Макколы были родом из Шотландии, поэтому носили шотландское имя, а замок их звался castle. Впрочем, покинули они землю предков так давно, что утратили со своим шотландским прошлым всякую связь и сделались истинными англичанами. Суровый замок, выстроенный суровыми первыми Макколами наподобие шотландских твердынь, был впоследствии перестроен и теперь больше очаровывал, чем устрашал. Однако привидение леди Элинор издавна прижилось в замке, и никакие позднейшие перестройки не могли его спугнуть. Призрак появлялся грозовыми ночами в виде женщины в белом платье с черной вуалью. Легко, невесомо пробежавшись по коридорам, она с высоты башни, в которой ее содержал жестокосердный супруг и где ее настигла смерть, смотрела на пейзаж, расстилавшийся вокруг, а потом исчезала.
– А чего она хочет? – спросила Марина.
Никто ей не ответил: разговор происходил за ужином, и все делали вид, будто слишком заняты едой. Не ответила и Урсула, которая поведала Марине о призраке: два гневных взгляда, брошенных с противоположных концов огромного дубового стола, обильно заставленного снедью, заставили ее наконец-то замолчать и взяться за ростбиф… а может, ныне подавали бифстек, Марина еще не научилась различать. Это была обычная пища англичан, причем на столе не было ни огурчиков соленых, ни квашеной капусты, ни другой зелени – верно, англичане ее вовсе не любили.
Во главе стола восседал лорд Маккол – Десмонд; на противоположном конце – его дядюшка, на которого Марион посматривала с опасливым интересом: ведь он оказался в таком же положении, как ее злобный дядюшка. Марина хорошо знала, сколь далеко может довести людей жажда богатства. Внешне Джаспер казался подернутым желтоватым пеплом, но судя по взглядам, бросаемым исподлобья, в сердце его далеко не угасли пожары! Только на леди Урсулу смотрел он с нескрываемой нежностью и в то же время с тревогою, как если бы опасался, что она может сказать что-то лишнее. Впрочем, без всего, о чем бормотала леди Урсула, вполне можно было обойтись: так, полубезумный бред, изредка прерываемый пением:
Вижу лес, чудный лес,
Где бродили мы с милым.
Обнимал он меня,
А потом вдруг исчез…
Ах, куда же он сгинул?
Заслышав дребезжащий голосок, все сидящие за столом на мгновение умолкали, а потом с новым оживлением принимались болтать. Десмонд рассказывал о своем путешествии. Он был поражен тем, сколько народу жило в России.
– Там есть народы – язычники, не имеющие никакого правительства, однако, когда им взбредет в голову, они подчиняются великой русской императрице. Некоторые из них поклоняются какой-нибудь вещи, а другие приносят в жертву какое-нибудь животное у подножия дерева, которое чтит их род. Это совершенно необыкновенная страна! – говорил Десмонд, и все так и ахали вокруг, причем Джаспер сообщил, что Индия и Китай – тоже огромные страны, и в них тоже живут идолопоклонники.
Марина сидела с приклеенной улыбкой. Велико было искушение осадить Десмонда и поведать об истовом русском православии, однако не хотелось заводиться за столом. Уговор дороже денег, а они с Десмондом уговорились соблюдать мир. Вдобавок, напротив, исподтишка поглядывая на Марину, сидела Джессика – красивая, изящная, сдержанно-приветливая, – и Марине не хотелось выглядеть в ее глазах склочной бабой. Тем более что глаза у Джессики были не только необычайно красивые (огромные, голубые, может быть, слишком светлые при этих темно-каштановых волосах, окаймленные чудесными, длинными ресницами), но к тому же и весьма проницательные. Во всяком случае, когда она устремляла взгляд на Марину, той казалось, будто Джессика своими тоненькими беленькими пальчиками ощупывает ее мысли. И, казалось, она видит, что платье Марины не просто новое, но с иголочки, только что купленное. Под этим взором Марина чудилась себе вообще впервые одетой… строго говоря, почти так оно и было, потому что нельзя же считать одеждой то тряпье, которое она носила прежде!
