– Сколько вы хотите?
– Десять тысяч желтяков, тан. И девка ваша.
– Морда не треснет?
– Тан, вы же хотите тихо, быстро и без шума.
Педро посмотрел на заказчика даже с сочувствием. Вот… его бы воля, не ввязался бы он в это дело. Но последнее время отряду постоянно выпадали две единички на костях.
Сбежали двое стрелков, ушел хороший клинок, лопнул банк, в котором Педро держал деньги… нет, не отрядные, но свои личные, а это еще грустнее, чем общие. Потом еще выгодный заказ перехватили, да и с той бабой…
Откуда он знал, что она – жена нанимателя?
На ней что – написано?
Баба, она и баба, в темноте не разберешь, вот и потащил в постель. А тут хозяин.
Ну и шум, крики, потеря репутации, полоскать отряд стали на каждом углу так, что хоть ты вешай клинок на крючок, да и иди коров пасти. Ну так и коров-то…
Хорошо бы своих прикупить, а денег нет.
Вообще нет.
И тут – заказ!
Найм, да какой!
Когда к Косому подсел этот тан, Педро даже своей удаче не поверил!
Деньги, деньги, ДЕНЬГИ!!!
Откуда видно, что тан? Так внешность, повадки, разговор – такое не замажешь. Хоть и на морде маска… да хоть ты ее и на задницу надень! Ничего не изменится!
Если Педро сейчас возьмет этот заказ, ему на долю не меньше двух тысяч желтяков достанется. А с этим можно уже и поработать. И в бумаги какие вложить, и в дело… ну, это потом, потом…
– Хочу, – кивнул тан.
– А тут такое… не каждый решится в столице работать.
И это было чистой правдой. Самоубийц среди наемников было маловато. Выбивали их. В самом начале. Но у Педро ситуация была сложная, а выбора и не было.
Заказ был… сложным?
Нет, не то слово.
Муторным, тошнотным, опасным, зубосверлильным… все плохое, что о нем можно бы сказать – о нем и нужно сказать! Это уж точно!
Кто понимает – оценит.
Надо прийти в дом, практически в центре столицы, выкрасть оттуда девчонку, попутно можно захватить ее бабку с дедом, а можно и убить, как получится, а братьев – убить. И представить все это практически несчастным случаем.
Как?
Молча. К примеру, пожар. Если кое-какое алхимическое зелье плеснуть, гореть будет, что тот пучок соломы. Потом и не разберешь, до пожара кто умер, после пожара…
Некромант?
Так ведь и против них есть методы. Примешь кое-какие снадобья, тебя и не поднимут, и не призовут. Есть такое…
Убивать мальчишек? Вот уж моральная сторона вопроса Педро нисколько не волновала. Плевать на нее три раза! Если ему платят, он делает! Все, что прикажет наниматель. Но никто не сказал, что Педро будет делать это бесплатно.
– Вы понимаете, что если нашумите… я вам ни медяка не дам?
– Понимаю, – согласился Педро.
Это вопрос, конечно, сложный. Дам, не дам… доверенные люди у Косого есть, один из них и проследит за нанимателем. Никуда ты не денешься, родной, платить будешь как миленький. Всю жизнь…
– Если вас поймают, будете тоже выпутываться без меня.
– Буду, тан.
Можно подумать, ты нас защищать будешь! Ха и снова трижды ха!
– Хорошо. Это задаток, – на стол лег увесистый мешочек, и Педро аккуратно притянул его к себе. Спустил под стол, пересчитал.
Триста реалов.
Хорошо, но маловато.
– Тан?
– Это задаток. И вот еще… на оружие и прочие расходы.
Педро хозяйственно пригреб и второй мешочек. Судя по весу, тут реалов двести. Не меньше. Это хорошо, им все пригодится. Потратились за последнее время.
– Куда доставить добычу, тан?
– Вот до этого места на дороге. Я буду вас там ждать, перегружу всех в свой мобиль и уеду. А вы получите остаток денег.
– По рукам, тан. Сколько вы будете ждать?
– До рассвета.
– Хорошо. Мы должны управиться.
– Когда?
Педро прикинул по времени.
– А когда вам надо?
– Вчера.
– Тогда… следующей ночью, тан.
Мужчина прикрыл веки.
– Хорошо. Постарайтесь меня не разочаровать. Мы можем сотрудничать и в дальнейшем.
Педро намеки понимал отлично.
– Я не подведу вас, тан.
А если и подведу, то сделаю так, что вы до меня не дотянетесь.
И встал из-за стола. Заказчик остался сидеть. Педро предстояло еще много работы. А человек, который заказал убийство детей, и не собирался на этом останавливаться, сидел, потягивал неплохое вино и смотрел в стену.
Сложно…
Откуда только раньше брались хорошие и верные слуги? Ведь куда ни ткни! Или верный, но дурак такой, что все дело завалит.
Или умный, но тогда обязательно на себя работать будет.
А ему-то надо другое…
Ему-то надо и дело сделать, и гарантии безопасности получить.
Как сложно жить!
Как трудно…
– ПОЖАР!!!
Феола подлетела на кровати, словно ошпаренная.
Что за скотство, а? Она только недавно уснула – и вот?! Какой пожар в двенадцать ночи?! Или сколько там… вы до утра подождать не могли?
Первой мыслью девушки было возмущение.
Она тут спит! И тут…
ПОЖАР?!
Веласкесы!!!
Попытка похищения!!!
Если бы эта ситуация не была обговорена с Амадо, Феола бы растерялась. Запаниковала, наверняка… она – одна. А где поджигатели?
Где похитители?
Куда бежать, за что хвататься?
По счастью, тан Риалон четко обговорил все с девушкой. В любой ситуации ее забота – дети. Похитители – потом. Висента… эта сама о себе прекрасно позаботится.
Веласкесы?
Они взрослые. Да и охрана у них есть, вон, сеньор Веласкес хвастался. А твоя забота – дети.
Которых могут или похитить, или… чего уж там! Бывали и такие случаи в истории!
Убьют малявок, да и все тут! Просто потому, что кровь в них та же, что и в Мерседес. А кому они нужны? Замуж не выдашь, детей не получишь, а на власть претендовать могут. Нехорошо!
Так что никому они не нужны. Никто не станет себе плодить конкурентов. Почему пока не убили?
Могла сначала попробовать договориться… зачем, зачем делать все с шумом? Дети же! Они могут совершенно случайно подавиться косточкой, могут совершенно случайно попасть под мобиль… вот лет триста тому назад был случай – один из принцев случайно упал виском на табакерку. Три раза.
И ведь как упал-то! При шестнадцати свидетелях! Ничего, все подтвердили!
Так что… в случае любой сложной ситуации Феола сначала спасает мальчишек, а потом по обстоятельствам.
Феола так и сделала. А именно – вылетела в коридор.
