Выволакиваю стремянку из сарая с инструментами, довольная, что сегодня понедельник и можно вернуться к работе. Вчерашнее происшествие с Гарри кажется теперь нереальным. Как будто все случилось с кем-то другим, а не со мной. Зато появление Карли злит меня по-прежнему. С лязгом прислоняя лестницу к стене сарая, я качаю головой, вспоминая ее наглость, и щелкаю замком.
Я работаю в магазине для садоводов под названием «Вилла Моретти» – он стоит на одной улице с моим домом, примерно в миле от него. Моя прекрасная, но краткосрочная карьера ландшафтного архитектора завершилась два с половиной года тому назад, вместе со всей моей жизнью, и мне еще повезло, что я нашла эту работу – есть хотя бы чем по счетам платить.
«Садовый центр Моретти» – это крохотный, но идеально смоделированный кусочек Италии посреди английской субурбии. Зима ему не особенно к лицу, но он все равно мне нравится. Здесь я могу затеряться среди растений, забыть о катастрофе, постигшей мою жизнь, и полностью отдаться выращиванию саженцев, обрезке, черенкованию, пересаживанию и формированию крон. К тому же работа у меня физическая, и к концу дня я выматываюсь настолько, что сплю всю ночь как убитая. А если и не всю, то по крайней мере достаточно долго для того, чтобы утром встать и снова пойти на работу.
К утру дождь совсем перестал, температура достигла почти блаженных восьми градусов, тротуары перестали пугать ледяными проплешинами, а воздух – кусачей стужей. Я беру лестницу под мышку и направляюсь к летней террасе кафе. Она пустует, столики и стулья убраны на хранение. Скорее всего до весны. Пока тепло, надо подрезать зимующую вистерию на решетчатой крыше террасы. Я прислоняю лестницу к столбику террасы, взбираюсь на пару ступенек, вынимаю из кармана шерстяной куртки секатор и принимаюсь за обрезку побегов.
Обычно за такой работой я забываю обо всем на свете, с головой уходя в размышления о том, какую веточку оставить, а какую подрезать и на какую длину. Но сегодня все не так. Образ Гарри, его склоненное над листом бумаги лицо то и дело встает у меня перед глазами. Я опять и опять вспоминаю наш разговор о поездах и о горячем шоколаде и в который уже раз дивлюсь тому, как легко нам было вместе. Где-то он теперь? Вернулся в семью или все еще в каком-нибудь приюте, ждет своих родных, напуганный и одинокий? При одной мысли о том, что он может быть сейчас один, среди чужих людей, в горле у меня встает ком, и делается тяжело в желудке. Хотя, в сущности, я ведь ему тоже чужая…
Спускаюсь с лестницы и передвигаю ее чуть дальше. Хочу подняться снова, но вдруг понимаю, что просто не могу и дальше вести себя как ни в чем не бывало. Не могу спокойно продолжать жить, забыв о Гарри. Ведь была какая-то причина, по которой он появился именно в моем доме; к тому же он называл меня своей мамой, черт возьми! Нет, надо хотя бы попытаться узнать, что с ним и где он сейчас.
Снимаю перчатки, кладу их на ступеньку лестницы и достаю из кармана телефон. Вот черт, похоже, я оставила визитку полицейских у себя в сумке, а она сейчас в комнате для служащих. Придется сходить за ней туда.
– Доброе утро, Тесс.
Оборачиваюсь и вижу Бена: он идет ко мне с двумя кружками горячего кофе в руках.
– Неужели одна из них – мне? – спрашиваю я.
– А то кому же? – Босс ухмыляется и протягивает кружку, над которой встает парок. – Один американо и… – он достает из кармана бумажный пакет, – …датская слойка с корицей из кафе.
– Спаситель, – говорю я и только теперь вспоминаю, что даже не завтракала сегодня утром. Кофе пахнет божественно.
– Не могу же я позволить, чтобы мои служащие падали за работой от голода. Особенно если они стоят на стремянках с режущими и колющими инструментами в руках.