Словом, Джессика мерила Марину взором, та сидела как на иголках, Десмонд с преувеличенным оживлением болтал, Джаспер с преувеличенным вниманием слушал, Урсула чуть слышно напевала, Саймонс стоял в сторонке, острыми взглядами и короткими жестами командуя лакеями, которые подавали все новые и новые блюда и уносили их почти нетронутыми, – таким был этот ужин, и, похоже, все вздохнули не без облегчения, когда он завершился. Однако когда Джессика, Марина и Урсула встали, мужчины остались за столом и взялись за портвейн. Оказывается, у англичан был такой обычай: дамы уходят, а джентльмены остаются за столом и выпивают.
Будь Марина женой Десмонда, ей бы не понравился этот обычай. Но она не жена ему… Марина задумалась и даже не сразу расслышала вопрос Джессики о том, надолго ли мисс Марион прибыла в Англию.
Прошло несколько секунд, прежде чем Марина вспомнила, кто такая мисс Марион. Относительно намерений этой выдуманной особы она ничего не знала, а про себя ответила честно:
– До 31 июля.
– Так точно? – холодно улыбнулась Джессика. – Но почему не до 30? Или не до 1 августа?
Марина пожала плечами. Не скажешь ведь этой милой девушке: «В этот день лорд Маккол покончит с собой!» Поэтому она ответила весьма неопределенно:
– Мы так уговорились с Десмондом.
– Прекрасно, – проговорила Джессика, причем лицо ее отчетливо сказало: «Кошмар, что так долго!» – Вы увидите нашу весну, и лето… здесь чудесно, когда распускаются цветы! Bетер с моря утихает, и мы наслаждаемся теплом и солнцем. Англия – страна дождей и туманов, однако Маккол-кастл расположен в особенном месте. В округе идет дождь, а здесь светит солнце.
– Верно, Бог вас любит, – вежливо вставила Марина.
– Конечно, он не может не любить столь красивое создание рук своих, как этот уголок, – кивнула Джессика. – А что до любви к обитателям замка… – Она зябко поежилась. – Иной раз мне кажется, что над ними и впрямь тяготеет проклятье, и неизвестно, развеется ли оно когда-нибудь.
Урсула, чудилось, дремавшая в кресле у камина, встрепенулась и воздела сухой палец.
– Леди Элинор! – задребезжал ее голосок. – Все дело в леди Элинор! Она вернулась – и проклятие будет снято!
– Конечно, тетушка Урсула, – проворковала Джессика. – Леди Элинор нам непременно поможет!
Урсула откинула голову на спинку кресла. Глаза ее были закрыты, она дышала глубоко, ровно… похоже, опять заснула.
– Не обращайте внимания, – шепнула Джессика. – Из-за этой леди Элинор было много неприятностей, поэтому понятна надежда, будто ее возвращение все исправит. А вы ведь видели портрет. В вас и впрямь есть что-то общее: эти волосы, и глаза, и улыбка… Конечно, не укажи на это Урсула, я бы ничего не заметила: все-таки портрет очень старый, да и леди Элинор была такая красавица…
«А на вас просто смотреть противно», – закончила мысленно Марина.
Ощутив, как можно истолковать ее слова, Джессика так и вспыхнула:
– О, ради бога, не подумайте… Такая бестактность с моей стороны! Я только хотела сказать, что у леди Элинор совсем другой тип, в ней есть что-то величественное, в то время как вы…
«Простушка и деревенщина», – с новым приступом обиды продолжила про себя Марина.
Чувствуя, что окончательно испортила дело, Джессика махнула рукой:
– Простите меня, Марион, и не обращайте внимания. Я изрядно одичала в этом замке, среди этих полубезумных стариков и своих печальных воспоминаний!
– Да… вам бы уехать, развеяться, – вмиг забыв обиду и исполнясь сочувствия, шепнула Марина.