Дыма стояло – хоть ты топор вешай. А ведь огня почти не видно! И дым такой… едкий, пакостный, ни продохнуть, ни посмотреть… Феола опрометчиво вдохнула – и согнулась в приступе кашля.
Это ее и спасло.
Вылетевший из-за угла мужчина с навахой просто взмахнул оружием в том месте, где должна была оказаться ее шея. Но – увы.
Не повезло. Феола как раз кашляла, и удар прошелся чуть выше. А там и рефлексы включились, намертво вбитые Адэхи.
Ты – шаман?
Вот и работай, если ты шаман! Да не посохом по головам врага гвозди, что за вульгарщина! Откатилась в угол, залегла – и на расстоянии поливаешь всех заклинаниями. Что Феола и сделала.
Упала на пол, перекатилась чуточку вперед – и коснулась сапога мужчины. На долю секунды почувствовала под руками крепкое тело, мускулы… а потом – всё. С перепуга девушка просто «выпила» несчастного досуха. На пол тихо-тихо опустилась… почти мумия.
Феола злобно зашипела. Ну ничего, война все спишет… пусть потом докажут, что это – она. Адэхи ей говорил, не стоит показывать свою силу по-настоящему, люди испугаться могут. Но этот тип убил бы ее. Почти убил.
Да и некогда тут дозировать. Попробовать вперед? Так… детская – по коридору, направо, вторая дверь. Конечно, это было не слишком красиво, но Феола и не подумала вставать во весь рост и изображать из себя мишень. Она встала на четвереньки и в таком виде, полуползком, отправилась по коридору. И не прогадала.
Свистнул над головой клинок.
В этот раз Феола не стала выпивать чужую жизненную силу. Наоборот, отдала все, что уже успела поглотить. Двое мужчин, которые как раз взламывали нужную дверь, захрипели, сползая вниз.
Феола злобно ухмыльнулась.
Сила же!
Это как с кровью. Перельешь не от того, или не так, или не учтешь всех параметров – и пиши завещание. Вот и эти двое… что там с ними случится? Инфаркт? Инсульт? Да что угодно, когда все системы организма взбесятся и начнут жить в многократно ускоренном режиме. Девушка поскреблась в дверь, предусмотрительно не поднимаясь на ноги.
– Это я, Фи…
Несколько минут царило молчание. Потом сдавленным голосом откликнулась нянька, взятая Веласкесами специально для детей.
– Ритана Феола?
– Я, – выдохнула девушка, – открой, Соледад.
Засов скрипнул. Феола тут же заползла внутрь и заложила его снова. Оглядела позицию. И от души похвалила няньку:
– Вы умничка, сеньора.
Соледад, симпатичная женщина лет так сорока пяти, улыбнулась в ответ. Приятно же, когда тебя похвалили. И за дело…
Дети действительно были в безопасности. Насколько это могло получиться. Соледад укрыла их в ванной, помогла сделать маски, и дышали они через мокрые тряпки. Сама она была в комнате. Задвинула засов на тяжелой дубовой двери, подвинула к окну тумбочку, да не просто так, а очень разумно. Чтобы любой, кто в это окно снаружи полезет, ноги переломал. И сама стала ждать рядом с тумбочкой. С ножкой от стула в качестве оружия.
Обычный человек.
У которого шансы против трех наемников вообще нулевые.
Феола подумала, что хотела бы такую няньку и своим детям.
С другой стороны, Соледад ведь и для себя старалась. В таких делах свидетелей не оставляют, случись что – ее первой убьют. Вот она и продала бы свою жизнь подороже.
– Что делать будем, ритана?
Наверное, кто-то другой скомандовал бы пробиваться к выходу. Куда-то бежать, искать, спасать…
Феоле за такие попытки нещадно перепало бы по спине шаманским посохом от Адэхи. Бежать?
Сначала выясни, куда, зачем и от кого, а уж потом бегай. А как тут выяснишь? Когда надо для этого сосредотачиваться, работать со своей силой… это воздушнику легко! Ему ветер нашепчет. Некромант может какое-нибудь некротворение, типа призрака запустить. А Феола не может. Нет у нее такого таланта.
А что есть?
Только умение работать с жизненной силой людей. В данной ситуации – маловато.
Огонь?
Так нет огня, только дым. И такой едкий, алхимический, что ли? Откуда ж он идет… Феола попробовала принюхаться.
– Мне кажется, что это оттуда, – сеньора Соледад поняла, о чем думает девушка. И кивнула в сад.
Феола задумалась.
Что ж. Это логично. Для любого, кто выкуривал пчел из улья, даже более чем логично. Но… что делают в таких случаях глупые пчелы?
Летят, куда им сказано.
А умные?
А умные находят источник дыма и начинают от души кусаться. Почему бы и не поучиться у умных насекомых?
Феола посмотрела на расстояние до земли.
На плющ, который вился по стене.
На сеньору Соледад. Пожалуй, доверять ей можно. А если что, Феола вернется. Или к ней, или за ней и детьми. Как повезет.
– Наемников в коридоре я уничтожила. Если что – кричите громче, хорошо?
– Х-хорошо. Ритана, а вы…
– А я тут рядышком прогуляюсь. В пределах видимости.
И Феола коснулась ладонью стебля плюща.
Потом, конечно, он погибнет. Но сейчас… сейчас он примет в себя толику ее жизненной силы – и станет прочнее стали. Уж Феолу-то он точно выдержит.
Девушка, как была, в одной ночной сорочке длиной до середины бедра, скользнула в сад.
Что могут шаманы?
Очень многое. И если кто-то наивно представляет себе сейчас пляски с бубном вокруг костра…
Ладно-ладно. Это они тоже могут. Но если есть возможность сработать быстрее и эффективнее – они так и сделают. А то пока ты весь танец пропляшешь, пока духов предков призовешь, или еще каких духов – глядь! А тебя уже шесть раз убили!
Вопи потом с того света… как раз бесплотным и неприкаянным духом. Авось, доорешься.
Адэхи был шаманом.
И магию ритуалов он знал досконально, и Феолу обучал. Но шаманы и в ближнем бою очень неплохи.
Так что Феола спрыгнула на землю и приложила к ней ладони.
Дон! Дон!!! ДОН!!!
Это не барабаны, это кровь стучит в ушах. А вот это – уже не ее кровь. Это стучат шаги по земле. Это…
Чужак! Враг! ЗЛО!!!
И если кто-то попробует доказать Феоле, что трое мужчин в саду, у костра, делают что-то полезное. Явно же это не садовники пришли травку пожечь? Или у костерка погреться…
Феола выпрямилась – и послала чуточку своей силы в воздух. И вокруг тут же закружились те, кто готов был выполнить приказ юной шаманки.
Нет, не духи. Чего их постоянно тревожить? На зов шаманки откликнулись те, кто является частью живого мира.
Насекомые.
Сколько насекомых может жить в одном саду? Если спросить садоводов и огородников, точной цифры они не скажут. Но их точно будет больше, чем нужно и хотелось бы.
