– Мне сегодня после обеда нужна будет машина для поездки в отдаленный район, – деловито произнес Шелестов, нетерпеливо постукивая носком сапога по каменному полу. – Нужен опытный водитель. Я могу вернуться только завтра, а ночная дорога, вы сами понимаете, товарищ лейтенант, требует и опыта, и внимания. Где, кстати, майор Гаспарян?
– Товарищ майор уехал на совещание тыловых служб, – листая журнал выездов, сообщил дежурный.
Шелестов прекрасно знал, что заместителя коменданта на месте нет и не будет еще какое-то время. И его отсутствие дает право подполковнику Шелестову попросить себе водителя по своему усмотрению. Арсен бы удивился, если бы Шелестов выбрал Буторина. Он бы предложил ему более дисциплинированного водителя.
– Так, кто у нас сейчас не на выезде, – бубнил себе под нос дежурный, ведя пальцем по строкам журнала. – Зейналов, Вихорцев, Ледянский, Буторин, Шепелев…
– Ну пусть будет Буторин, – подсказал Шелестов. – Он водитель опытный, зрелый и солдат опытный. Я знаю, как он воевать может, если придется. Беру Буторина!
Через полчаса путевка была выписана, машина заправлена и проверена на выезде: все ли работает, все ли исправно. Шелестов с начальственным видом развалился на переднем сиденье, небрежно козырнул в ответ часовому у ворот, и машина выкатилась за них. Все, теперь можно свободно поговорить.
– Что с аэродромом? – спросил Буторин. – Сильный был бой? Ребята немного проболтались из взвода Русанова. Правда, не сказали, где была перестрелка, но я понял так, что на аэродроме.
– Мы угадали. Диверсанты почему-то знали о времени прибытия самолета и о том, что на нем должен прилететь большой начальник. Особый отдел работает с пленными, но там все «пешки». Не удалось взять командира – погиб.
– Кто знал об операции? Даже Русанов, насколько я понял, заранее не знал, что его взвод куда-то отправят и зачем отправят.
Буторин резко крутанул руль, посигналил и рявкнул на ротозея-прохожего, который, не глядя, переходил улицу. Шелестов вздохнул. Ему и самому не удавалось найти ответа на этот вопрос – откуда диверсанты знали.
– В комендатуре знал только Гаспарян, – проворчал он. – Но мне что-то не верится, что Арсен мог быть предателем, что его могли завербовать немцы.
– Майор вообще-то с сорок первого на передке, от самой границы воевал. Про него такие вещи рассказывают, что диву даешься. Да и наград у него полна грудь. Так что это не байки. Не верится, что он мог стать предателем. Так воевать, как Гаспарян на фронте воевал до ранения, немецкий агент не станет. И таких не завербуешь ни деньгами, ни на страх не возьмешь.
– Может, случайно не там и не то брякнул, – предположил Шелестов. – Такое бывает и с героями. Просто случайно проговорился, а человек услышал и сделал выводы, ему последнюю каплю информации добавили, вот он и все сложил воедино и правильные выводы сделал.
– Нет, Гаспарян служака каких поискать! В этом я не раз убеждался, – покачал Буторин головой. – У него на первом месте инструкция и дисциплина. Он не балаболка!
– Ладно, тогда остается, что утечка информации была на аэродроме, хотя я не представляю, каким образом она утекла. Там никто не знал, зачем мы едем. Ладно, будем думать. Давай теперь о тебе. Так сказать, о насущном. Еще раз проговори, Виктор, какой у вас был разговор и о чем договорились дальше?
Буторин медленно и четко пересказал суть разговора в пивной с незнакомцем. О том, какие вопросы тот задавал, с какими интонациями, как смотрел. В принципе, его не смущало в том разговоре ничего. Все было реалистично и похоже на правду. Советский военный шофер частенько сбегает со службы, немного меняет свою верхнюю одежду, чтобы не так уж бросалось в глаза, что он военный человек. И пьет пиво, ни с кем не общаясь. Заметить такого человека легко, если его искать именно в таких заведениях. И в таких заведениях как раз и бывают люди в поисках заработка, приключений или дешевой любви. И перечень вопросов к шоферу соответствовал действительности.
