И клубилась чаща – зеленый дым,
ни один не выбрался молодым.
Вот таким, как был, собирался в путь,
похвалялся «пройду ее как-нибудь!»
Ни один не вынес ее внутри —
там укол сосновый, совиный крик,
скрип ветвей в холодном ее ветру.
Эту чащу и пламенем не сотрут.
Я иду, держа ее на весу:
никого не вспомню и не спасу.
Потому что никто не просил спасать.
Ветром вспороты кроны – и небеса
льются черною кровью, совсем густой,
пахнет чьим-то смолистым, глухим «постой!»,
но нельзя оборачиваться, нельзя —
сгинут все, кто однажды был чащей взят.
А в руках у меня – не огни, но свет.
А в глазах у меня: посмотреть наверх
и увидеть, как звездная каплет кровь
из разреза тяжелых шуршащих крон.
Говори не со мной – я к словам привык
так, что мой обездвижен давно язык,
так, что горло сипит, словно шепот чащ —
вот как долго я имя твое молчал.
На две стороны кроны – все мгла и мгла,
словно черно-зеленые два крыла,
словно птица косматая – не взлететь —
зацепила, ложась, ветровую сеть.
Говори не со мной – я листва и мох,
я хотел обернуться, но я не смог.
И ни глаз твоих света, ни света звезд…
Только с чащей друг в друге мы – в полный рост.