Ладно – бабочки. Они, конечно, тоже вредят, но ведь и опыляют. Пчелы там, осы…
А со слизнями не сталкивались? С гигантскими?[5] С медведками? С мокрицами? С…
Да много их! И на приказ шамана отозвались все. Да и что там было – того приказа? Насекомым просто сообщили, что их пища – у костра. Приятного аппетита!
Обычно насекомые так не поступают. Да и ночью не все активны. Но многие, очень многие. Феола зло ухмыльнулась, прислушиваясь к крикам. Да, не позавидуешь.
Ночные бабочки, жуки, мотыльки, кузнечики, а те же комары? Вы их не видели?
Порадуйтесь, что они не видели ВАС. Потому как все это летучее, кусучее и неубиваемое облако атаковало сразу и без пощады. Костер? Дым?
Поверьте, это – не преграда. Да, насекомые могут пренебречь вами, плюнуть сверху и полететь на поиски чего-то повкуснее и поудобнее. Но если им приказали? Если натравили?
Тогда – можно уже и не спасаться. Насекомые налетают со всех сторон, кусают, просто ползут по коже, лезут в глаза, в волосы, в уши, в рот и нос, проникают под одежду…
Что там дальше будет с негодяями, Феола и не думала. Не ее это дело. Пусть потом их лекари откачивают. А она чутко вслушивалась в окружающую ее ночь.
И услышала.
Вскрик.
Оборванный хрип, словно кому-то рот зажимали.
Как тут не поучаствовать?
Феола даже не сомневалась, что те трое – это не все налетчики. Кто-то должен и в дом отправиться… кто? К кому?
Окно?
Феола плюнула на все подряд и послала приказ плющу.
Раньше мог бы отмереть один стебель. Но остальной плющ выжил бы. Сейчас… дом определенно полысеет. Но плющ будет охранять окно. И никого не пропустит внутрь. Будет душить листьями, рвать ветвями, хлестать зелеными плетьми. Сам погибнет к утру, но даст людям шанс выжить.
Такая уж магия шаманов.
Хочешь? Пожалуйста, получай. Но ты за это заплатишь. И Феола тоже, кстати говоря. Магам проще. У них аура, каналы силы… Нет, у Феолы это тоже будет, наверное. Но шаманы платят иначе.
Феола отдает кусочек своей жизненной силы. Завтра она голову от подушки не оторвет. А может, будет что-то другое.
Слабость, головная боль, женские дни придут раньше, может нарушиться что-то в работе организма… у беременных так вообще выкидыш может быть. Даром шаманизм не проходит. В нем за всё надо платить.
За всё.
Но сейчас Феола понимала, что выбора нет. Сюда пришли со злом. И она… если она сейчас попробует отсидеться за чужими спинами, ее тоже убьют. Лучше уж сейчас выложиться до конца и умереть в бою. А не как корова под жертвенным ножом.
А теперь – вокруг дома. Туда, откуда донесся до нее крик.
Феола успела вовремя.
Когда в доме потянуло дымом, Висента сообразила быстрее всех. И действовать тоже начала первой. Феола – девочка из благополучной семьи.
Веласкесы – купцы.
А Винни…
Кто никогда не замерзал зимой, не протапливал убогий домишко, не дышал дымом…
Топить по-черному – да, бывало в нищенских хижинах и такое. И целые семьи угорали, надышавшись дымом. Иногда людей успевали вытащить, иногда не успевали. Никто не видел, каково это? Как выглядят люди, которые задохнулись в дыму? Вот и хорошо, не надо такое лишний раз никому. Их соседи тоже страдали.
И домишки горели, и всякое бывало. Поэтому Винни точно знала.
Горит?!
Дым?!
Спасайся, кто может!!!
При первом же намеке на запах дыма она взлетела с кровати и помчалась к Веласкесам. Вместе отбиваться легче.
Они еще спали. А в доме уже шел бой. Что-то звенело внизу, на первом этаже, что-то обрушилось…
– Что?! – ахнула сеньора Идана, которую Винни без особых рассуждений спихнула с кровати на пол. Ничего, ковер мягкий, не ушибется…
– Враги! – рыкнула девушка. Она бы и Гонсало тряхнула, но тот уже сам сообразил и натягивал штаны. В постель с любимой супругой он лег в длинной ночной рубашке, а в ней не подвигаешься.
– Инни, немедленно, одевайся!
Сеньора Идана уже сама сообразила. Огляделась… Винни уже протягивала ей рубашку любимого супруга.
– Некогда с платьями. Так удобнее.
Сеньора кивнула, и девушка порадовалась. Хоть спорить не стала. Сама Винни спала, как привыкла.
Ночные рубашки? В трущобах? Ну-ну… сейчас на девушке были панталоны и рубашка. В них и спать удобно, и вскочить по тревоге, и спрятать можно много чего. К примеру, кистень.
Винни плохо стреляла, вообще не владела холодным оружием (ножи не в счет, ими все женщины владеют), но вот кистень был продолжением ее руки. А что?
Замечательное орудие, которым и более слабый человек может забить более сильного. Может-может. И даже сам под удар при этом не подставится. Винни понимала, что легко в этом доме не будет, вот и с кистенем не расставалась. Первой в коридор выглянула именно она.
На первом этаже явно шел бой.
– Мы можем их миновать? – посмотрела она на сеньора Гонсало.
– По черной лестнице, – кивнул мужчина. – Налево…
Увы, враги оказались не глупее. Даже умнее…
Куда пойдут люди из задымленного дома, в котором идет резня наемников, и те дорого продают свою жизнь? Понятно, на улицу.
То есть надо просто перекрыть парадный и черный входы. И дверцу для всякой хозяйственной радости, вроде угля, дров, запасов – тоже. Да, она ведет в подвал, но кто их знает? Могут и из подвала выбежать!
Веласкесов встретили у дверей черного входа.
– Хватай девчонку, – рявкнул кто-то.
Винни подумала, что ножом она бы точно ничего не сделала. А что тут можно? Да ничего… нож – это оружие ближнего боя. А в нем, как ни печально, женщине с мужчиной не тягаться. Хоть ты обкричись о равноправии, но мышц у мужчин больше, а реакция зачастую лучше. И тренировки, опять же. Наемники-то этим живут, а Висента каждый день с ножом не пляшет.
Так что с клинком ее бы в единый миг скрутили. А кистенем она успела махнуть. Аж два раза.
Первый раз попала неудачно, только по руке, мужчина закричал… этот крик и услышала, кстати, Феола. А вот второй раз – вообще замечательно. В висок. Правда, уже другому противнику, но какая разница? Чем их меньше останется, тем ей лучше…
А потом на нее навалились, кто-то заломил руки за спину… что там с Веласкесами?
