Всю дорогу, пока они ехали на Лесную, Костин с трудом сдерживал свою радость. Остатки хмеля из Вениной головы уже выветрились, он сидел на пассажирском месте возле Горячева, всю дорогу рассказывая суровому водиле о том, как он ловко развел бывалого боцмана на нужный разговор.
Прибыв на место, Зверев и его спутник испытали некоторый шок. Дом номер семь – некогда двухподъездное трехэтажное здание – был частично разрушен, и даже сейчас, спустя столько лет, его никто, по-видимому, не спешил восстанавливать.
Порядок на улице, вблизи здания, конечно, был наведен. Обломки стен были убраны давно, но сам разрушенный дом все еще выглядел устрашающе. Покрытые сажей стены, выбоины, оставленные пулями, поваленный забор. В некоторых окнах еще оставались осколки, удерживаемые в рамах наклеенными бумажными крестами.
Зверев открыл дверь и не спеша полез в карман за сигаретами:
– Двенадцатая квартира должна быть на третьем этаже, а вся макушка здания почти полностью снесена взрывом.
Веня тут же обежал дом, осмотрел его снаружи, потом заглянул в подъезд. Радужного настроения у него поубавилось.
– Вот черт! И лестничные проемы развалило, без лестницы туда не добраться. Неужели опять пустышка?
– Опрашиваем жителей, ищем тех, кто здесь жил до войны. Зря я не взял Вадика, дело пошло бы быстрее…
Пока Костин обходил квартиры, Зверев тоже не терял времени даром. Он посетил злачные места, где можно было почерпнуть сведения о жильцах того или иного дома: дворницкую, здание собеса, опросил сидевших на лавочке старушек. Однако на этот раз старания капитана Зверева успеха не принесли. Дворник, хромой старикан с пропитым лицом, переехал сюда уже после войны; тучная работница собеса наорала на него за то, что он по всяким глупостям отвлекает ее от важных дел; бабушки на лавках у подъездов стали рассказывать много лишнего и неинтересного. Зверев, не дослушав, поблагодарил старушек и пошел прочь.
Вене же сегодня снова везло!
Пока Зверев выслушивал словоохотливых бабулек, к нему подбежал запыхавшийся Костин и сообщил радостную весть:
– Есть одна свидетельница, которая тут жила до войны и помнит, как девятого июля сорок первого сюда приезжала милиция!
– Что за свидетельница? – оживился Зверев.
Костин улыбнулся:
– Ну, такая…
– Какая такая?
– Идите, сами увидите! – с ухмылочкой отмахнулся Веня и двинулся ко второму подъезду шестнадцатого дома. Зверев поспешил за ним.
Вскоре они уже стучались в дверь девятнадцатой квартиры.
Дверь открыла темноволосая женщина с огромными карими глазами, тонким ртом и выщипанными бровями. При виде незнакомого мужчины она расправила плечи, выставив вперед пышную грудь. На вид ей было чуть больше сорока, утянутый на талии халат подчеркивал неплохо сохранившуюся фигуру. Если бы не крупный нос и покрытые пигментными пятнами морщинистые руки, ее можно было бы назвать настоящей красавицей.
– Это Элеонора Святославовна! Она живет здесь давно и хорошо помнит всех, кто обитал в этом доме до войны, – представил женщину Веня, пропуская Зверева вперед.
– Элеонора Святославовна? – с деланым удивлением переспросил Зверев. – Уж не та ли вы самая…
Павел Васильевич понятия не имел, кем на самом деле является эта чопорная красотка, он «выстрелил» наугад и, как это часто бывало, не промахнулся.
– Узнали? – хозяйка сама пришла ему на помощь. – Да, это я, заслуженная артистка СССР Зорина Элеонора Святославовна, первая скрипка областной филармонии. Признаться, сейчас, после этой ужасной войны, люди крайне одичали. Музыку теперь ценят меньше, чем в прежние времена. Не стану лукавить, мне очень приятно, что меня еще узнают!
– А уж мне-то как приятно: встретить такую известную артистку! Я пришел к вам по делу, а тут вы… Рад! Очень рад нашему знакомству, – галантно раскланялся Зверев и подарил кареглазой хозяйке свою самую обворожительную улыбку.
– Вы и вправду работаете в органах? Вот уж никогда бы не подумала, что людям вашей профессии присуще чувство прекрасного, – женщина скрестила руки на груди и склонила голову набок. При этом она продолжала оценивающе рассматривать Зверева. – Да-да… вы совсем не похожи на милиционера! Ваши манеры…