Папа-большой и бабочка
В 1842 году 11-летняя Леля, 9-летняя Верочка и 2-летний Леонид остались без мамы и переехали в любимый ими Саратов к папе-большому (деду) и бабочке (бабушке).
Дедушка с материнской стороны Андрей Михайлович Фадеев (1789–1867) – столбовой дворянин[10], государственный и общественный деятель, писатель-мемуарист, публицист. В Екатеринославле вначале служил в Конторе иностранных поселенцев младшим товарищем главного судьи, а с 1818 года, после преобразования Конторы в Попечительный Комитет колонистов южного края России, стал начальником его канцелярии и занимал эту должность до 1834 года. В Екатеринославле началась публицистическая деятельность Фадеева. Будучи одним из создателей и активных членов Екатеринославского помологического общества, он внес значительный вклад в развитие садоводства в крае. В последующие годы Фадеев занимал высокие государственные посты в Одессе, Астрахани, Саратове, Тифлисе. Оставил обширные мемуары – талантливое повествование о судьбе семьи и страны на фоне эпохи, бесценный источник знаний для исследователей.
Андрей Михайлович Фадеев к моменту смерти старшей дочери занимал пост саратовского губернатора. Губернаторская семья жила в доме, находившемся неподалёку от «Липок». В воспоминаниях современников этот дом описывался как «огромный, похожий на замок барский особняк, где стены длинных величественных залов были увешены фамильными портретами Долгоруковых и Фадеевых». Дом Фадеевых посещала саратовская интеллигенция, например Костомаров (историк), Мария Жукова (писательница).
Андрей Михайлович Фадеев и Елена Павловна Долгорукая.
Воспитанием и образованием детей занималась бабушка княгиня Елена Павловна Долгорукая (1788–1860) и три нанятых учителя. Широко и многосторонне образованная, пытливая натура, знавшая 5 иностранных языков, «бабочка» была одарена музыкально, хорошо рисовала, интересовалась археологией и ботаникой[11]. Удивительная женщина была также известным нумизматом, фалеристом[12], уникальная коллекция которой насчитывала многие сотни единиц. Гербарии Фадеевой и её рисунки различных растений, которые в настоящее время хранятся в архиве Академии наук РФ, были известны многим учёным и вызывали их восхищение. Е. П. Фадееву хорошо знали в среде ученых-естественников, особенно в Лондонском географическом обществе. Елена Павловна состояла в научной переписке с немецким учёным Александром Гумбольдтом, английским геологом и основателем Геологического общества Родериком Мурчисоном, шведским ботаником Христианом Стевеном, изучавшим флору и фауну Крыма и Кавказа.
Бабушкина библиотека, доставшаяся той от родителей: отца – князя Павла Васильевича Долгорукова (1755–1837), генерал-майора времен Екатерины Великой, товарища и сослуживца Кутузова и мамы – Генриетты де Бандре дю Плесси (внучки эмигранта-гугенота[13]) – стала местом притяжения для необыкновенно впечатлительной и пытливой внучки. В этой великолепной библиотеке Лёля уже тогда особо выделяла книги по средневековому оккультизму (!).
Все окружавшие не по годам развитую Лёлю отмечали, что свойства ее характера отличались решительностью и более подходили бы мужчине, чем женщине. Энергия никогда не покидала ее в трудностях и опасностях ее необычайной жизни. С детства у нее была страсть к путешествиям, к смелым предприятиям, к сильным ощущениям. Она никогда не признавала авторитетов, всегда шла самостоятельно, сама себе прокладывая пути, задаваясь независимыми целями, презирая условия света, решительно устраняя стеснительные для ее свободы преграды, встречавшиеся на пути.