Винни не знала. Она отбивалась, рыча сквозь зубы такие слова, за которые даже братик вымыл бы ей рот с мылом. Пока получалось не очень… руки уже обвивала веревка, кто-то ухватил за косу…
– Кто хочет остаться в живых – подняли руки, – прозвучал рядом неприятный голос. Звонкий, девический, но… до того жуткий! Так бы могла заговорить громадная змея. С шипением, присвистом… только вот голос Винни был знаком.
Феола?
Девушка совершенно не выглядела угрожающе, она стояла перед нападающими, в одной ночной рубашке, рыжие волосы небрежно рассыпались по плечам и спине. Вид скорее возбуждающий, чем угрожающий.
И она одна. А их… пятеро! То есть четверо, один на земле…
Фи, что же ты делаешь, дура! Надо же бежать, телефонировать… вторая мысль, кстати, пришла Винни в голову еще на лестнице, но телефонов у Веласкесов было всего два. Один в гостиной, где и шел бой, второй в кабинете. Тоже не проберешься, особенно сейчас.
И что остается?
– Феола! – почти простонала Винни.
Феола махнула ей рукой.
– Спокойно, подруга. Так кто хочет жить?
Наемники едва ей в лицо не расхохотались. А потом самый наглый, тот, который только что врезал в челюсть Гонсало Веласкесу, шагнул вперед. И даже руку протянул к Феоле.
Это стало его последним действием.
Феола ухмыльнулась так, что у Винни мурашки по коже побежали. Стройными рядами. И протянула руку навстречу мужчине.
Их пальцы едва-едва соприкоснулись, самыми кончиками, а он уже падал, оседал на землю, и как-то так неправильно, что казалось – он ничего не весит. А когда Винни увидела его лицо…
Визг был простителен девушке.
И обморок – тоже.
Не каждый ведь день видишь на земле натуральную сушеную мумию, которая получилась из живого человека. Вот же он, только-только ходил, говорил, двигался… и вдруг! Сейчас любой некромант поклялся бы, что этот человек уже лет двести мертв, а то и больше…
Коричневая кожа, запавшие глаза, в единый миг высохшее тело, превратившееся в сплошные кости…
– Кто следующий? – неприятным тоном поинтересовалась Феола. Над ее ладонью горел белый огонек. – Я могу хоть всех, разом. Ну?!
А больше и не потребовалось. Руки разжались. Мужчины кинулись наутек, вопя и завывая… не все. Огонек сорвался с ладони девушки, метнулся вслед… двое мужчин повалились на землю, словно подкошенные.
Феола с омерзением отряхнула руки.
– Тьфу, сволочи.
И обратила внимание на Винни.
– Ты в порядке?
– Ик, – вежливо ответила девушка. – Ык…
– Бывает, – посочувствовала Феола. – Значит, жива. И Веласкесы тоже… ты с ними побудь, ладно? Развяжи, приведи в чувство, успокой. А я в дом.
Винни поежилась.
А когда фигурка с рыжими волосами скрылась в дверях, порадовалась. От души порадовалась, что Феола к ней не прикоснулась. Такая жуть пробирала!
Брррр!
Такое было за гранью реальности даже для дочери трущоб. Есть пределы и ее стойкости… но послушаться Феолу стоило. Что она там сказала? Развязать? Успокоить…
Да что угодно! Сейчас займется! Со всем прилежанием! Винни мало кого и чего боялась, но вот эту рыжую красотку она сердить не захочет. Никогда.
То ли наемники паршивые, то ли десять – это мало, то ли еще какая причина.
Именно эта мысль появилась у Феолы в доме.
Четыре трупа красноречиво говорили сами за себя. Очень красноречиво. И оставшиеся наемники, которые отбивались от четверых противников, тоже Фи не порадовали.
Как-то они это паршиво делали… вот и еще один упал.
Да что же это творится такое? В центре столицы, буквально в паре улиц от Управления полиции…
А дальше Феола и не раздумывала. Она просто свистнула так, как научил Адэхи.
Это вам не выдыхание воздуха через зубки. Это резкий звонкий свист, уши закладывает. Понятно, на девушку обратили внимание.
– Оружие сложить, лечь на животы, лицом вниз. Сдавайтесь!
Вместо ответа в Феолу полетел чей-то кинжал. Не попал, конечно. Адэхи в нее регулярно чем-нибудь да швырялся, сначала не острым, а потом… потом и копьем мог запустить.
Девушка легко уклонилась – и развела руки в стороны.
Вот они, четверо врагов.
И их ауры, их жизнь, их сила, которая так соблазнительно сияет рядом. И так легко потянуть эти нити на себя, выпить их досуха, насытиться…
Так просто.
Так соблазнительно…
Впрочем, соблазняться было некогда. Феола поступила проще. Остатки чужой жизненной силы еще бродили у нее в крови. Еще пели, еще звенели, еще толкали на безрассудство – они и отправились в чужие ауры. Стрелками…
Двое мужчин оказались послабее, зашатались, один даже клинок выронил, и тут же был убит. Второго не убили, но рана оказалась серьезной.
Еще двое переглянулись – и ринулись на нее.
Тут бы Феоле и конец пришел – спасло чудо. Девушка отшатнулась назад, запнулась о порог и по-простому шлепнулась на попу. Первый удар прошел над ее головой, а второго уже и не последовало. Ведьма она там, не ведьма, а кидаться на нее, оставляя за спиной живого противника – чревато.
– Уффф, – перевела дыхание Феола.
– Ритана. – Один из мужчин, вроде как командир? Или нет? Феола не помнила его в лицо… – Как вы?
– Нормально. Веласкесы у черного хода, дети в детской, поджигатели в саду, их надо спасать. И там же кто-то еще раненый. Или в обмороке, – честно созналась Феола. Она даже и не осознавала, что ее ночная рубашка задралась почти до талии, а трусики там чисто символические.
Голова кружилась.
– Ритана, а вы…
– Я, кажется, сейчас в обморок, – пробормотала Феола, борясь с головокружением. – Не переживайте, отлежусь – встану.
И действительно откинулась назад. Если бы не подхватили, была бы у героической спасительницы всех и вся здоровущая шишка на затылке. А так – повезло. Только синяк на копчике.
Нюхательные соли – такая пакость! Кого хочешь в чувство приведут!
Феола исключением не оказалась. Расчихалась и глаза открыла. Над ней склонилась серьезная и встревоженная сеньора Веласкес.
– Феола, вы… ты в порядке?
– Да, спасибо. Как… все?
– Все уже хорошо. Муж вызвал полицию, все прибыли. Мы пытались привести тебя в чувство.
Феола повела глазами по сторонам. Даже это действие причиняло боль. Тот, кого хоть раз накрывало мигренью, может оценить всю прелесть этого состояния. Только тут к головной боли еще и тошнота добавлялась. Девушка застонала.
– Оооооохххх… что ж в бою я не подох?
Адэхи всегда так говорил. Правда, сейчас Феола и сама так думала.
– Тебе плохо? – сеньора Идана была искренне встревожена. И было отчего.