Я улыбаюсь. Второго такого заботливого босса, как Бен Моретти, не найти во всей вселенной. Бизнес он унаследовал от родителей, переехавших сюда из Италии в конце шестидесятых. Сами они не так давно отошли от дел и вернулись на родину, в маленький дом недалеко от Неаполя. Но Бен родился и вырос в Лондоне. Теперь ему уже за сорок, но выглядит он как итальянская кинозвезда: черные как смоль волосы и темные глаза. Правда, в душе Бен настоящий тихушник, ничуть не похожий на того стереотипного обходительного мачо, какими наша британская публика представляет обычно всех итальянцев.
Он поднимает брови.
– Выглядишь ты паршиво, не в обиду тебе будь сказано.
– Твое здоровье. – Мои губы изгибаются в саркастической усмешке, но я знаю, он прав. – Не особо много спала сегодня ночью.
– Всё в порядке?
– Долгая история, – отвечаю я. – Но твой кофе со слойкой меня взбодрит. Спасибо тебе.
– У меня есть время; если хочешь, можем поговорить.
– Ага, спасибо, но говорить-то на самом деле не о чем, – отвечаю я. У меня нет сил объяснять, что случилось. Особенно боссу. Не хочу, чтобы он решил, будто я из тех, кто тащит свои проблемы на работу потому, что мне в жизни не хватает внимания. – Но все равно спасибо, что предложил, – добавляю я.
– Да все нормально. Где меня найти, ты знаешь; захочешь, чтобы кто-нибудь тебя выслушал, – приходи.
Я улыбаюсь.
– Еще раз спасибо. – Приподнимаю руки, занятые кофе и слойкой, и протягиваю их в его направлении.
Бен улыбается мне в ответ, а потом поворачивается и уходит обратно в офис.
Покончив с нежданным завтраком, я продолжаю стричь вистерию. Мне не терпится позвонить в полицию, но уже десять часов, а я так ничего толком и не сделала за утро. Вот закончу со стрижкой, потом проверю, как подвязаны деревья, и в час пойду на ланч.
Несмотря на отсутствие клиентов, следующие три часа проходят на удивление быстро. За все утро нас посещают всего с полдюжины человек, что неудивительно для такой сырой погоды. Еще день-другой, и в садовом центре будет не протолкнуться от желающих приобрести рождественские украшения для дома и зимние растения в горшках, чтобы украсить ими комнаты, где они с друзьями или родственниками будут отмечать праздник. Я стараюсь не думать обо всех предыдущих Рождествах, когда я сама была частью этой толчеи, обуреваемая желанием сделать свой дом особенно нарядным и уютным. В этом году я наблюдаю предпраздничную суматоху со стороны. Меня она не касается. Я как телезритель, который смотрит передачу о жизни какого-нибудь племени из далекой, чужой ему страны.
Сижу на табурете в теплице и жду, когда меня соединят с кем-то из тех полицейских, что вчера увели из моего дома Гарри. Стекла в теплице запотели, но в одном месте остался просвет, и я вижу сквозь него смутные силуэты двух моих коллег, сидящих в дальнем углу питомника и жующих сэндвичи. Это Джез, старший садовник, и Кэролайн, которая заправляет в магазине. Оба вполне приятные люди, но я как-то не успела сойтись с ними поближе за те девять месяцев, что я работаю у Бена. Наверное, все дело в том, что я предпочитаю одиночество – так для меня лучше.
– Миссис Маркхэм?
При звуке деловитого женского голоса на том конце провода сердце мое начинает бешено колотиться.
– Да, – отвечаю я. – Я Тесса Маркхэм.
– Здравствуйте, говорит детектив-сержант Эби Чибуцо. Я приезжала к вам в дом вчера вечером по вызову.
– Здравствуйте.
– У вас есть для нас какая-то новая информация? – спрашивает сотрудница полиции.
– Гм… нет, вообще-то нет. Я просто хотела узнать, что с Гарри – его вернули семье? Я понимаю, вам запрещено сообщать какие-либо подробности, но я просто хотела…
– Мне очень жаль, но, как мы вам вчера говорили, нам запрещено разглашать какую-либо информацию, касающуюся Гарри.
