Нет ничего хуже долгой дороги на марше. А если эта дорога изувечена нашими «Junkers-Ju-88» или советскими штурмовыми бомбардировщиками… Единственная надежда, что подложенные мины, вырванные из земли взрывами, не уцелеют.
Так размышлял командир взвода 2-й роты 505-го батальона тяжелых танков (schwere Panzer Abteilung 505), бортовой номер «тигра» 123, лейтенант Вильгельм Зиммель. Он восседал на башне. Только что ему пришла в голову интуитивная мысль сменить фуражку на каску. Сделав это, он заодно снял и протер от пыли защитные очки.
Серые, унылые и привычные приметы войны уже давно не трогали его: смердящие мертвые лошади, остовы сгоревших грузовиков, раздавленные артиллерийские орудия, обугленные Т-34 и «Pz Kpfw III» и останки экипажей. Пламя войны выжгло все деревья вдоль дорог, оставив где почерневшую листву, а где всего лишь огарок черного ствола.
Вильгельм подумал, что в первых числах августа в Faterland, в его родном Потсдаме, гораздо теплее. И уж точно по ночам совершенно не холодно. Ну а о предстоящей русской зиме вообще думалось с тоской и содроганием.
Не вызывали у Зиммеля никаких чувств и сгоревшие избы, от которых уже даже не ощущался и запах гари. От иных остались черные стены, от других лишь печи с трубой. Странное изобретение… У них в доме была уютная, под потолок, с узорчатым кафелем печь. Как приятно было после зимней прогулки греть на ней свои руки…
Из приказов командования Зиммель знал, что большевики заставляют свой народ, поголовно, в том числе и детей, под страхом смерти идти в партизаны. Сейчас в каждой избе может сидеть потенциальный враг. И поэтому цена одного снаряда, выпущенного в дом врага, гораздо ниже, чем пуля из этой избы в спину нашему солдату…
Механик-водитель Клаус с трудом обводит боевую машину по краям воронок. Мины – главная беда даже для «тигра». Большевики еще не придумали танка сильнее «тигра». На Т-34 пушка слаба и броня тоже. Поэтому на марше судьба их всех в руках Клауса, Санта-Клауса, как его прозвали, едва он появился в экипаже. Добрый парень, отличный семьянин, как только принимается за прием пищи, расплывается в потусторонней улыбке, витает в своей Саксонии. Молодец-отец, в каждый отпуск ухитряется заделать очередного «арийца». В тридцать три года пять или уже шесть детей, наверное, сам давно сбился со счету.
Заряжающий Куно, доблестный воспитанник «гитлерюгенда», из сельской семьи в Тюрингии, брюзга с большими амбициями. Говорит, что вечно кидать снаряды в казенник – много ума не надо! Мечтает стать унтер-офицером и получить Железный крест. Говорю ему: «Ты ефрейтор, и наш великий фюрер тоже был ефрейтором! И кем стал! И ты тоже можешь стать фюрером!» Призадумался болван… «Да, фюрер, он великий, – говорит. – И чего он сделал тогда, когда был ефрейтором, чтобы стать потом великим?» «Куно, – говорю, – отпусти усики!» Отпустил… Потом все начали ржать над ним. Сбрил. Сейчас дрыхнет, качается, головой о броню постукивает… Проснется, покажу «вмятины» на броне. В первые три секунды поведется, потом зубы оскалит в ухмылке. Но реакция и ловкость у Куно – отменные, снаряды идут, как на конвейере.
Наводчик Бруно – тот на марше никогда не спит. Соревнуется со мной, кто первым увидит цель. Пусть уж лучше побежденным будет кто-то из нас двоих. Когда первыми в этом поединке бывали русские, слава богу, пока что наша немецкая броня выдерживала.
Бруно родом из Гамбурга, он – самый загадочный и молчаливый член экипажа. Как-то он сказал, что у него в роду все – флотские офицеры. А отец, старпом, погиб в 1916 году на подводной лодке. Они просто не вернулись в порт. Бруно было тогда два года. И на нем прервалась флотская династия. Его любимая фраза: «Ну куда мы денемся из подводной лодки?»
Отнюдь не радужные мысли приходили в голову Вильгельму Зиммелю.