На лето вся семья переезжала на губернаторскую дачу – большой старинный дом, окруженный садом, с таинственными уголками, прудами и глубоким оврагом, за которым темнел спускавшийся к Волге лес. Вся природа жила для пылкой девочки особой таинственной жизнью, часто разговаривала она с птицами, животными и невидимыми товарищами ее игр. Она очень оживленно говорила с ними и иногда начинала громко смеяться, забавляясь их, никому кроме нее невидимыми смешными проделками, а когда наступала зима, необыкновенный кабинет ее ученой бабушки представлял такой интересный мир, который способен был воспламенить и не столь живое воображение. В этом кабинете было много диковинных вещей: стояли чучела разных зверей, виднелись оскаленные головы медведей и тигров, на одной стене пестрели, как яркие цветы, прелестные маленькие колибри, на другой – как живые, сидели совы, соколы и ястребы, а над чними, под самым потолком, распростер крылья огромный орел. Но страшнее всех был белый фламинго, вытягивавший длинную шею совсем как живой.
Когда дети приходили в бабушкин кабинет, они садились на набитые опилками чучела черного моржа или на белого тюленя. И в сумерки им казалось, что все эти звери начинали шевелиться, и много страшных и увлекательных историй рассказывала про них маленькая Лёля, особенно про белого фламинго, крылья которого казались обрызганными кровью.
Из воспоминаний ее сестры, Веры Петровны, об их детстве для нас, уже знающих о психических и мистических способностях человека, делается ясным, что с самого детстве Елена Петровна обладала ясновидением. Невидимый для обыкновенных людей астральный мир был для нее открыт, и она жила наяву двойной жизнью: общей для всех физической и видимой только для нее одной. Кроме того, она должна была обладать сильно выраженными психометрическими способностями, о которых в те времена не имели иного представления, кроме осуждения и страха. Когда она, сидя на спине белого тюленя и поглаживая его шерсть, рассказывала о его похождениях, никто не мог подозревать, что этого ее прикосновения было достаточно, чтобы пред астральным зрением девочки развернулся целый свиток картин природы, с которыми некогда была связана жизнь этого тюленя. Она словно видела документальный фильм из жизни животного.
Вера Петровна вспоминает маленькую Лёлю, растянувшуюся на песке: локти ее погружены в песок, голова поддерживается соединенными под подбородком ладонями рук, и вся она горит вдохновением, рассказывая какой волшебной жизнью живет морское дно, какие лазурные волны с радужным отражением катятся по золотому песку, какие там яркие кораллы и сталактитовые пещеры, какие необыкновенные травы и нежно окрашенные анемоны покачиваются на дне, и между ними за резвыми рыбками гоняются разные морские чудовища. Дети, не спуская с нее глаз, слушали ее зачарованные, и им казалось, что мягкие лазурные волны ласкают их тело, что и они окружены всеми чудесами морского дна…
Она говорила с такой уверенностью, что вот около нее проносятся эти рыбки и эти чудовища, рисовала пальцем на песке их очертания, и детям казалось, что и они их видят… Однажды, в конце подобного рассказа, произошел страшный переполох. В момент, когда ее слушатели воображали себя в волшебном мире морского царства, она вдруг изменившимся голосом заговорила, что под ними разверзлась земля и голубые волны заливают их… Она вскочила на ноги, и на ее детском лице отразилось сперва сильное удивление, а вслед затем и восторг, и вместе безумный ужас, она упала ниц на песок, крича во всю мочь: «Вот они, голубые волны! Море… Море заливает нас! Мы тонем…» Все дети, страшно перепуганные, бросились тоже вниз головой на песок, крича изо всех сил, уверенные, что море поглотило их.
Сестра Вера вспоминала, что Лёля «была окружена таинственной атмосферой явлений, видимых и слышимых, и ощутительных для всех ее окружавших, но совершенно ненормальных и непонятных». Стоило ей войти в дом, как отовсюду начинали раздаваться странные звуки, предметы сами собой сдвигались с места, являлись призраки и т. п. Из воспоминаний самой Блаватской: «…я обладала этой способностью с четырехлетнего возраста, о чем знает вся моя семья. Я могу заставить мебель передвигаться, предметы летать по воздуху, а мои астральные руки, которые их поддерживали, при этом оставались невидимыми; все это я делала задолго до того, как узнала о каких-либо Учителях».