Иришка трясла меня за плечо:
– Настя, проснись, пожалуйста.
– Что случилось? – я никак не могла проснуться и норовила натянуть на себя одеяло.
– Послушай, – мы притихли, вслушиваясь в звуки летней ночи.
– Ничего не слышу.
И тут я услышала. Вой или плач. Кто может издавать такие звуки?
– Что это? – спросила я испуганно.
– Вот и я не пойму. Проснулась от этого звука.
Стон повторился.
– Может собака чья-нибудь? – я старалась успокоить в первую очередь себя, придумав логичное объяснение. Место нравилось мне все меньше.
– Мне кажется, это женщина, – тихо прошептала подруга, – послушай, источник звука движется.
Мы спустились на первый этаж и прильнули к окну.
– Настя, я боюсь, – шептала молодая женщина.
У меня от этого звука тоже волосы зашевелились. Вой возникал с определенной периодичностью, раздаваясь, как нам казалось, с разных уголков поселка.
– Кажется, что издает его не одно существо, а несколько, иначе как объяснить, что звук слышится то с аллеи, то с речки, а то, вообще, из леса.
– А может это волки? – похоже, Иришка тоже хотела найти разумное объяснение.
– Дарья спит?
– Спит. Не проснулась бы.
– Может, попробуем выйти и посмотреть? – спросила я, втайне надеясь, что подружка не согласится.
Мой расчет оправдался:
– Настя, можешь считать меня трусихой, но я и сама не пойду, и тебя не пущу.
Я уже жалела, что втянула соседку в эту поездку. Мы вглядывались в ночной пейзаж, освещенный полной луной. По открытой части липовой аллеи метнулась женская фигура, одетая в белое. Удалось разглядеть только длинные спутанные волосы, да еще кошачьи прыжки, которыми она передвигалась. Фигура скрылась в тени кустов. Оттуда раздался вой.
– Настя, кто это? – задала несколько риторический вопрос Иришка. Рулады удалялись.
– Не знаю. Эта деревня мне кажется какой-то киношной. Может, уедем?
– Давай подождем еще. Наверняка этому найдется разумное объяснение. Здесь очень нравится Дашке. Давай поговорим завтра с Екатериной Максимовной, может быть, зря опасаемся?
– Хорошо, надо ложиться. Кто знает, что готовит нам завтрашний день.
Мы еще раз проверили двери и окна и разошлись по комнатам. Я еще долго ворочалась, слушая вой, раздающийся с дальней окраины Медвежьей заводи. Все стихло, но сон так и не шел. Запели петухи, особо назойливый облюбовал место под моим окном, и хриплым громким голосом пел серенаду рассвету.
Утром к нам пожаловала Александра Петровна. Сегодня дама одета в голубую блузку и юбку фиалкового цвета, перчатки, в тон юбки, легкая невесомая шляпка отбрасывающая тень на лицо. Ирина суетилась на кухне, организовывая чай для нашей гостьи. Александра Петровна просто сидела на диване и молчала, будто ждала, что мы заговорим первыми.
При ближайшем рассмотрении Александре Петровне можно было дать никак не меньше восьмидесяти лет. Почти прозрачная кожа имела тот оттенок желтого цвета, что легко выдает возраст. Россыпь морщинок даже несколько освежала неподвижное лицо, похожее на маску. По-королевски прямая спина и гордо откинутая голова вкупе с излишней манерностью, создавали отталкивающее впечатление. Во всем этом была какая-то фальшь, что-то наносное. Тонкие губы, сжатые ниточкой, бесцветные глаза, полная неподвижность – добро пожаловать в музей восковых фигур. Ирина пригласила нас к столу. Александра Петровна встала, даже не посмотрев в мою сторону, и гордо перенесла свое тело на стул, предложенный ей Ириной. Женщина взяла предложенную чашечку двумя пальцами и сделала небольшой глоток.
– У вас здесь так интересно, – не выдержала паузы Ирина, – и такая замечательная природа.
– Значит, вам тут понравилось? – прошипела гостья.
– Да, конечно. И ребенку хорошо на свежем воздухе.
– У вас замечательная дочь, – продолжила пожилая дама без тени улыбки. Она сделала еще один небольшой глоточек, не обращая внимания на булочки и конфеты, услужливо придвинутые нашей хозяюшкой. Опять воцарилось молчание. Я никак не хотела участвовать в беседе, а Иринка растерялась.