– Хорошо, сверни на следующем перекрестке направо, – велел Шелестов. – А теперь вон туда в арку. Проезжай дальше, за деревья. Все, останавливайся!
– Что это за место? – оглядываясь по сторонам, спросил Буторин.
– Я тут квартирку небольшую снял, – усмехнулся Шелестов. – Хватит тебе в машине переодеваться. Да и мне в военной форме за тобой идти несподручно. Кто их знает, этих вербовщиков. Вдруг начальству ты не понравился и посчитают, что с тобой дело иметь опасно. И велят убрать.
– Типун тебе на язык, – рассмеялся Буторин. – Обычно я такие вещи с собой делать без моего разрешения не позволяю. А я его сегодня не давал. Так что никому не советую сегодня покушаться на меня. Очень обижусь!
Квартира, которую снял Шелестов, находилась в старом красивом доме постройки конца прошлого века. Правда, без должного ухода здание сильно обветшало. Поблекли краски, обломалась и осыпалась лепнина. На полах безнадежно испорченный паркет. Но у этого дома было несколько важных преимуществ. Во-первых, каждый подъезд имел второй выход во двор. Более того, в другой подъезд можно было перебраться через чердак. Дверь вообще-то была заперта на массивный навесной замок, но подобрать к нему ключ не составило труда. Со стороны улицы дом был открыт любому взгляду, а вот с внутренней стороны, со двора, к дому примыкали высокие деревья, декоративный кустарник и разрушенное здание склада с лабиринтом коридоров и проходов.
Буторин переоделся в тонкий свитер и тонкую рабочую куртку со множеством карманов. В таком виде он совершенно не бросался в глаза. Только на голову ему Шелестов надел, низко, по самые глаза, кепку, которая хоть как-то скрывала его приметную седину. Сам Шелестов надел поношенный костюм с вытянутыми коленями на брюках и протертыми почти до дыр локтями пиджака. Два пистолета за спиной под ремнем этот пиджак вполне скрывал.
Вечером, убедившись, что Буторин прошел через двор и свернул к соседнему дому, чтобы через арку выйти на соседнюю улицу, Шелестов выбрался на улицу через чердак и следующий подъезд. Он шел за своим товарищем около двадцати минут, внимательно глядя по сторонам, чтобы быть уверенным, что они не являются объектом чьего-то внимания. Уличные фонари в большинстве своем не горели. Почти не было света и из окон квартир.
Записку на столик, за которым за кружкой пива сидел в кафе Буторин, уронил какой-то тип, чьего лица Виктор не успел разглядеть. Настолько быстро этот человек покинул заведение. В записке был указан адрес. Насколько Буторин помнил карту Бухареста, которую вся группа изучила и запомнила, нужный ему дом находился в трех кварталах отсюда на берегу канала. Не очень хорошее место. Удрать оттуда в случае опасности проблематично. Через канал не перемахнешь – только вплавь. Выше по течению все открыто, там площадь и лавочки на набережной, ниже доки и насосная станция, огороженная территория и забор, через который не просто перелезть. Но эти обстоятельства могут настораживать опытного разведчика. А военнго шофера, который ввязался в шпионские игры, пусть он и от рождения человек очень подозрительный, данные обстоятельства не должны смущать.
Войдя в подъезд, Буторин замедлил шаг, пытаясь прислушиваться. Но в доме было тихо. Возможно, что в нем сейчас никто и не жил. Поднявшись на второй этаж по темной лестнице, он осмотрелся. Две квартиры. Нужная ему слева, и над дверью горит тусклая лампочка. Протянув руку, Буторин дважды повернул ручку дверного звонка. Внутри за дверью мелодично отозвался звонок. Все: ни звука, ни голоса, ни шороха. Подождав с полминуты, он еще дважды повернул ручку. И только тогда за его спиной открылась дверь соседней квартиры.
– Вам сюда, – сказал по-русски, практически без акцента мужской голос. – Я жду вас здесь. Простите, но мне хотелось на вас вначале посмотреть, прежде чем вступать в переговоры.
