Свою сорокалетнюю жену Василий боялся. Татьяна у него конченая психопатка. Если втемяшит себе что-то в голову, туши свет – спокойно помереть не даст. Решила Маринку девственницей замуж отдать. Чтоб люди охнули. Сама-то всю жизнь мужиков, как перчатки, меняла, а дочери ни-ни. Девчонке двадцать лет, а деспотичная мать ей с парнями встречаться не разрешала. Точнее, своего молодого мужа в Маришкины телохранители записала. Чтоб следил. Ну, не дура? Теперь он носится по селу с монтировкой, как долбоёб. Танька и рада. И чувствует же какими-то фибрами, где тучи сгущаются. Не Танька, а ходячий GPS. Или подружки Маринку сдают? Бабы народ вредный – соперниц не любят. Красивую девицу за дешёвую побрякушку и лучшая подруга продаст. А у Таньки модные шмотки водились – Василий их сам из города привозил, свою неуравновешенную половину баловал.
Хуже матери только сама девственница. У Мариши от гормонов не только сиськи набухли, но и мозг. Из ушей нервная ткань уже давно стекает бодрой струйкой за шиворот. Ну, а как ещё объяснить Маринкину склонность раздеваться в любой непонятной ситуации. Как не зайдёт к ней бедный Василий, та то сиськи гладит, то в трусах шебуршит. Ещё и зеркало во всю стену у него попросила. «Вдруг кому-то посмотреться захочется», – говорит. Так и сидит целыми днями перед своим зеркалом, на голую себя любуется. Бешеная дура. Ясное дело – самке самец нужен, девка созрела, вот и дуркует.
Василий частенько привозил жене и падчерице красивые цацки из города, модное бельишко, всякие штучки бабские, вроде глянцевых журналов. А всё потому, что слишком Васька добрый, и на таких, как он, все, кому не лень, с ветерком катаются. Сам себе могилу вырыл. Только разбаловал обеих. Наверное, хотел этих двух дур задобрить и ублажить, но со временем понял, что не сработало. Татьяна так и орала с утра до вечера, а Маринка с ума сходила. Вот возьмёт покладистый Васька и разозлится! Прямо сегодня.
Вчера в последний раз подарок Маринке подарил. Всё. Больше не будет. По дороге из города огромной деревянной щепой палец себе занозил. Знак! Полчаса иглой кожу ковырял, думал – от боли Богу душу отдаст, но извлёк-таки. Заноза сантиметра полтора длиной. Стонал так, что стёкла в окнах звенели. А мегера пришла, про то, что всё вокруг мужниной кровью забрызгано, ни слова, зато про Маришу допрос устроила. Где была? Что делала? Почему в халате? Почему испугалась, когда мать вошла?
А он-то откуда знает? Ему Мариша до фонаря, если честно. У него свои дела. Всеми мыслями он о кареглазой, рыжей, как утреннее солнце, Машке.
Маруся.
От одного воспоминания о ней всё колом в штанах вставало. У-ух, хороша! Горячая, как печка, взрывная, как порох, нежная, как свитер из овечьей шерсти. Уже год Васька с ней гулял, но ему не надоедало. Наоборот, хотелось ещё и ещё. Он бы и развёлся даже, но боялся Танькиной мести. У его супруги-паучихи до него уже четверо мужей сменилось. Разные слухи о тех смертях по деревне ходили. А люди просто так брехать не станут.
И как ему угораздило на чёрной вдове жениться? Одно слово – дурак.