– Конечно… уехать, – рассеянно повторила Джессика. – Но… Видите ли, мне и правда некуда пойти: ни дома, ни родни у меня нет. Макколов же я знаю с детства: прежний лорд дружил с моим отцом, хотя, конечно, разница в положении… – Она деликатно поджала губы. – И все-таки для всех разумелось само собой, что рано или поздно мы с Алистером поженимся. Я смотрела на Маккол-кастлкак на свой дом, на Десмонда – как на брата, на его родных – как на своих родных. И теперь я и не могу это покинуть. Я люблю здесь все и вся. Приданого у меня нет, кто возьмет меня замуж? Жить мне тоже не на что. Даже думать боюсь, что со мною станется, когда Десмонд вздумает жениться. Едва ли его жена захочет терпеть бедную родственницу!
Очевидно, нечистая совесть Марины была причиной того, что ей почудилось некое напряжение в глубине прозрачных глаз Джессики.
– Едва ли вы засидитесь в девках или приживалках, – сказала Марина резковато. – Вы слишком уж красивы. Думаю, немало найдется мужчин, которые возьмут вас и бесприданницей!
Глаза Джессики налились слезами, и пламя свечей задрожало, заиграло, засверкало, отражаясь в этих дивных голубых озерах.
– Вы так добры, Марион, – сдавленно прошептала Джессика. – Дай вам Бог счастья.
Она опустила голову, утирая глаза, а Марина вдруг подумала, как все отлично устроилось бы, вернись Десмонд домой один. Он мог бы жениться на Джессике, не свяжи себя узами безумного корабельного брака! А может быть, после 31 июля оставить Десмонда в живых? Уехать в Россию, передав его Джессике?
Сознание, что счастье милой, красивой, печальной девушки зависит от нее, на миг опьянило Марину. Но еще вопрос, сможет ли Джессика забыть Алистера и полюбить Десмонда. И как насчет его самого?.. Да боже мой! Разве Десмонд способен на чувства? У него во всем расчет! Обладая таким немалым состоянием, он все же решился на преступление, чтобы прибрать к рукам бахметевские богатства. Нет, бесприданницу он за себя не возьмет. Небось надеется, что за полгода Марина влюбится в него и захочет остаться его женой? Бесчисленные наряды – первая попытка улестить ее. Но ничего у него не выйдет! И воображение нарисовало дивную картину: 31 июля Марина приговаривает Десмонда к смерти, и он уже подносит пистолет к виску (в точности как там, в каюте, тыкал этим пистолетом ей в голову!), а она в последнюю минуту говорит:
– Так и быть, я сохраню вам жизнь, если вы женитесь на Джессике.
– Нет! – страстно воскликнул Десмонд. – Никакую другую женщину я не смогу назвать своей женой, кроме вас, Марион!
Грохот выстрела заглушил его последние слова… и Марина подскочила в кресле, испуганно вытаращившись на Десмонда, который наклонился над ней.
– Да вы совсем спите, кузина Марион! – усмехнулся он. – И впрямь, день был на редкость тяжел!
– Но… выстрел? – пробормотала Марина, еще не вполне проснувшись. – Я слышала выстрел!
– Пока никто не застрелился, – процедил Десмонд, и улыбка в его глазах растаяла. – Это просто хлопнула дверь.
Она растерянно кивнула, озираясь и чувствуя себя ужасно неловко. Кресло у камина было пустым.
– А где леди Урсула?
– Ее увел Джаспер, – сказала Джессика. – А я провожу вас. В первый раз в замке очень просто заблудиться.
Марина схватилась за ее руку, как утопающий хватается за соломинку, но на пороге все-таки не удержалась – обернулась.
Десмонд пошевелил дрова в камине, поднял голову и посмотрел ей вслед. Лицо его так и горело от жара, но глаза были по-прежнему ледяными, а губы презрительно искривлены.
Ей-богу, ну никогда не поверит Марина, будто сны могут иметь хоть что-то общее с действительностью!
