Золотые Матохи походили на жуков. У них были тонкие лапы и длинные лохматые усы. И они, конечно, умели летать. Однако на этом сходство заканчивалось. Главное, чему так поразилась Юсинь, – у Матох были по-младенчески любознательные глаза. Прозрачно-голубые, в тёмных ресницах.
Светящимися шариками подлетали Матохи к самому Юсиному носу, другие кружили над головой, отчего волосы наэлектризовывались. А один жук, желая стать особенным, уселся на плечо. Юсинь хотела коснуться его, но лишь её пальцы приблизились к золотым крыльям, как Матох сорвался с места и, словно ненормальный, принялся биться о чашки и чайники, о тарелки и кастрюли. Юсинь ахнула— только сейчас она заметила, что стоит в центре чужой кухни. Вокруг аккуратно подвешенные за хвостики травы и коренья, начищенные сковородки, половники и сахарницы хвастаются своей красивостью. «Чья это кухня? Как я сюда попала?»– подумала Юсинь, и вдруг остальные Матохи тоже принялись биться о посуду, при этом лихорадочно чихая на её блестящие поверхности. Самое же удивительное, что чихали жуки настоящей печной сажей. Матохи сталкивались друг с другом, падали и снова взлетали. А когда один из них в очередной раз вычихнул из себя копоть, врезался с громким «Трынц!» в изумительно красивое блюдце— Юсинь проснулась.
– Матохи… – задумчиво произнесла она и потянулась за телефоном— часы на нём утверждали, что ночь в самом разгаре.
Юсинь скинула с себя одеяло и подошла к компьютерному столу, на котором лежали папки с уже изрисованными альбомами и ещё белые, не тронутые красками листы. Теперь ей следовало быстро зарисовать увиденное, пока оно предательски не растворилось в свете утра на пару с обманчиво близкими звёздами.
Юсинь подкатила к себе высокий стул, достала из ящика коробку с масляными мелками.
– Н-ну что ж, – сказала она, усаживаясь поудобнее, – Матохи т-так Матохи… И-интересно п-почему я р-решила, что в-вы зовётесь именно т-так?
Постепенно белый альбомный лист заполнили мордочки забавных существ. Некоторые Матохи высовывались из кофейных чашек, другие чихали, третьи находились в полёте.
Пока Юсинь рисовала, её не оставляли мысли о том, почему именно к ней каждую ночь приходят эти странные, до мурашек правдоподобные сны о далёком, пугающе-необычном мире. Из своих предыдущих снов Юсинь знала, что то место, где она всякий раз оказывалась, стоило ей лишь закрыть глаза, называется Страна Туманов. Юсинь знала, что туда отправляются заблудившиеся души людей и могущественные духи, нуждающиеся в покое или помощи. Юсинь также знала и то, что у этой страны есть хозяйка, и что она ведьма, у ведьмы же есть помощники— гигантские серые птицы-крылатки и мальчик с лицом кота. Юсинь, разумеется, знала и то, что в действительности Страны Туманов не существует. Она понимала, что сны— это просто сны. Единственное, что волновало Юсинь, – почему они к ней приходят?
Ведь, если не считать особенного имени и того, что она слегка заикается, во всем остальном Юсинь— самая обычная девочка пятнадцати лет. У Юсинь есть любящие родители, хоть иногда и ссорящиеся. Есть друг Милька, который готов ждать свою подругу под окном в дождь и холод, столько, сколько потребуется. Есть преданный старенький пёс и своенравная, но ласковая кошка.
А ещё у Юсинь совсем скоро родится братик.
Юсинь закончила рисунок, размяла задеревеневшую кисть и вздохнула.
– Ради разнообразия х-хоть бы одну н-ночь н-ничего не с-снилось.
За прошлую зиму Межевик отъелся и отрастил себе такое пузо, что ни за весну, ни за лето не смог от него избавиться. Да он особенно и не старался— закопается в землю по самую макушку и спит, изредка продираясь наружу, чтобы сделать глоток воздуха. В Страну Туманов Межевик попал, спасаясь от тоски, которая душила его и, судя по всему, намеревалась прикончить. Тогда-то он и обратился за помощью к Урсуле.
Отправился к ней на просительную полянку, усердно запихивая природную трусость в самый пыльный уголок души. И принял предложение хозяйки Страны Туманов переждать сложные времена у межи, на границе двух хлебных полей. Урсула позволила ему кормиться во фруктовом саду и попросила кота-помощника раз в неделю оставлять у старой яблони вареные яйца и кувшин молока. Взамен Межевик обещал ничего не воровать (а занятие это ему всегда нравилось), не подшучивать над новоприбывшими (это развлечение тоже было ему по сердцу) и сообщать Урсе обо всех новостях, которые он сумеет услышать, находясь под землей.
Сегодня Межевик выкопался из норы ещё до того, как последний светляк отсветил свою смену. Больше всего Межевик походил на крота. У него имелась вытянутая носатая морда, мохнатое продолговатое тело, короткие передние лапы с длинными белыми когтями. Только глаза его были большими и разноцветными. Сейчас они слезились, чесались, и Межевик часто моргал, пытаясь «проморгать» залившийся в них туман.
Несмотря на схожесть с кротом, Межевик всё же не умел рыть слишком длинных подземных туннелей, и потому теперь его ждало настоящее испытание: пешая прогулка. Ведь дух готовился снова отправиться к хозяйке Страны Туманов— на этот раз чтобы вернуть долг и рассказать ей о том, что услышал этой ночью. Двигаться быстро Межевику мешало пузо— он ковылял к дому Урсулы медленнее трёхногой черепахи. Дух ругался на свою медлительность, время от времени озадаченно хлопал по упругому брюху лапой и подгонял самого себя неразборчивыми выкриками. Межевик торопился как мог. Торопился, потому что «услышанное» оказалось настолько тревожно, что ему тут же притрусилось, будто его спокойным дням в Стране Туманов вот-вот настанет конец.