-В квартиру нельзя, к сожалению. Опечатано, – консьерж развел руками.
Григорий Денисович посмотрел в его прищуренные глаза, на самом деле не выражавшие никакого сожаления. От консьержа в третьем подъезде дома на улице Матиньон исходило ощущение какой-то верткости, которое не способствовало установлению доверия. Хотя за пять франков тот пропустил Платонова внутрь и сопроводил до нужной квартиры на втором этаже, даже не поинтересовавшись личностью хорошо одетого господина.
В доме было четыре высоких этажа с массивными балконами на втором, третьем и четвертом. Весь первый этаж занимал большой галантерейный магазин с роскошной зеркальной витриной. Подъезды находились не со стороны проезжей части, а в прямоугольном дворе, куда вела арка, украшенная поверху лепниной. В просторных квартирах жила денежная публика, что было типично для восьмого округа.
Напористые люди новой эпохи – банкиры, финансисты, коммерсанты – соседствовали в этой части города друг с другом. Кое-где между ними удерживала позиции старая титулованная знать, уже смирившаяся с наступившей реальностью. Андрей Аполлинариевич Рыльский выбрал для себя удобное место, где, очевидно, рассчитывал задержаться надолго. Но его жизненные планы не сбылись. Им положила конец револьверная пуля.
–Вы спали, когда всё случилось? – задал вопрос Платонов.
–Господа из полиции спрашивали. Да, я лег, как обычно, – без запинки сказал консьерж.
–В котором часу?
–В половине двенадцатого, месье.
–Парадный вход предварительно заперли?
–Разумеется. У жильцов, которые возвращаются поздно, есть свои ключи.
–Дверь черного хода тоже была заперта?
–Да, как всегда ночью, – уверенно отвечал верткий француз, впрочем, внешностью больше похожий на какого-нибудь выходца из Леванта25.
Платонов достал еще одну серебряную монету.
–У кого еще есть ключи от черного хода? Кроме тех, кто снимает квартиры?
–Только у месье Бове, домовладельца.
–А незадолго до этого… э-э… печального происшествия никто подозрительный не крутился возле подъезда? За день, два, три? Не заходил внутрь?
Голос консьержа сделался еще увереннее, хотя казалось бы, дальше точно некуда.
–Что вы! Я обязательно запомнил бы.
–Получается, злоумышленники проникли в подъезд через черный ход так тихо, что не потревожили вас, – словно не спрашивая, а рассуждая вслух, проговорил Григорий Денисович.
Консьерж только развел руками: мол, всего не предусмотришь.
–Но выстрелы вас разбудили?
–О, конечно!
–Вы же сразу вышли из своей комнатки внизу, дабы узнать, что случилось?
–Pardon, не успел.
–Не успели? – Платонов чуть наклонил голову, будто изучал диковинное существо.
–Слишком быстро всё произошло, просто мгновенно. Только бах! бах! – и, видите ли, уже затопали по лестнице и черным ходом выскочили наружу.
Воспроизводя звуки выстрелов, консьерж перестал щуриться и округлил темные глаза, придав им сходство с маслинами.
–Как же вы поняли, что черным ходом? Ведь из вашей комнаты он не виден, и парадный тоже.
–Это уже потом полицейские сказали. Ну, я и сам догадался, когда стал проверять, где заперто, а где нет, – не смутился консьерж.
–Повезло вам, – заметил Платонов.-Убить могли под горячую руку, как лишнего свидетеля.
–И не говорите, просто ужас! – левантиец опять прищурился. – Я до сих пор не могу оправиться.
Прозвучало, впрочем, несколько наигранно.
–Что ж, если нельзя в квартиру, то спасибо за помощь. Никому о разговоре, понимаете меня? – Григорий Денисович сопроводил свою просьбу новыми пятью франками.
В ответ консьерж поклонился и заверил щедрого господина, что будет нем, как могила. Платонов покинул подъезд через парадный вход и, перейдя улицу Матиньон, примерно минуту смотрел на балкон и окна второго этажа. В квартире, где жил Рыльский, плотные шторы были задернуты так, что не осталось даже узкой щелочки.
-Полиция не сообщает нам практически ничего, – констатировал военный агент посольства России во Франции барон Лев Александрович Фредерикс.
С ним Григорий Денисович повидался в первом часу дня 1 марта, как только прибыл на Северный вокзал Парижа и оставил вещи в камере хранения. Записку барону отнес шустрый посыльный, а местом встречи стало скромное кафе на улице Сольферино. Отставной статский советник знал это уютное местечко по одному из предыдущих посещений французской столицы.
Барон был совсем маленького роста, ниже своего визави, и в сорок три года смотрелся максимум на тридцать пять. Превосходно сохраниться ему помогла нетяжкая в целом служба: то адъютантом военного министра, то сотрудником зарубежной дипломатической миссии. Справедливости ради стоило отметить, что Лев Александрович побывал и в строю, где вовсе не праздновал труса. За участие в боях против польских инсургентов26 предыдущий император пожаловал ему орден Святого Станислава 3-й степени.
Связаться с Фредериксом настоятельно рекомендовал граф Адлерберг. Не кто иной, как Лев Александрович отправил в Петербург телеграмму о смерти Рыльского. Он же был тем самым надежным человеком, который информировал о визите анонима в посольство. Бывший министр двора знал еще его отца, отличившегося в походах на персов, турок и тех же поляков и удостоенного золотого оружия “За храбрость”27.
–Нас же и подозревают в преступлении? – поинтересовался Платонов.
–Похоже, не без этого. Согласно показаниям служанки, убийцы говорили между собой по-русски.
–Она знает русский?
–Нет, но ей доводилось слышать, как на нем разговаривал Рыльский.
События в ночь с четверга на пятницу, по словам Фредерикса, развивались следующим образом. Андрей Аполлинариевич, отбывший из дома в наилучшем фраке и цилиндре в начале десятого вечера, велел служанке приготовить легкую закуску к белому вину и ждать его возвращения. Судя по всему, деловому человеку предстояло романтическое свидание. Такое происходило далеко не впервые и служанку не удивило. Рыльский всегда платил ей за дополнительное беспокойство.
Около полуночи до нее донесся звук открываемой двери черного хода рядом с кухней. Служанка решила, что хозяин вздумал воспользоваться им для разнообразия (у Рыльского был эксцентричный нрав). Но вместо хозяина в квартиру ворвались трое мужчин, лица которых были обмотаны шарфами. Перепуганную девушку связали, заткнув ей рот салфеткой, и усадили на стул в прихожей.
Налетчики устроили форменный обыск, уделив особое внимание кабинету. Переворачивали всё, не пропуская ни уголка. Паркет был усеян бумагами. Орудовали, кажется, настолько увлеченно, что не услышали, как отворилась парадная дверь и вошел сам Андрей Аполлинариевич. Один, без спутницы или спутниц. По виду несчастной служанки он понял, что происходит, выхватил из кармана пальто револьвер и бросился вперед, в комнаты.
Мужчина физически крепкий, он, тем не менее, не полагался исключительно на свою силу и в позднее время суток носил при себе оружие. Мысль о том, что кто-то может покуситься на его имущество и капиталы, видимо, не покидала его. А решительности, как все знали, у Рыльского было хоть отбавляй.