Невысокий человек лет сорока, довольно стройный. Выправка почти военная. Взгляд спокойный и внимательный. Этот человек явно привык держать себя в руках, контролировать свои эмоции.
– Посмотрели? – неприветливо ответил Буторин. – Понравился, значит.
– Проходите, – не ответил на его колкость мужчина и посторонился, пропуская гостя в квартиру.
В квартире был полумрак. Горели лишь несколько светильников на стенах. Хозяин предложил пройти на кухню, где окна, как оказалось, были плотно завешены тканью. Наверняка снаружи свет не виден. Буторин сел боком к окну и ближе к выходу. Мужчина, как показалось, не заметил этого маневра. Он сразу подошел к плите и оттуда начал говорить, расставляя на подносе чайные чашки и блюдца с печеньем.
– Выпить я вам не предлагаю, – сказал он, – сам не пью, да и в подобной ситуации от алкоголя будет лишь вред. Все хорошо делать в свое время. Есть время пить алкоголь, а есть время пахать землю. Кстати, меня зовут Жаров Алексей Алексеевич. Да-да, не удивляйтесь, я русский по крови и по рождению. Родом из Ростова. А всю оставшуюся жизнь после вашей революции прожил в Париже. Я сын, как это у вас называется, белоэмигранта. Мой отец штаб-капитан царской армии. А вы?
– А я шофер, – коротко ответил Буторин. – Был шофером до войны и сейчас тоже.
– Ну, не надо так прибедняться, – улыбнулся Жаров. – Уважаемая профессия, техническая жилка. Я всегда считал технических людей, пусть и из простых, элитой рабочего класса. Как вас зовут? Назовитесь, пожалуйста.
– Буторин, Виктор. Родом из Москвы. Больше и рассказать нечего.
– Ну как же нечего, – добродушно улыбнулся Жаров, ставя на стол поднос с чашками. – Вы жили, трудились, любили и ненавидели. Много чего бывает в жизни у человека. Каждый из нас – это целый мир, не так ли? Впрочем, я, наверное, все усложняю. Не обессудьте, натура такая, романтического склада натура и никак не могу с ней бороться. А вы где в Москве жили?
И тут начался самый настоящий, плохо завуалированный под душевную беседу допрос. Где жил, где любил бывать, почему не женат, в кого влюблялся, где бывал, с кем дружил. И все это почти нескончаемым потоком, причем Буторин не успевал ответить на новый вопрос, как Жаров возвращался к старому, на который он уже отвечал или не смог ответить. Отдельно Жарова интересовало, о чем Буторин мечтал, к чему стремился, чего не добился, на кого обижен и за что.
Буторин отвечал неохотно, скупо, почти ворчливым голосом. Он старался не поддаваться на провокации и не ошибаться, повторяя ответы на вопросы, на которые уже отвечал до этого. И как-то неожиданно Жаров перешел к вопросам о службе Буторина в комендатуре. Где воевал, как попал в Бухарест, да еще в теплое местечко в комендатуре. А потом началось. Куда ездил, зачем ездил, какие грузы перевозятся, какое начальство бывает.
Буторин попытался прикинуться простачком, мол, о каких перевозках военных грузов может быть речь, когда в комендатуре грузовиков практически нет. А те, что есть, перевозят только личный состав. А он так вообще крутит баранку на легковушке. Чего с него спрашивать? И никак не мог Буторин избавиться от впечатления, что сегодняшний разговор лишь простое прощупывание, что главный разговор еще впереди.
– Вы, Виктор, не думайте, что мы можем вас обмануть. Я говорю мы, потому что за мной много людей, организация! А какая, вам лучше не знать. Ведь от вас что требуется. Помочь нам и получить деньги. А мы можем платить хорошо. И деньгами, и драгоценностями, которые у вас купят в любой точке мира. Да вообще любым способом, какой вам понравится. Если вы будете стараться помогать нам, я обещаю вам, могу поклясться на распятии, если для вас это убедительно, что мы перебросим вас за границу и обеспечим вам безбедное существование. Мы не забываем тех, кто нам помогает. Мы заботимся о них.