– Ну, что ж. Я рада, что вам все нравится, – произнесла наша гостья, как мне показалось, не разжимая губ. Она встала и, не прощаясь, вышла из дома, оставив после себя легкий шлейф аромата лаванды.
– Настя, а зачем она приходила?
– Наверное, просто убедиться в том, что у нас все нормально.
– Мне кажется, за последние два дня слово «странный» самое используемое в нашем лексиконе.
– Думаю, она не просто так интересовалась, хотела узнать – слышали ли мы что-нибудь ночью.
– Возможно. А это значит, она в курсе того, что происходило. Настя, может это она прыгала и кричала ночью? Может это форма сумасшествия такая?
– Мы слышали ее пение. Совсем не похоже. Да и бодра ночная певунья, а Александре Петровне никак не меньше восьмидесяти. Ты по-прежнему, хочешь остаться?
– Эти события меня заинтриговали. Очень хочется понять, что мы видели и слышали.
– Тогда обещай, что уедем, только поймем, что нам угрожает опасность. А пока надо вести себя как обычно. Где наша юная леди? Собираемся на речку?
– Я и сама хотела предложить. Дарья уже давно позавтракала. Она рисует в комнате.
– Тогда, вперед, девчонки?
Мы лежали на берегу, наблюдая за Дарьей. Дремотная тишина позднего летнего утра не расслабила нас. Мы вздрагивали от любого случайного треска, готовые сорваться с места.
– Давай попробуем обобщить все, что показалось необычным.
– Во-первых, это очень хорошая деревня. Какие тут дома, одноэтажных строений не найти.
– Это вполне объяснимо. Если деревня строилась как филиал научно-исследовательского института, как зона полевых работ, то понятно. Вот только их своеобразный клуб. Постройке не меньше ста лет, за ней хорошо приглядывают. Что много зон отдыха, тоже объяснимо. Здесь жили научные сотрудники, а деревня – своеобразный пансионат, с домами-дачами во владении.
– Все население довольно преклонного возраста. У жителей должны быть дети, внуки, правнуки. Сейчас самый разгар лета, почему у бабушек не гостят молодые?
– Действительно, странно. Бабушки, обычно, охотно сидят с внуками, а лето, как известно, пора каникул.
– Ну не все бабушки любят своих внуков, – в голосе подруги проскользнули грустные нотки. Ее мать, даже после событий, которые могли лишить ее внучки, не торопилась выказывать свою любовь.
– Но не в масштабах же деревни. Это мы сможем выяснить, только плотнее общаясь с местными, хотя мне кажется, они озабочены лишь подготовкой к своим «суаре».
– Это тоже странно. Они ведут себя, будто у них нет бытовых проблем. А ведь они пожилые люди, водопровода в деревне нет, зато мы видели разрушенный фонтан.
– Да, они напоминают дачников девятнадцатого века. Но у тех были слуги. Они не сажали огороды и не доили коров.
– Кстати, о коровах. Я не заметила и следов деревенского стада. Такое ощущение, что молоко как-то само материализуется деревне. Вот курочки – да, гуляют в каждом дворе, но коров-то надо пасти, кормить, доить.
– Как им, пожилым людям, удается содержать стадо? Заметь, Михаил Львович говорил что-то о четырнадцати домах, но мы постоянно встречаем или самого Михаила Львовича, или Александру Петровну. Остальных видели только в клубе. Они что, по деревне не ходят?
– Ну, это могло быть простым совпадением. Михаил Львович меня сильно раздражает. Он за нами следит.
– Ты тоже заметила? Он старается контролировать наши передвижения, будто боится, что мы раскроем какую-нибудь тайну. Ириш, может, мы накручиваем?
– А как же ночной вой?
– Надо попытаться узнать как можно больше у Екатерины Максимовны. Давай попробуем поговорить с нашей хозяйкой.
– Настя, а может напрямую спросить у нее о ночных звуках?
– Можно и спросить. Меня беспокоит молчание нашей Татьяны. Я безуспешно пытаюсь дозвониться. Хотела съездить завтра в город, посмотреть на месте. А теперь боюсь вас оставлять. Может, поедем вместе?
– Я вовсе не боюсь оставаться одна. Ты же вернешься к вечеру?
– Разумеется, я не оставлю тебя одну в этом месте на ночь.
Дарья начала капризничать, и мы вернулись в дом.