Как бы в отместку за такие мысли, сон теперь летел от нее, и Марина долго ворочалась в постели. Наконец, не выдержав, она поднялась, зажгла от ночника трехсвечник и принялась ходить по своей комнате, разглядывая то изящную мебель, то ковер на полу, то воздевая свечи к потолку и восхищенно озирая его роспись. Потолок был выгнут куполом, и на нем Эвр летел с востока и гнал с неба звезду утреннюю; Австер, окруженный тучами и молниями, лил воду; Зефир бросал цветы на землю; Борей, размахивая драконовыми крыльями, сыпал снег и град… Впрочем, при свечах ничего толком видно не было. Марина погасила их и уныло побрела в постель, чувствуя, что сна – ни в одном глазу и опять придется крутиться с боку на бок, как вдруг увидела, что сквозь щелку меж штор пробился дымный голубой луч.
Отдернув шторы, Марина ахнула от восторга, увидев, что лесистая долина, расстилающаяся под ее окном, сплошь залита бледно-голубым светом.
Нежные и таинственные очертания замка темнели в серебряной воде озера, словно луна высветила подводное жилище русалок или тех обитательниц леса, которых здесь называли феями. Да, это тихое место было проникнуто странной поэзией, оживающей с наступлением ночи, и наверняка его часто посещали легкие тени фей, эльфов… и призраков.
Марина зябко передернула плечами. Урсула нынче за ужином рассказала, что кроме леди Элинор здесь бывает еще какой-то старик с деревянной ногой, который изредка появляется из темноты в разгар оживленной беседы, словно спрашивает: «О чем вы говорите?» Потом призрак исчезает, но весь остаток вечера слышится звук его шагов по каменным лестницам и журчанье ветра. Самое ужасное, что иногда деревянная нога гуляет сама по себе, без хозяина, но в сопровождении черного кота!.. Был еще какой-то юноша – вместе с порывом резкого сквозняка, которые иногда ни с того ни с сего пронизывали замок, он пробегал по коридорам, добегал до крайней башни, возвышавшейся над долиной, и, испустив страшный крик, исчезал.
Марина стояла у окна, глядела на луну и думала, верить или не верить Урсулиным россказням. Никто из сидящих за столом их не поддержал, но и не опроверг. Пожалуй, лучше всего сразу засыпать ночью, крепко запершись и задернув шторы. А ну как вон из того леса сейчас выбежит…
Черные заросли, окаймлявшие поляну, дрогнули, и какой-то темный клуб выкатился на посеребренную луной траву, закружился волчком и вдруг сделался коротеньким мохнатым существом, напоминавшим медвежонка. Только медвежонок этот весьма бойко бегал на задних лапах, прихлопывая передними.
«Накликала!»
Марина перестала дышать от ужаса. В это мгновение существо обернулось к замку и, верно, заметило в светлом окне темное пятно Марининого лица, потому что приветливо замахало верхними лапками и пустилось через поляну к замку, как бы желая незамедлительно очутиться рядом с ней.
Внезапный порыв резкого ветра просвистел через замок и стих. Марина испустила вопль: ей послышались шаги над головой, словно кто-то стремительно пробежал по куполу. Не помня себя от страха, она рванула дверь, выскочила в темный коридор и пустилась бежать, пока всем телом не ударилась во что-то, заградившее ей путь.
Голос пропал, Марина хрипло взвизгнула, и вдруг чьи-то руки схватили ее за плечи, ощутимо тряхнули… но еще большее потрясение на нее произвел звук раздраженного голоса:
– Что с вами? Вы с ума сошли?! Да успокойтесь же, я не призрак.
Десмонд! О господи, это Десмонд!
Страх вмиг оставил Марину, однако вместе со страхом ушли все силы, и она, едва живая, припала к плечу Десмонда, чувствуя несказанный покой оттого, что стоит, прижавшись к нему, а он обнимает ее.
– Что? – тихонько спросил он. – Что с вами?