Именно благодаря Феоле спасены ее внуки. Именно Феола оказалась рядом, когда подонки напали на самих Веласкесов. А конкретного момента выпивания жизни из человека сеньора Идана и не видела. Ее как раз тогда скрутили, она и не испугалась. Гонсало тоже сразу не понял. Сложно наблюдать, когда тебе по шее дали и руки крутят.
А Висента решила своими наблюдениями не делиться. Просто старалась держаться чуть подальше от Феолы. Так оно спокойнее…
– Плохо, – кивнула Феола, – очень. И еще сутки точно будет, а то и побольше.
– Чем я могу помочь?
– Листья матэ есть?
– Есть, – кивнула сеньора Идана. – Приказать заварить?
– И покрепче, и погорячее. И сразу принести. А еще сладкое, и побольше. И если можно… – Феола обнаружила, что укрыта только сомнительной толщины пледиком, и ей откровенно холодно, – что-то потеплее. Я много сил потратила…
Сеньора Идана кивнула. Вот это ей было понятно.
Как там маги тратят силы, как лечат истощение? Она и близко такого не представляла. Но если Феола говорит… мате, кажется есть на кухне, она сейчас… да она и сама его заварит! И сладкое точно есть. И…
– Висента, детка, принеси Феоле плед из моей спальни? Синий такой, толстый… и халат там в гардеробной. Возьмешь? Тоже синий…
Винни послушно отправилась в спальню.
Все же ей было не по себе рядом с Феолой.
Девушка откинула голову назад и прикрыла глаза. Даже это сделать было больно. Словно на внутренней стороне век шипы выросли.
Больно…
Сердце глухо стучало где-то в горле. Ох, не стошнило бы… хоть бы согреться…
В эту ночь дежурить у гроба деда выпало Игнасио.
Честно говоря… его бы воля, вытряхнул бы он старую сволочь из этого самого гроба, еще бы и ногами попинал… всем дед жизнь поломал своим скотским характером.
Игнасио, хоть и не говорил лишнего, но уши имел. И был из разряда «тихих омутов», в которых под каждой корягой по три демона. Да жирных таких, годами откармливаемых…
А как, КАК еще выжить было при дворе?
Отец – тот сломался.
Тетка… Тоже, скажем честно. Если ее на что хватало, так это на защиту сына. Дочь та спихнула в Академию, учиться магии, а вот сына старалась защищать. Это единственное, что ее трогало.
Тетку Игнасио не уважал, но Лоренсо завидовал. И тому, что Лоренсо свободно ездил в свое поместье – тоже. И тому, что кузен регулярно бывал в столице.
Наверное, только его дед не согнул, не сломал.
За что он свою семью так ненавидел? Да уж было за что. Игнасио, хоть и помалкивал, про дедовскую любовь слышал.
Знал, что была у него какая-то симпатия, от которой бабка его заставила отказаться. И бабке он этого не простил. Ни живой, ни мертвой. Ни ей, ни ее детям.
Сколько уж лет прошло…
А мужчины, они так устроены, что детей от любимой женщины любить будут, а от нелюбимой… тут как повезет. Могут любить, могут ненавидеть.
Вот это и произошло.
Не любил их дед. Никого. Может, и не возненавидел, но относился к ним, как к кроликам в садке. Этого на развод, того на мясо, а белого и пушистого драть за уши, пока не почернеет. А потом опять драть. До поседения.
И счастлив не был, и всех вокруг сделал несчастным. Хорошо хоть еще внуков переженить не успел. Сына – женил. Мать Игнасио помнил хорошо. И любил ее. Но мать была несчастна тоже.
Не любила она Хоселиуса. И он ее не любил. Династический брак, который очень быстро стал только договорным под пятой властного отца. Дед всех придавил.
Игнасио думал время от времени, что если бы отец взял мать и уехал в другой замок, да хоть в столицу, их совместная жизнь получилась бы более счастливой. Но на это отец способен не был. Увы. И снова – увы. К громадному сожалению Игнасио.
Прожила бы мать дольше?
Ему казалось, что да, а там – кто знает?
Но отцу было просто безразлично. Никого он не любил, не умел просто.
И тетка любить не умела. Недаром дочь она отдала учиться магии и думать про нее забыла. И сына старалась к себе не приближать. Ладно! Не будем о грустном. Всех их придавило, всех изуродовало. Про себя Игнасио тоже знал, что на любовь не способен. Не дано ему.
Любовь – это ж что? Это когда у тебя за спиной крылья, и ты летишь к солнцу… или нет?
Это когда ты за любимого и для любимого все отдашь.
Жизнь, душу, деньги, комфорт, положение в обществе – просто всё. А Игнасио про себя точно знал, что ни от чего отказываться не будет.
На постельные отношения он способен.
На любовь? Нет!
Хорошо оно для королевской семьи? Идеально!
Плохо оно для души и для сердца?
Отвратительно.
Отец и тетка на любовь не способны. Брат? Бернардо его… нет, не любит, для него Игнасио, скорее, как ценное имущество. Будет он беречь брата? Да, безусловно. Но горевать, если с ним что-то случится, не станет. Не сможет. Не сумеет.
Отец – слаб и безволен, тетка словно мороженая рыба, а Бернардо слишком рационален. Словно арифмометр на ножках. Увы. Всех это так или иначе накрыло.
А все дед…
Игнасио с ненавистью поглядел на предка.
– Сдох ты, сволочь, и хорошо!
Любить парень не умел. А вот ненавидеть…
– Сволочь старая! Гадина, мразь! Чтоб тебя на том свете каждый день демоны вилами в зад… пихали!
Игнасио отвернулся от гроба, прошелся по комнате.
Сегодня – не церковь. Не храм.
То каждую ночь они проводили рядом с храмами, и гроб ставили в храме, на освященной земле, а сегодня, вот, заночевали в дороге. Так получилось. Деревня тут есть небольшая, но и только.
Храма тут нет, сгорел, да не восстановили. Отец хоть и дал распоряжение, но когда его еще построят? Сейчас-то его нет.
Вот и пришлось… поставили гроб в сельском трактире, и сидит сейчас рядом с ним Игнасио.
– Ненавижу…
Показалось Игнасио, или шевельнулась тень на стене?
Послышался ему шелест со стороны гроба – или это ветер за стенами?
Бред или реальность?
Мужчина вгляделся в лицо деда.
Кажется, раньше у него было другое выражение? Или нет?
Глаза закрыты, лежит спокойно…
НЕНАВИЖУ!!!
Игнасио порывисто отошел к окну и не увидел, как шевельнулись пальцы трупа.
Совсем чуточку. Буквально на крошку, согнулись-разогнулись и снова попробовали двинуться, но сил не хватило.
Покойник лежал, как ему и положено.
Игнасио сидел у окна, стараясь не смотреть на деда, а там и придремал в кресле, едва успел вскочить, прежде чем утром отец пришел. И даже не подозревал, что избежал серьезной опасности.