В глубине души я знала, что не услышу от них ничего нового, и все-таки огорчаюсь.
– Но, – продолжает Эби, – я все равно рада, что вы позвонили. Мы бы хотели, чтобы вы зашли к нам сюда, – нам нужно обсудить с вами кое-какие детали вчерашнего события. Не могли бы вы прийти в участок? Мы только зададим вам пару вопросов – и всё.
Мое сердце грохочет, на лбу выступает пот.
– Вы хотите, чтобы я пришла в участок? Когда?
– Сейчас удобно?
Наверное, раз уж мне все равно придется говорить с ними, то лучше сделать это не откладывая, чем жить с этой мыслью еще какое-то время, но мне ужасно страшно.
– Сейчас? Гм… да, хорошо. У меня сейчас как раз перерыв. А это надолго?
– Точно не скажу. Адрес участка на той визитке, которую мы дали вам вчера.
Визитка лежит у меня на колене, но мне даже не нужно заглядывать в нее, я и так знаю, где это. Совсем недалеко, если идти скорым шагом.
Встаю.
– Хорошо. Минут через десять-пятнадцать я буду у вас.
– Отлично. Спро́сите меня у дежурного, – говорит моя собеседница. – Детектив-сержант Чибуцо.
– Хорошо, спасибо. До встречи.
Я хватаю сумку и телефон и отправляюсь искать Бена.
«Садовый центр Моретти» построен вокруг двух прекрасных полуотдельных домов XVII века, в которых когда-то давно располагалась богадельня. В одном из них Бен живет, а из другого управляет своим бизнесом, который состоит из небольшого кафе с магазинчиком в нижнем этаже, а также офиса и хранилищ наверху. Я взлетаю по лестнице, перескакивая через две ступеньки зараз, и нахожу его за столом, где он сидит и щурится на какой-то листок через оседлавшие его переносицу очки для чтения.
– Надо бы сходить, получить новый рецепт, – говорит Бен, не поднимая на меня головы. – А то цифры расплываются.
– Отличный предлог, чтобы не платить по счетам, – ехидничаю я.
– Ха, хорошо бы. – Босс смотрит на меня, улыбается и откладывает бумагу. – Всё в порядке?
– Мне нужно выйти на время ланча, – говорю я, не желая вдаваться в подробности, для чего именно. – Правда, я могу немного задержаться. Тогда останусь после работы и все наверстаю. Ладно?
– Конечно, никаких проблем. Нельзя сказать, что у нас сегодня от клиентов отбоя нет…
– Спасибо.
– Пожалуйста. – Бен снова улыбается и делает рукой такое движение, будто выпроваживает меня. – Иди. Поешь что-нибудь. Развлекись.
Если б он только знал!
Двадцать минут спустя я сижу в комнате для переговоров с теми двумя полицейскими, которые приезжали ко мне вчера вечером, – детективом-сержантом Эби Чибуцо и детективом-констеблем Тимом Маршаллом. Все выглядит очень серьезно и официально – стол, стулья, записывающее устройство. На столе передо мной пластиковый стаканчик с водой. От волнения у меня взмокли ладони, а за правым ухом часто бьется пульс.
– Тесса Маркхэм, – начинает Чибуцо, – вы не арестованы, но допрашиваетесь по подозрению в похищении ребенка.
– Что?! – вскрикиваю я. – Похищении ребенка? Вы же говорили, что только хотите задать мне несколько вопросов, обсудить еще раз то, что произошло вчера… Ни о каком похищении и речи не было! – Что это, я сплю? И мне снится жуткий, кошмарный сон? Мозги у меня точно размягчились и стали похожи на губку. Полицейские начинают говорить оба сразу, но я не могу понять ни слова.
– Миссис Маркхэм? Тесса? С вами все хорошо? – спрашивает Маршалл.
Я делаю несколько глубоких вдохов.
– Вы что, меня арестуете?