– Ладно, чего мы лясы точим, – нахмурился Буторин, изображая, что он с головой в невеселых раздумьях, что ему «и хочется, и колется». – Вы скажите, а чего вам надо, чем я могу вам помочь-то? Может, не справлюсь, силенок может не хватит выполнить ваше задание.
– Не переживайте, Виктор, мы люди опытные, мы прекрасно понимаем, что вам да при ваших навыках по силам, а что нет. Где-то поможем, где-то подскажем. Уверяю вас, что самое сложное будет складывать и совать в портмоне купюры, если вы захотите получать зарплату наличными. А то ведь может как и каждый солидный человек открыть через нас счет в банке. Заработаете, переедете в тихий городок в Европе или Америке. Купите себе дом, костюм и шляпу, трость обязательно. Это признак достатка и солидности. Вот увидите, с каким уважением с вами буду раскланиваться ваши новые соседи.
– Трость? – Буторин непонимающе посмотрел на Жарова. – Это что же за удовольствие гулять с палкой в руке. Вроде как слепой! Нет уж, трости вы себе оставьте, а мне бы машину, да чтобы помощнее двигатель. Уж я бы полетал по европейским хорошим дорогам. Говорят, в Европе дороги ух, закачаешься. Автобаны!
– Хорошие дороги, – с улыбкой заверил Жаров. – Очень хорошие. Вот видите, вы уже и мечтать начали, планировать свое будущее!
– Ничего я еще не планировал, – нахмурился Буторин.
– Конечно-конечно, – кивнул собеседник, и в его глазах появился стальной блеск. – Но у нас с вами еще все впереди, товарищ Буторин.
Коган устало опустился на стул захолустного кафе на окраине Бухареста, где не подавалось хорошее пиво, жареные сосиски или жареные каштаны. Здесь все было просто, как яичница. Кстати, она была как раз вкусная. Сейчас должна была подойти Анка Василе, и Коган ничего не стал пока заказывать. Какой бы она ни была, пусть даже проститутка, но она женщина, и если ты уважаешь сам себя, то должен уважать других. Простой закон. А другой человек, может быть, за твое к нему уважение горы свернет. И Коган заказал бутылку вишневого сока.
Он потягивал ледяной сок и смотрел на горы вдали. Эти дни оказались тяжелыми для бывшего следователя особого отдела НКВД. Столько деловых встреч в его жизни еще не было за три дня. Он буквально рвался на части, чтобы успеть познакомиться с коммерсантами и другими дельцами, официальными, полуофициальными и совсем уже подпольными. Главным было не количество заключенных сделок или подписанных контрактов. Главным было засветиться в определенных кругах, показать свою энергию. Его заметили, о нем уже начали говорить.
Вообще-то Когана инструктировали специалисты еще до начала этой операции, еще в Москве. Что действительно нужно, что важно для города, который только-только начал выходить из войны, из-под оккупации. Пусть немцы и не были режиму Антонеску врагами, но они контролировали все, даже коммерцию в Румынии. И сейчас, с приходом Красной Армии, жизнь снова стала налаживаться, снова начали открываться магазины, заработали каналы, стал поставляться товар. Торговля и коммерция начали постепенно оживляться.
А что нужно послевоенной столице? Самое необходимое – еда и одежда. Предметы роскоши пока не самый ходовой товар. В цене крупы, соль, спички, мыло, белье. А еще бензин и керосин, керосиновые светильники, лампочки накаливания, пуговицы, нитки. Самое неприятное во всей этой ситуации было то, что Когану приходилось общаться и вселять надежду в сердца людей, которые и правда без его поставок могли не выжить. А он делал вид, что все может, он вел себя самонадеянно, и ему часто верили, готовы были подписывать контракты. Жали руку и благодарили за то, что он обратился в тот магазин, а не в какой-нибудь другой.