Мертвые не могут встать на освященной земле.
В храме.
В святилище Ла Муэрте – без ее воли.
А вот если так… если ночь, если ненависть, если нет никакого сдерживающего влияния святых предметов – да и откуда бы они?
Игнасио так и не узнал, что чудом избежал опасности. Его величество мог бы подняться, как упырь. Обыкновенный, кладбищенский.
Для зомби нужен некромант, для призрака незаконченное дело и кое-какие условия, а вот упырь из его покойного величества получился бы.
Хороший, на ненависти и родной крови вскормленный.
Но – повезло.
Когда Игнасио уснул, уснули и его чувства. А силы… сил у его величества тоже не было в достатке. Вот если бы несколько ночей, да подпитывать его гневом и болью, да не на освященной земле…
Игнасио ненавидел деда, потому что мечтал – безнадежно мечтал, чтобы его любили. Но любить его было некому.
Мать?
Матери его лишили, остальным членам семьи он был безразличен. Да и не умел никто в королевской семье любить по-настоящему. Откуда? Чего ты не видишь, чего ты с детства лишен, тому ты и не научишься. Никогда.
Увы, мединцы искалечили не одно поколение людей. И долго еще королевской семье будет аукаться их вмешательство.
Да сохранит Творец того, кто изобрел телефон!
И пусть даст Он изобретателю достойное перерождение! Сколько сил экономит его изобретение! Сколько времени!
То пришлось бы посылать кого-то в полицию, писать или надеяться на хорошо подвешенный язык посыльного. А то можно просто поднять трубку телефона и разъяснить дежурному, кто это, откуда он телефонирует и что случилось.
Гонсало и в своем-то языке не был уверен, после всего увиденного. Ладно еще бой! Ладно – смерть!
Этим купца не напугать! Видывал он виды!
Но вот мумии, которые остались после Феолы… что в них такого? Казалось бы, просто применение заклинания. Сожженные люди выглядят тоже жутковато. И утопленники – после соответствующего вида магии. Но почему-то ТАК они не пугают.
До дрожи, до истерики, до крика.
Что-то есть в этом такое, подсердечное, словно всплывает из детских кошмаров. И становится жутко, и по телу дрожь пробегает… Гонсало к ним даже прикоснуться не смог.
Наемники оказались покрепче, стащили все трупы в кучу, а своих погрузили отдельно. Отвезут в церковь, там отпоют и похоронят по всем правилам. Гонсало уже с ними расплатился, в том числе и «кровавые» отдал. Те, которые выплачиваются за погибших. По традиции, если умерший наемник был женат, эту сумму отдадут жене или родителям, если те есть.
Если у него никого нет, «кровавые» идут на счет отряда. Их ведь не всегда выплачивают, а люди гибнут. Такая у них работа.
Но Гонсало не поскупился.
Да, Феола спасла всех, но если бы не наемники, она бы просто не успела.
А вообще, ночь выдалась жуткая.
И смерти тоже…
И мумии.
И заеденные насекомыми люди.
И плющ, который до сих пор никого не подпускает к окнам. Видно, что погибает, с него листья облетают, ветки падают на землю, усыхая, но держится он до последнего.
А впрочем…
Купцы народ практичный. Чего переживать?
Подсчитали прибыль – убытки, да и вперед! Работа сама собой не сделается, пока ты переживаешь! Так что телефонируем полиции и начинаем подсчитывать убытки. Прибыль-то ясна, его семья жива и цела. А остальное – разберется!
– Сволочи, – печально сказал Амадо. И освободил камеру.
Почему, ах, ну почему здесь не предусмотрены камеры для буйнопомешанных? Такие, знаете, уютные, со звукоизоляцией? А задвижку внутри он и сам бы привертел. Ладно, хотя бы подпер дверь чем потяжелее.
И выспался.
Ага, недостижимая мечта снова помахала хвостиком.
Ну почему, ПОЧЕМУ нельзя было напасть на Веласкесов пораньше? Когда он еще не лег спать? Часов в десять вечера?
Почему нельзя было это сделать часа в четыре утра?
Почему в час ночи-то?! А его сейчас будят, а на часах полтретьего. И спать охоооооота…
Амадо зевнул так, что чуть челюсть не вывихнул. И печально поглядел на дежурного полицейского, который и пришел его будить. А самое грустное, что даже если бы Амадо спал дома, все равно бы разбудили. Только еще и Альба возмущалась бы. К приличным людям полиция ночью в дом не является. И не телефонирует! Даже если муж там работает! Это – не оправдание!
– Рассказывай.
– Было предпринято нападение на семью Веласкесов. сеньориту Мерседес явно пытались похитить. Самих Веласкесов или обезвредить, или увести с собой… не убили. Хотя и могли, было у них несколько минут.
Амадо едва глаза не закатил. Это что за дамский роман?
– Сеньор, докладывать как положено вас не учили?
– Простите, тан Риалон, – исправился дежурный, понимая, что и правда накосячил. Амадо ругаться не будет, чего уж там, три часа ночи, но стоит все же ввести следователя в курс дела. – Около часа назад в сад особняка Веласкесов проник отряд в пятнадцать человек. Из них трое остались в саду. Они развели костер, и едкий дым пошел в особняк. Туда же отправились остальные наемники. Завязался бой. Ритана Ксарес проснулась и направилась к детям. – Амадо перевел дыхание. Он хоть и объяснял Феоле, что лезть в драку не ее дело, но все-таки… – К детям пытались прорваться двое наемников.
– Двое наемников?
– Они мертвы. Еще одного нашли в коридоре. Инсульт…
Амадо хмыкнул. Какие у нас наемники хрупкие, оказывается! Перенервничал – и готово? Прямо кисейные барышни.
– Это трое. Итого шестеро.
– В саду тоже три трупа.
– И тоже – инсульт?
– Нет, тан Риалон. Мошка заела.
– Чего?! – даже ошалел Амадо от неожиданности.
– Мошка. Комары, мухи, прочая насекомая пакость… к телам прикоснуться, сказали, страшно. Их просто заживо жрут.
– Шесть трупов, – посчитал на пальцах Амадо. – Еще кто?
– Сеньор и сеньора Веласкес, сеньорита Веласкес пытались сбежать через черный ход. Их встретили пятеро наемников. Одного убила сеньорита Веласкес.
– Как именно?
– Кистенем. Остальные скрутили всех троих, потом пришла ритана Ксарес. Один из наемников убит, два сбежали, еще один полупарализован.
– Убит?
– Я так понял, что ритана Ксарес применила свою силу.
Амадо кивнул, поставив себе на заметку расспросить Феолу.
– Одиннадцать наемников. Еще четыре?
– В гостиной и столовой завязался бой, в результате которого было убито шесть наемников, нанятых сеньором Веласкесом. Остальные отбивались, но неясно, на чьей стороне была бы победа, если бы не ритана Ксарес.
Амадо зашипел сквозь зубы.