В начале кампании нас объединяли вера в победу, желание и сознание необходимости служения великой Германии и своему фюреру. Сейчас веры в победу поубавилось и пришло осознание, что эта служба Faterland ни к чему хорошему не привела. А божество по имени «фюрер» заметно потускнело после Сталинграда… Он вчера получил письмо от супруги из Потсдама. Эльза писала, что очень скучает по нему, волнуется и ждет не дождется, когда ему дадут отпуск за успехи в боевых действиях. Она вспоминала их прогулки по парку Сан-Суси вместе с их малышом Леоном. Сыночку их недавно исполнилось два года. Эльза в каждом письме обязательно рассказывала, какие новые слова говорит Леон. «Мама», «папа», «дай», «хочу». А в день рождения неожиданно к общей радости всех родственников выкрикнул: «Heil Hitler!» Тетя Ханна прослезилась от умиления… Эльза была полна силы духа (в тылу хорошо работала пропаганда): «Уверена, что вы скоро справитесь с русскими». Ее пробирала дрожь, когда она читала экстренные сообщения, сводки с театра боевых действий, смотрела кинохронику. Для любимой женушки это было величественно и потрясающе. Да-да, все мы – герои и совершаем чудеса храбрости. «Вилли, тебя непременно наградят Железным крестом, – в заключение с восторгом писала она. – Очень хочется, чтобы грудь твоя украсилась орденом. Если тебя и не наградят, верю, что обязательно повысят в чине». В конце письма супруга сделала приписку – целый список вещей, которые надо прислать. «Мне нужны ботинки тридцать восьмого размера, черные или коричневые, желательно с низким каблуком. Только не старье. Ты же знаешь, как я брезглива. Белье сорок четвертого размера (трусики и лифчик) и все остальное по этому размеру. Кроме того, Леону уже нужны подтяжки, резинки для носков и рукавов рубашки. Пришли еще несколько кусков русского мыла, как в прошлый раз, и флакон духов. Наше мыло немецкое – просто навоз…» Письмо это вызвало глухое раздражение, Зиммелю пришла в голову старая немецкая пословица: «Лучше в своей стороне пить воду из башмака, нежели в чужой из кубка». «Просто дерьмо, – повторил он, мысленно усилив выражение, имея в виду их нынешнее существование, войну без конца и края на безграничных просторах России и кровавое месиво сражения под Прохоровкой, страшнее которого он, прожженный ветеран-фронтовик, не видел.
Их 505-й батальон тяжелых танков (schwere Panzer Abteilung 505) сформировали в конце января 1943 года. Часть экипажей и технический персонал сразу набрали из 5-го и 10-го запасных батальонов. В 5-м батальоне с ним служили Хорст и Герман, они вместе воевали в составе танковой армии „Африка“ у „лиса пустыни“ генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля, сражались с азартом и удовольствием, три лейтенанта, три удачливых, бесшабашных беса войны.
Яркие воспоминания – июнь 1942 года, когда в битве за город Тобрук они штурмовали самую укрепленную крепость в Африке. Ее защитников, британцев и их союзников, множество раз безуспешно пытались выбить из крепости… И вот в то утро пикирующие бомбардировщики Ju-87 „Штука“ сбросили бомбы на минное поле, саперы расчистили проход, и сотни танков Pz Kpfw III рванули прямо на защитные линии. Ничто не могло остановить эту стальную лавину Роммеля. Ночью и утром следующего дня они уничтожали, давили и расстреливали последних сопротивляющихся. Все трое лейтенантов потом получили знаки „За танковый бой“.
В январе 1943 года их отправили в резерв в один из городов Бельгии. Вскоре прошел слух, что их подразделение с африканским опытом собираются отправить в Тунис. Это была совсем неплохая перспектива. После страшной катастрофы в Сталинграде, когда стало известно о гибели 6-й армии Паулюса, трехдневного траура, объявленного Геббельсом 3 февраля, Восточный фронт был худшим вариантом. И пока Вилли, Хорст и Герман коротали время за картами, выигрывая друг у друга по 10–15 марок, в крепколобых генеральских головах решались их судьбы.
