В зале красноярского краеведческого музея листаю старые журналы, вчитываюсь в афиши с надеждой встретить имена актеров Ржевского и Зиновьева. Нашла фото труппы Федотовой, в которой подвизался Николай Ржевский. Он – один из троих мужчин. Нет, не худой, не молодой, а скорее всего этот – пожилой и полный, который небрежно сидит на перилах теплохода. Он и есть – Николай Иванович Ржевский.
Опять сижу в Красноярской краевой научной библиотеке, здесь мои поиски обогатились прелюбопытным материалом. В газете «Енисей» за 1893 год напечатаны очерки Вс. Сибирского по истории сибирских театров. Встречаются занимательные детали. Например, о первом деятеле – Астапове – Ярославцеве, прибывшем в Сибирь в 1853 году и проскитавшемся по ярмаркам и городам десять лет. Эти сведения достались издателю от сына – Сергея Ярославцева – Сибиряка, енисейского и красноярского антрепренера…
…Всеволод Алексеевич обмакнул перо в чернильницу. Славное тогда было время, самое начало театра! На сцене служили только из любви к искусству! Дьявол Мамоны еще не проник на сцену, театральное дело не стало бизнесом, а служило для удовольствия актеров и антрепренеров. Такие люди, как Ярославцев, были возможны – не то, что сейчас! Набросаю о нем очерк и сдам в газету. Писатель так и сделал: сочинил рассказ о первом сибирском антрепренере.
В сибирской глуши Астапов оказался неслучайно. Он хотел уехать за тридевять земель. До того прослужил пять лет на сцене: в Курске, Туле, Воронеже, Казани, Саратове, Симбирске. В Симбирске и через двадцать лет спустя не было столь полной труппы. С тех пор минуло 23 года, а тогда отец не хотел выпускать его из своей воли и заставлял торговать в рядах на ярмарке. Никак не желал смириться с мыслью, что его сын сделался актером, даже хотел хлопотать перед ярославским губернатором о воспрещении ему играть на сцене и возвращении единственного наследника.
Зная крутой отцовский нрав, младший Астапов решил бежать. Случай вскоре подвернулся. На нижегородской ярмарке познакомился с адьютантом иркутского генерал-губернатора и через его посредство вступил в переписку
с дирекцией, которую возглавлял генерал-губернатор И.Н.Муравьев, большой любитель театра. Большой чиновник где-то в Курске видел Астапова на сцене и был восхищен актером. Дело быстро сладилось, и уже на второй неделе поста, в марте 1852 года, актер под новой фамилией – Ярославцев отправился на лошадях в Сибирь. Через три недели иркутский театр открыл своим ключом адъютант Похвиснев, за что актер подарил военному бутылку французского шампанского. Здесь, в Сибири, началась новая жизнь. Он взял псевдоним – Ярославцев в память об уютном городе на Волге.
Здесь тоже могучие реки: Обь, Енисей, но суровые, чужие, не такие, как очаровательная Волга.
В чужой дикой Сибири он нашел жену, малышку Лидию.
Будущие супруги познакомились на благотворительном вечере. После шумного дивертисмента, устроенного актерами труппы вместе с любителями, разыгрывали билеты в пользу учащихся мужской гимназии. Возле барабана, наполненного благотворительными билетами, стояла тоненькая девушка с обезьянкой на руках. Животное по ее команде доставала лотерейки. «Манки!» – просила билетик девушка. Антрепренеру показалось, словно тысячи ангелов запели в небесном хоре. Голос звенел, похожий на горный ручей, спадал вниз, звучал завораживающе, подобно шелесту осенних листьев. Чудный милый голос околдовал актера. Он встрепенулся, как олень на призыв охотничьей трубы. За пояс голубого платья прелестницы были заткнуты лиловые фиалки. Как магнитом актера притянуло к этой стройной фигурке.
Александр Харитонович впервые в жизни влюбился. Это чудо-девушка не походила ни на местных купеческих дочек, ни на провинциальных актрис. Изящная фигурка казалась ему ангелом, сошедшим с небес.
Когда Саша подошел к девушке, на него из-под шляпки с фиалками сверкнули зеленые глазки. На превосходном французском языке она обратилась к антрепренеру: «Вам билет, месье?» Онемевший от восхищения Саша с трудом разжал губы: «Десять, пожалуйста, мадмуазель!» Она нежно погладила обезьянку: «Манки, билеты!»