Если посчитать… куда Феола не успела?
Везде успела. Какие наемники? Зачем Веласкес их вообще в дом тащил? Чтобы их там перебили? Ее одной достаточно! Ей-ей… уши надрать паршивке!
– Что она сделала?
– Применила свою силу. Один из наемников мертв… даже двое. Еще двое взяты в плен.
Амадо закатил глаза.
– Подсчитывая… у нас десять трупов, трое пленных, двое сбежавших.
– Да, тан Риалон.
– Среди Веласкесов есть жертвы?
– Все живы. Погибли шестеро наемников, двое слуг.
Амадо только головой покачал.
– Бред какой-то. Ничего не понимаю… зачем? Скрыть такое? В центре столицы? Не получится. Но что может быть такого важного, чтобы идти на такой шум и риск?
Дежурный вежливо промолчал, понимая, что Амадо рассуждает сам с собой. И когда тан Риалон замолчал, позволил себе кашлянуть.
– Тан, у меня кофе… свежий. Пять минут назад сварил.
Аккурат перед тем, как идти, будить несчастного следователя.
Ответом ему был полный благодарности взгляд Амадо.
– Вы мне жизнь спасаете, сеньор.
– И пирожки с мясом к кофе.
– И рассудок тоже…
Феола маленькими глоточками пила матэ. Если его заваривать в калебасе, его можно и нужно пить практически сразу. Листья падуба постепенно прогоняли отвратительную горечь с языка, и расслабляли сведенный спазмом желудок.
Может, минут через десять она даже попробует что-то скушать.
Может быть[6].
Нельзя сказать, что этот матэ был идеален, он слегка горчил, да и вкус мог быть более насыщенным, но это же лучше, чем вообще ничего?
Конечно, лучше…
Ее укутали в теплый халат из овечьей шерсти, накинули на голову капюшон, на ноги натянули теплые носки, а сверху все это еще укрыли пледом. И Феола постепенно начала согреваться.
Очень противно, знаете ли, когда на улице жара, а тебя дрожь бьет. Колотит так, что калебас в руках удержать сложно.
Сеньора Идана погладила девушку по волосам.
– Ничего-ничего. Я помогу…
Она и помогала. Поддерживала, успокаивала, гладила по волосам… Феола постыдно расклеилась. И что самое ужасное, она себе это позволила. Ей даже стыдно не было. Да и за что?
Она сделала больше, чем кто-либо другой. Она имеет право быть слабой, она женщина. Так и Адэхи говорил. То есть, что мужеподобная женщина так же нехороша, как и женоподобный мужчина. Боги всем дали свои задачи, и не дело человека менять ИХ дороги.
А для женщины вполне нормально и поплакать, и раскиснуть, особенно сейчас, когда враги закончились. А еще – упасть в обморок. Даже два раза. Сейчас можно, сейчас не опасно.
Дверь хлопнула.
Амадо Риалон выглядел спокойным и сосредоточенным. Те же темные брюки, та же рубашка темно-синего цвета, сверху куртка.
– Доброе утро, ритана, сеньоры, – вежливо поздоровался он. – Все в порядке? Ритана Ксарес?
Феола прислушалась к себе.
– Пока не все. Но будет лучше часа через два.
– Хорошо. Тогда пока лежите. Нам предстоит много работы…
И Амадо с ехидством подумал, как сейчас матерится Хавьер Карраско. А то как же!
Ему тоже телефонировали! Ты ж некромант, а тут десяток трупов… работать надо, тан. Никуда не денешься, полиция – она такая. Работа без выходных и проходных.
Впрочем, Амадо тоже долго злорадствовать не сможет. Если кто думает о романтике…
Нет, сеньоры! Подобные дела – это большая, очень большая, просто преочень разбольшая куча бумаг. И раньше полудня Амадо даже и не рассчитывал закончить всю писанину. Хорошо б не к вечеру! Никуда тут не денешься.
А когда расследованием заниматься?
И ведь ни на кого другого это не переложишь, может быть важно каждое слово…
Амадо вздохнул – и приступил к работе…
Спустя два часа он был попросту в бешенстве. И были на то объективные причины.
Во-первых, наемников было не пятнадцать, а семнадцать. Двое ждали в мобиле, неподалеку.
А во-вторых, заказчика знал только один. И да! Эта сволочь умудрилась не сдохнуть, а сбежать! Где его теперь искать? Да где получится… вся Астилия к вашим услугам, что там Римат!
Амадо точно бы удрал подальше. Или на дно залег… вот не верилось ему в сказки. Чтобы наемники не имели пару-тройку мест, где можно отсидеться?
Ха! И снова – ХА!
Наверняка их раньше, чем через месяц, а то и через год-два, никто и близко не увидит. Пока раны не залижут, новичков себе не найдут… еще бы! Так провалиться! Расскажи кому – не поверят! Три четверти всего состава потеряли! И не на войне, а так… гонялись за девчонкой. Красота!
Отряд Педро Косого был не из самых удачливых, это верно. Но таких потерь у него еще не было.
Двое человек, трое… бывало.
Но тринадцать из семнадцати?
Жаль, что сам Педро ушел, но это зверюга не раз травленная, опасность он шкурой чуял. Феола его зацепила, и нездоровиться ему будет долго. Но ведь не сдохнет!
Отлежится – и снова за свое…
А те наемники, которые попали в плен… да ничего они не знали, кроме своей задачи! Педро ни с кем ничем не делился.
Надо было прийти, взять девчонку, убить мальчишек, потом поджечь особняк… стариков? По обстоятельствам.
Получится – привезти живыми. Нет? Пусть сдохнут вместе с девчонкой.
Куда везти, знали Педро и водитель, который остался в мобиле. Понятно, их не спросишь. Куда-то в пригород, это точно.
Амадо только зубами скрипел. Вот кто, кто помешает негодяю повторить попытку? Кто помешает найти новых исполнителей?
И кто?
Негодяй-то кто?!
Увы, ответа на вопрос не было.
Конечно, Хавьер еще проверит трупы своими способностями. Но по живым… глухо.
Феола, хоть и морщилась, и постоянно закрывала глаза, все равно качала головой.
Не врут. Увы, опрошенные на скорую руку наемники просто не врут.
Может, они что-то знают, но что? И сколько? И как долго придется копать, чтобы дойти до этого знания? И будет ли оно полезным к тому моменту?
Амадо не знал и злился. А, кстати!
Надо поговорить с Феолой на предмет шаманской магии. Что именно она сделала, и как это вносить в протокол. Мало ли что…
КлЕдбЕще «Сан Хосе».
МАгила на алее нищих.
Сам увидЕшь.
С тИбя пятсот желтяков.
Лоуренсио смотрел на записку так, словно у него в руке оказался жгучий ядовитый слизень.
Кладбище «Сан-Хосе»?
Да, есть такое, одно из самых старых, давно разрослось, и нищих там тоже хоронят, и мавзолеи там стоят, и церковь, и… да много чего там есть. Но зачем ему туда надо?