– Нет, – отвечает Чибуцо. – Я же сказала, пока мы с вами только беседуем.
– Но вы сказали «похищение». Вы думаете, что это я похитила Гарри?
– Мы пытаемся выяснить, что случилось, – говорит Эби. – Вы не откажетесь ответить на несколько наших вопросов? Если вам нужна юридическая консультация, то вы имеете на нее право.
– Несколько вопросов? – спрашиваю я.
– Да, – подтверждает сержант.
Я задумываюсь, не выбрать ли мне опцию «юридическая консультация». Но тогда придется ждать, пока они пригласят адвоката. Это может занять уйму времени, а мне надо обратно на работу. Ведь если я задержусь здесь надолго, то придется потом объяснять Бену, почему я опоздала. В конце концов, я ничего плохого не сделала, так что адвокат мне ни к чему. И так прорвусь.
– Я отвечу на ваши вопросы, – говорю я. – Адвокат мне не нужен.
– Уверены? – переспрашивает Чибуцо.
– Да.
Вопросы оказываются теми же, что и вчера. Что случилось, когда я пришла домой, о чем мы с Гарри разговаривали. Отвечать приходится подробно, так что я словно проживаю вчерашний вечер заново, минуту за минутой. Скорее бы все закончилось… Время идет неумолимо – на часах уже почти без четверти два.
– А вот раньше… – Чибуцо заглядывает в свой список вопросов. – Раньше, в две тысячи пятнадцатом году, двадцать четвертого октября, в субботу, вас уже обнаруживали в парке Фрайерн, где вы шли по дорожке, толкая перед собой коляску с трехмесячным младенцем Тоби Дрейпером. Его мать, Сандра Дрейпер, заявила о его пропаже за двадцать минут до этого.
Эти слова для меня словно удар в солнечное сплетение. Эби поднимает голову. Они с коллегой смотрят теперь на меня в упор, и я чувствую, как у меня начинают рдеть щеки.
– Да, – каркающим голосом отвечаю я. – Да, но в тот раз я объяснила полиции, что это было чистое недоразумение.
– Не могли бы вы еще раз рассказать нам, что тогда случилось? – спрашивает Чибуцо.
«Нет, черт возьми, не могла бы!» Ворошить эту болезненную древнюю историю – последнее, чего мне хочется сейчас.
– Что вы помните о том инциденте? – продолжает моя собеседница.
Делаю глубокий вдох.
– Я шла по парку и вдруг увидела коляску – она стояла у небольшой группы деревьев. Я сошла с тропы и подошла ближе, чтобы посмотреть. В коляске спал ребенок. Я огляделась вокруг, никого не увидела и подумала, что надо взять коляску и отвезти ее в полицию, куда я и направлялась в тот момент, когда рядом со мной вдруг остановилась полицейская машина.
Я умолкаю, и детективы тоже не произносят ни слова. Молчание затягивается.
– У вас был с собой мобильный телефон? – Констебль Маршалл задает вопрос, которого я ожидала, потому что его задавали мне полицейские и в тот раз.
– Да, – говорю, – телефон у меня был, но я подумала, что если отвезу ребенка в участок сама, то так будет быстрее.
– А вы не подумали, что лучше было бы сначала все-таки позвонить нам на всякий случай: вдруг об этом ребенке кто-то беспокоится, вдруг его уже ищут?
– Теперь, задним числом, я это, конечно, понимаю. Но в тот момент мысли у меня немного путались.
– Не могли бы вы объяснить подробнее? – спрашивает Чибуцо. – Почему у вас путались мысли?
Я прекрасно понимаю, к чему они клонят.
– В августе того года… – Голос у меня становится сиплым, я откашливаюсь и начинаю снова. – В августе того года мой сын… мой трехлетний сын умер от острого лимфобластного лейкоза. Я была вне себя от горя. Я и сейчас еще не оправилась.
– Очень вам сочувствую, – говорит Эби и смотрит на меня с жалостью.