Так произошло и вчера поздно вечером. Как его звали, этого пожилого человека с копной седых волос, – Димитрие Раду? И погода была как под стать, воровская, подленькая. Моросил дождь, завывал ветер, и Коган в черном плаще с капюшоном постучал в дверь закрытого магазина. Магазин был большой, половина окон забита фанерой, потому что сейчас не достать оконных стекол. Дверь ему открыл человек, одетый в потертый, но все еще производящий солидное впечатление костюм.
– Здравствуйте, – по-немецки сказал Коган. – Вы позволите войти?
– Простите, но я уже закрылся на сегодня, – начал неуверенно говорить хозяин заведения, но Коган улыбнулся, откинул капюшон и протянул для приветствия руку.
– Разрешите представиться. Меня зовут Аллоиз Грубер. Я представляю интересы торгового дома «Бернард и Компания». Я прибыл из Турции, но наши представительства есть во многих странах. Мы занимаемся поставками продуктов и товаров первой необходимости и ищем солидных партнеров.
– Вы не шутите? – Раду вскинул густые седые брови, вглядываясь в глаза гостя.
– Мы люди серьезные, и нам не до шуток, когда в Европе идет такая война, – ответил Коган и прошелся вдоль прилавков магазина.
В основном полупустых прилавков. Да, когда-то, судя по этикеткам и ценникам, здесь стеллажи ломились от товара. Сыры, колбасы, консервы, вина и хлеб. Несколько пекарен поставляли в этот магазин хлеб. Если прикинуть, что одна семья на день покупает буханку хлеба, то покупателей у этого магазина было очень много. Раду шел за гостем и молчал, ожидая, что скажет гость. Коган остановился и круто на каблуках повернулся к хозяину.
– Ну что же, площади у вас хорошие и население в этом районе довольно приличное. Я думаю, мы можем попробовать иметь с вами дело. У вас есть холодильники, складские помещения, помещения для обработки полуфабрикатов. Вы нанимали когда-то рабочих?
– Я благодарен вам, господин Грубер, что вы зашли именно ко мне. Вы, наверное, заметили, что мои полки практически пусты. Война сделала нас всех нищими, а население голодным. Нам сейчас нечего предложить людям, но если вы возьметесь поставлять нам все самое необходимое, не все, господин Грубер, но хотя бы самое необходимое, то случится чудо.
– Да, я вижу. Именно поэтому наша фирма и хочет предложить свои услуги. Мы понимаем, что сейчас наиболее востребованы простые и необходимые товары: хлеб, мука, консервы, мыло, соль.
– Звучит так, словно вы знаете, чего нам не хватает. – Хозяин вздохнул и потер платок, который держал в руке.
– Именно, – кивнул Коган. – Мы готовы заключить долгосрочный контракт на поставку этих товаров и обеспечить ваш магазин всем необходимым, чтобы восстановить прежние объемы торговли.
Старик взял маленькую тетрадь и, пролистав несколько страниц, остановился:
– Слушайте… Вы говорите, что представляете серьезную компанию. Но, простите старого скептика, каким образом вы собираетесь доставлять товары в город, разрушенный войной?
Коган улыбнулся и наклонился к прилавку:
– Доставлять будут по железной дороге и на грузовиках. Мы уже наладили логистику и обеспечили безопасность. Товары прибудут через неделю после подписания контракта.
Хозяин магазина задумался, пальцами касаясь губ. Тишину нарушал тихий стук капель. Дождь по-прежнему барабанил по крыше.
– Хорошо, – наконец ответил он. – Если вы уверены в своих возможностях, то я готов заключить контракт. Нам действительно необходимы эти товары, чтобы выжить. Но знайте, если вы подведете, это будет конец для моего магазина.
Коган пожал руку хозяину.
– Мы не подведем вас. Со временем все наладится. Вместе мы сможем возродить этот магазин так, чтобы он снова стал местом, куда будут приходить люди.
Старик устало кивнул, заполняя страницы тетради свежими записями о новом партнерстве. Война разрушила многое, но ни одна бомба не смогла уничтожить в людских сердцах надежду на хорошую жизнь. Когану было очень стыдно, но это было частью его работы. Он успокаивал себя тем, что, даря ложные надежды, он спасет людей от большего, чем голод.