее из бассейна.
– Ты аниматор? Живешь в комнате смеха?
Тёма услышала радостный скулеж собаки, приветствующей своего вернувшегося хозяина.
– Аниматор, – посмотрел он на татуировку грустного смайлика, – из комнаты страха. Держись за руку. Тут… стройка. Я отведу тебя на кухню.
– Лучше в ванную. Хочу умыться.
– Капсаицин из перцового баллончика водой не смывают. Хуже сделаешь.
– А чем тогда? – слышала она, как распахнулась дверца холодильника, и ее пятна из серых и черных окрасились ярким белым.
Щуря глаза, Тёма уперлась взглядом в Дробникова. Согнувшись, он стоял к ней спиной и держался за распахнутую дверцу огромного холодильника в два разы выше и шире Тёмы. Тёплый свет окутывал его тело, обнаженное теперь до джинс. Кожаную куртку и остатки футболки он бросил на кухонный стол.
Перестав чесать мягкие уши пса, Тёма пошла на ощупь, желая запихнуть облитую перцем голову в морозильник.
Невесомым касанием подушечки ее пальцев опустились на прохладную броню. Таким ей представлялось тело Дробникова – пуленепробиваемым корсетом, защищенным от дроби, причиняющей боль. Даже кастеты на кулаках бугаев, не смогли пробить его тело.
Стоило Тёме чуть задержать касание, как где-то в глубине брони начало зарождаться тепло.