Но ни сочувствие, ни жалость не мешают ей продолжать ворошить все это и дальше. Снова и снова они заставляют меня брести через боль, а сами слушают и наблюдают.
– Это была не единственная моя потеря, – говорю я. – Лили, сестра-близнец Сэма, умерла при родах. Так что я потеряла обоих детей.
Чибуцо кивает. Маршалл смотрит вниз, на свои ботинки.
– Но вы ведь это все уже знаете, – говорю я, глядя прямо в честные карие глаза детектива-сержанта. – У вас же все там записано.
Она снова заглядывает в бумаги, лежащие перед ней на столе.
– Здесь сказано, что вы в то время страдали от депрессии. Это так?
– Да, – отвечаю, скрипнув зубами. «И ты бы небось страдала, умри у тебя второй ребенок».
– Я знаю, для вас это непросто, – настаивает Эби, – но миссис Дрейпер утверждает, что отвлеклась лишь на пару минут, когда ее старший малыш, которому тогда было чуть больше года, убежал в кусты. Она говорит, что, когда вернулась, коляски не было там, где она ее оставила, а вы быстро удалялись по тропинке, толкая ее перед собой. Она говорит, что кричала вам, но вы не реагировали. По ее словам, вы не могли ее не слышать, если только вы не глухая. Побежать за вами она не могла: ее малыш не слушался и продолжал убегать от нее. Тогда-то она и позвонила в полицию. Вы разве не слышали, как вам кричала миссис Дрейпер?
– Нет! Я уже много раз это повторяла. Если б я слышала тогда ее крик, то, конечно, остановилась бы и вернулась. В тот раз мне не предъявили никакого обвинения, так зачем же вы опять ворошите эту историю?
– Миссис Маркхэм, – серьезным тоном спрашивает Тим, – это вы привели к себе домой Гарри вчера вечером?
– Откуда я его привела? Нет. Говорю же вам, он уже был там, когда я вернулась. – В комнате ужасно душно, у меня зудят веки, и все тело как в огне. Я понимаю, что зря не захотела дождаться адвоката. – Вы меня в чем-то обвиняете? – Делаю глоток воды из стакана. Она тепловатая и не помогает растворить удушающий ком в горле.
– Нет, – говорит Чибуцо. – Мы просто пытаемся докопаться до фактов. Нам надо определить, каким именно образом Гарри оказался вчера у вас в доме.
– Я ведь уже говорила вам. Я не лгу, если вы в этом меня подозреваете. Зачем бы я стала вам звонить, если б сама привела его? И вообще, где во всей этой истории родители Гарри? Спросите у них, что случилось. Почему они не следили за своим сыном? Как он попал в мой дом? Здесь явно творится что-то странное, но я тут ни при чем!
– Пожалуйста, постарайтесь не волноваться, миссис Маркхэм… Тесса, – говорит сержант. – Мы беседуем со всеми заинтересованными сторонами.
– А как же мой муж, Скотт? С ним вы тоже беседуете? Или у вас проблема только со мной?
– У нас нет с вами никаких проблем; мы только хотим выяснить, не знаете ли вы чего-нибудь такого, что могло бы помочь нам в расследовании. А со Скоттом Маркхэмом мы говорили сегодня утром.
Руки и ноги у меня дрожат. Дыхание становится частым и неглубоким. Кажется, сейчас у меня начнется паническая атака. Я вспоминаю слова моего доктора: сделать глубокий вдох, на раз-два-три-четыре-пять задержать дыхание, а потом выдохнуть, медленно. «Ничего плохого с вами не случится, – говорил он. – Как бы тяжело и страшно вам ни было, от панической атаки умереть нельзя». Сейчас я в этом сомневаюсь.
– С вами всё в порядке, Тесса? – спрашивает Чибуцо, но ее встревоженный голос доносится до меня откуда-то издали.
Я вытягиваю руку, чтобы заставить ее замолчать. Хоть бы они ушли, дали мне прийти в себя, собраться с мыслями.
– Сейчас все будет хорошо… паническая атака…
– Беседа прервана в… четырнадцать десять.