А на штабных картах шла другая игра, проверялся баланс сил на фронтах, на которых воевала великая Германия. Стало очевидно, что огромную брешь надо затыкать на Востоке. И готовых к отправке в Тунис танкистов, которые значились на этой карте, развернули на 180 градусов. Так пять „африканских“ экипажей, в том числе экипажи Вильгельма Зиммеля, Хорста Ланге и Германа Шульца, попали в 505-й тяжелый танковый батальон. Остальные экипажи перевели сюда из порядком потрепанных 3-й и 26-й танковых дивизий, которых едва хватило для формирования штабной и первых двух рот. Третья рота появилась последней, в апреле 1943 года, эти ребята воевали во 2-й танковой дивизии.
На картах полководцев победные стрелы буквально прожигали бумагу, и 505-му танковому батальону уже было уготовано место в боевых порядках группы армий „Центр“.
Конечно, ни младший, ни средний офицерские составы не знали о готовящейся операции „Цитадель“. Узнали лишь тогда, когда неслаженный батальон, не в полном составе, без третьей, еще не до конца сформированной роты, неожиданно перебросили на Восточный фронт в район Орла.
Вилли вспомнил, как при свете бортовой лампы всю ночь перечитывал инструкцию по эксплуатации „тигра“, потому что на этом танке ему предстояло идти в первый бой. Он вспоминал наставления инструкторов, обучавших его различным ситуациям, и, конечно, сильно переживал.
Командир батальона капитан фон Иоганн Кестлин накануне сказал, что такого сосредоточения сил с обеих сторон он не припомнит с начала операции „Барбаросса“. И Вилли как мантру, как заклинание мысленно произнес: „Наш девиз: только вперед, до победы! Наши „тигры“ – сильнейшие в мире! Волю в кулак!“ Это свершится, и надо сделать все возможное и невозможное в этой битве. И мы сорвем „иванам“ башни вместе с головами!»
Наутро 3 июля батальон вступил в бой у села Веселый Поселок (смешной перевод – потом узнали). В боевых порядках был тридцать один «Тигр I» и пятнадцать танков Pz Kpfw III. «Тигры» сразу форсировали Оку. И тут начался обстрел. Несколько минут русские вели неорганизованный огонь. Несколько снарядов ударило в броню «тигра» Вильгельма. Ему это не понравилось…
Потом без видимых трудностей они заняли Новый Хутор. Несколько замеченных там танков Т-34-76 сразу же обстреляли. Ответных выстрелов не было. Когда подъехали, выяснилось, что танки брошены своими экипажами. Особого впечатления первый бой на Восточном фронте на Вилли не произвел. Батальон продвинулся на 7 километров, прошел бы, наверное, и больше, но замедляли ход минные поля и досаждающие самолеты противника.
Вилли, Хорст и Герман, не имея времени на картежные игры, а азартные пари никто не отменял, договорились поставить на кон по 100 марок: кто из троих сумеет достичь наибольшего боевого счета к концу войны. Хорст, везунчик, первый отличился: записал на свой счет две победы – два подбитых танка…
А через три дня под Ольховаткой, у высоты с отметкой 274, батальон сошелся в жестокой схватке с русскими танкистами, которые прикрывали дорогу на Курск. И понесли первые потери: были сожжены три «тигра» – машины вспыхнули как коробки со спичками. Все сгорели, никто не уцелел. 9 июля наконец прибыла на подмогу третья рота. Но тщетно: все усилия батальона прорваться успеха не имели.
Зато Зиммель записал на свой счет первую победу, и его самолюбие, черт побери, было удовлетворено. Хоть это и был тягач, который буксировал артиллерийское орудие, все равно это подбитая цель. Наводчик Бруно несколько минут лупил по нему, выпустил 30 снарядов. Один бог знает, где его учили такой позорной стрельбе!
А Хорст, пройдоха, добавил к своему счету еще три победы. Черт возьми, как ему это удается! Наверняка ему попался классный наводчик…
В тот день были новые потери: четыре «тигра» подорвались на минном поле. Зиммель, едва узнав об этом, снизил скорость и дождался, чего хотел – группу саперов на танке с тралами. От судьбы не уйдешь, но и поторапливать ее не стоит.