Раздражение ушло из его голоса, и Марине казалось, что ему можно сказать все на свете.
– Там, на полянке… – она всхлипнула. – Я видела какое-то существо!
– Призрак? – По голосу она поняла, что Десмонд улыбается. – Неужто вы поверили бредням бедняжки Урсулы?!
Не отрываясь от него, Марина покачала головой.
– Нет, это не дама под вуалью, не деревянная нога и не юноша. Это был кто-то коротенький, мохнатый…
– Белый? – уточнил Десмонд. – С рыжими пятнами и зелеными глазами? Ну, так это…
– Не белый, а черный или коричневый! – перебила Марина. – И он приплясывал на задних лапках, и махал, и катался по поляне, как шар.
– Ого! – усмехнулся Десмонд, чуть коснувшись губами ее волос. – Вам повезло. Говорят, увидеть брауни – это нечто вроде домового – на новом месте к счастью.
– Брауни? – переспросила Марина. – Что такое брауни?
Десмонд не отвечал, а она больше не спрашивала. О, как хорошо, как блаженно ей было… век бы так стоять! Марина сонно улыбнулась, и ее дрогнувшие губы ощутили что-то теплое, легко вздрогнувшее. Она, не думая, вновь коснулась губами этого прибежища.
Раздался прерывистый вздох, и объятия, окольцевавшие ее, сжались крепче. Марина переступила, ощутив коленями ноги Десмонда, бедрами – его… Что?!
Она отпрянула, вдруг обнаружив, что Десмонд по пояс обнажен (так она целовала его голое плечо!), а она-то сама – в одной ночной рубахе, которая уже задрана и рука Десмонда лежит на ее обнаженных бедрах. А он… приоткрытые губы сейчас казались не аскетичными, а чувственными, взор затуманился, и лунный луч… предательский лунный луч высветил внушительную выпуклость внизу его бедер.
У Марины вновь подкосились ноги.
– Марион, – выдохнул Десмонд, беря ее руку. – Я…
– Мя-я-у? – отозвалось вопросительное эхо, и Марина отскочила от Десмонда, торопливо одернув рубаху.
Кот! Кот… и сейчас застучит деревянная нога!
Десмонд вздрогнул, словно его пронзило молнией, и испустил невнятное ругательство, глядя на большущего кота – правда, бело-рыжего, а не черного. Он сидел рядом и разглядывал дрожащую пару стеклянно-зелеными сверкающими глазами.
Марина слабо пискнула, вновь обморочно холодея.
– Не бойтесь, – хрипло отозвался Десмонд. – Это тоже не призрак. Это Макбет. – Он прокашлялся, пытаясь овладеть голосом. – Но он еще хуже всякого призрака! Брысь!
Белое существо важно распрямилось, потянулось, причем шерсть его заблестела в лунном луче, словно усыпанная бриллиантами, – и медленно, с достоинством побрело по коридору, с каждым шагом все меньше напоминая кота, а все больше – туманное облако.
Марина прижала к щекам ладони. Руки ее оказались ледяными, а щеки горели. Вспомнив, что было мгновение назад, Марина вся запылала от стыда и с ужасом взглянула на Десмонда.
Он смотрел на нее, как бы собираясь что-то спросить, но под действием ее отчаянного взгляда передернулся, усмехнулся – и со словами:
– Похоже, это не совсем то, о чем мы с вами договаривались, верно, кузина? Коли так, спокойной ночи! – повернулся и ушел за угол.
Послышался стук захлопнувшейся двери. Очевидно, там была комната Десмонда.
Марина прижала руки к сердцу.
Что она наделала! Что она готова была наделать! И он – он тоже был готов, но…
Марина опрометью ринулась к себе, закрыла дверь и бессильно оперлась на нее.
Господи, да что с ней? Он что, этот англичанин, опоил ее чем-то? Тело жаждет его! Всё горит в чреслах, жаждет утоления – сейчас, немедля. О, если бы…