16 июля 1943 года Вильгельм Зиммель запомнил, как день Апокалипсиса. Пехота русских пыталась обойти гренадеров с фланга. Кто так бездумно послал их в бой без поддержки хотя бы трех танков! Они попали в жесткие клещи. Это был просто расстрел, бойня с предельно близкого расстояния. Даже внутри «тигра» было слышно, как гренадеры всякий раз радостно орали, когда очередной снаряд взрывался прямо в середине русских. Им устроили кромешный ад! Да, это была легкая победа, над беспомощным противником – вдвойне приятная. Но, если честно, летающие повсюду разорванные куски тел – зрелище тошнотворное. Заряжающего Куно трижды вырвало прямо в пустые ячейки хранилища снарядов. Сам будет убирать, нежное животное… Хотя и сам Вилли в ту ночь с трудом смог уснуть. И в течение последующих трех дней лишь забывался в полудреме.
3 августа, уже ночью, бесконечный марш наконец закончился в районе города Кромы. А на следующий день, сырым туманным утром, командир батальона капитан фон Кестлин, почерневший, как и все его танкисты, отдавая боевой приказ своим жестяным голосом, напомнил, что в операции «Цитадель» их героический 505-й тяжелый танковый батальон вновь бросают на самые важные направления. Наиболее опасное на этот час, как тут же выяснилось, досталось командиру танкового взвода Вильгельму Зиммелю. В составе своего подразделения ему было приказано провести разведку боем.
«И да поможет вам бог! Heil Hitler!»
От такой «чести» радости и даже азарта, как бывало когда-то, Вилли уже не испытал. Он выругался в душе, захотелось вдруг ни с того ни с сего выпить полстакана шнапса. Конечно, чушь и бред, пить перед боем для танкистов – дело нелепое, вредное и, случись что, даже подсудное. Это пехота в атаку прет, заправившись для храбрости…
Поселок, который предстояло разведать, назывался Пушкарный. Вильгельм, изучивший к третьему году кампании несколько русских слов и военных терминов, понял, что это связано с артиллерией. Не хватало только, чтобы «иваны» сделали там соответствующий сюрприз в виде батареи 76-мм противотанковых пушек. Зиммель по радиосвязи дал команду «Вперед!», и командиры двух танков его взвода Вольф и Мюллер тут же пристроились за ним в колонну.
Заряжающий Куно забарабанил по каске, лежавшей рядом с казенником орудия. Он был запевалой, настало самое время для поднятия боевого духа грянуть «Песню панцерваффе».
Если ветер или идет снег,
Или солнце улыбается нам,
Дневная обжигающая жара
Или ночной ледяной холод,
В пыли наши лица…
Куно пропел первые строки с надрывом, сквозь рев мотора. Песню тут же подхватил наводчик Бруно, раскачиваясь в такт музыке и на кочках.
Но радость в наших мыслях,
Радость в наших мыслях,
Наш танк ревет и рвется вперед
Сквозь штормовой ветер.
Когда вражеский танк
Появится перед нами,
Дадим полный газ.
И мы уже рядом с врагом.
Мы не дорожим своей жизнью.
Армия – наша семья,
Армия – наша семья!
Умереть за Германию —
Вот самая высокая заслуга.
Тут и Зиммель добавил свой голос в нестройный хор. Последним, кто уловил, что экипаж поет танковый гимн, был механик-водитель. Клаус загорланил громче всех, не заботясь, попадает ли он в такт вместе со всеми и та ли мелодия. Простая, правильная песня, и слова, как снаряды, на подбор – просто убойные!
И если мы оставлены
Этой капризной удачей,
И если мы не возвратимся
В свое отечество вновь,
Если пуля собьет нас,
Если наша смерть позовет нас,
Да, позовет нас,
Тогда наш танк станет нам
Стальной могилой.
С грохочущими двигателями
Быстрые, как молния,
Завязываем бой с врагом.
С нашей броней
Впереди наших товарищей,
В битве все, как один,
Мы встанем все, как один.
Вот так мы поражаем глубоко
Вражеские порядки!
Так, с песней, они проехали около двух километров все по той же грунтовой дороге, с раздолбанной колеей, с чахлым кустарником, будто пятнами лишая, по сторонам.
«Победа идет по следам танков», – вспомнил Зиммель крылатую фразу Гейнца Гудериана, вглядываясь, не прошли ли здесь русские танки. Но следов траков он не увидел, лишь колесная техника оставила местами в засохшей грязи свои отпечатки.