Но раз уж написал…
Лоуренсио положил записку на стол. Осторожно так, бережно. Анхель еще не пришел, а когда придет, он с ним обязательно поговорит. Пусть друг посоветует… или может, ему пока одному съездить?
Что такого-то? Утром он может и в храм заехать, и молебен отстоять, и по кладбищу прогуляться. Говорят, там невероятные по своей красоте мавзолеи. И мозаики периода до Завоеваний. А он так и не побывает там?
Нет-нет, надо срочно приобщиться к культуре предков.
Лоуренсио решительно встал и вышел из дома. Про записку он, конечно же, забыл. Подумаешь – лежит тут что-то такое…
Про слуг он тем более не вспоминал. Слуги – это же почти мебель, правильно? И собственных мозгов у них тоже нет…
Впрочем, он такой не один и даже не один из сотни. Увы.
Завтрак в особняке Ортисов проходил намного веселее, чем у Ксаресов. Улыбки, шутки, сам Рауль, две его сестры – пока незамужние, отец, мать, младший брат пока за стол не допускается… нет, приборами-то он пользоваться умеет. И все с ним нормально, десять лет уже.
Но!
Если его допустить за стол, никто другой и слова сказать не сможет. И как этому малолетнему поросенку удается постоянно и непрерывно разговаривать? Даже когда он ест. Даже когда он спит?
Загадка…
Сначала все шло более-менее спокойно, но потом младшая сестричка, Инес, тоже решила поговорить о самом любимом и женском. О чужих отношениях.
– А братика видели на набережной. Да с такой красивой ританой…
– Рауль? – поднял брови отец.
Было, было дело.
С тех пор, как Рауль лишился невесты по милости тана Анхеля, связывать себя брачными узами он не торопился. А родителям хочется внуков, наследников, гарантии того, что род не прервется, если завтра любимый сыночек на мобиле в овраг улетит на полной скорости.
– Ритана Алисия Катарина Ксарес, – отозвался Рауль скучным тоном. – Это важно?
– Конечно, – кивнула мать. – Ксарес? Из тех самых Ксаресов?
– Из них. Но от младшего сына…
– Там какая-то сложная история была? – вспомнил отец.
– Нет-нет, – отмахнулась мать. – Там было все очень романтично. Хулио Ксарес встретил свою настоящую любовь, отказался ради нее от наследства и уехал в Колонии. Это его дочка?
– Да, мама.
– И что ты о ней думаешь?
– Красивая. Глуповатая. Предсказуемая.
Отец тихонько хмыкнул.
По этим критериям из неизвестной Алисии могла получиться почти идеальная жена. Но надо было осторожнее, чтобы не спугнуть сына. Так что…
– Не знаю, Рауль. Мне все равно эта идея не нравится. Может, ты обратишь свое внимание на кого-то другого? У нее, небось, и приданого нет, что там, в тех колониях? А красота… да мало ли по борделям красоток?
Рауль нахмурился.
Нет-нет, он все это и сам себе говорил, но основная движущая сила человечества, как известно, дух противоречия. Да и не так уж глупа Алисия, просто где ей было развиваться на том острове? Книжки, сплетни… такая домашняя тепличная девочка. Куда уж ей с таким, как Анхель, справиться? Даже распознать его! Тут и кто поумнее не справится!
– У нее хорошее приданое. Она сама говорила.
– Сто золотых? Или целых двести?
– Да, что-то около ста золотых. Ста тысяч золотых реалов, – согласился Рауль.
У тана Ортиса нож из рук выпал.
– Сколько?!
– Как я понял, в колониях удается разбогатеть не всем. Но Ксаресы сумели наладить контакты с индейцами и очень выгодно торгуют. Так что в средствах не ограничены.
– Га… Гхм… – прокашлялся отец. – Ладно… Рауль, ты все равно подумай. Все же и ветка какая-то сомнительная, вот у старшего Ксареса тоже дочь есть, а деньги… у нас и своих хватает.
Рауль фыркнул, но отцу так отвечать не годилось. А потому…
– Да, отец. Я подумаю.
Видел он ту ритану Ксарес. До сих пор в кошмарах снится. Один нос непомерной длины с бородавкой на кончике чего стоит! Понятно, нос – это ерунда. И приданое ерунда, был бы человек хороший, но там ведь и характер под стать носу, и дед под стать бородавке! Столько Рауль, наверное, не выпьет. И вообще, надо бы ему съездить к Алисии, пригласить ритану на прогулку, пока Анхель не подсуетился.
Нужна она ему там, не нужна…
Но обломать такую тварь, как Толедо… надо! Обязательно!
– Как самочувствие?
– Паршивое, – честно созналась Феола.
Амадо сочувственно погладил ее по руке.
– Работать сегодня сможешь, или лучше отлежишься?
– Смогу, – кивнула девушка. – Только надо себя в порядок хоть как-то привести… голова болит.
– Бывает. Сможешь мне для начала рассказать, что ты делала и как?
Феола пожала плечами. Движение уже не отдавалось такой болью, как раньше, и она чуточку расслабилась.
– Это шаманская магия.
– В чем разница с обычной и что именно ты сделала? Сможешь мне пояснить?
Феола опустила веки.
– Да, смогу. Это несложно, просто неприятно. В чем отличие обычной магии от шаманской?
– Я как-то не изучал этот вопрос, – растерялся Амадо.
– Его мало кто изучал. Смысл в том, что у магов есть в ауре так называемые каналы. Если проводить аналогии, обычный человек в этом смысле безног и безрук. У него есть аура, но управлять он ей не может. И взаимодействовать с окружающим миром – тоже. Маг может быть проявленным или нет. То есть или калекой, или полноценным человеком.
– А шаман?
– Совершенно другая ситуация. Маг – тот, кто делает. Шаман – тот, кто знает.
– Знает?
Феола потерла виски и постаралась объяснить то, что знала от Адэхи. Все же другая культура, другое сознание и понимание тоже другое.
– Маг – управляет. А шаман ничем и никогда управлять не может. Вот представьте себе реку. Надо, чтобы она текла по нужному руслу… маг придет, проложит своей силой канал и река потечет по нему, покорно и безропотно. Как там будет реке – неизвестно. Может, это принесет ей вред и через пару столетий она иссякнет. Может, в ней погибнет вся рыба. Не знаю. И маг не знает. И узнать ему будет неоткуда. Шаман придет и попросит дух реки. И вместе с рекой они выберут для нее идеальный новый путь. Маг управляет. Шаман же… взаимодействует, разговаривает, просит, иногда получает не совсем то, что хотелось бы, но это всегда наилучшее решение.
– Для кого?
– Для мира. Выбор шамана не нарушает равновесия, это главное. Выбор человека может подтолкнуть, может ухудшить или улучшить, может дать непредсказуемые последствия. Шаман всегда знает, что он делает, зачем и каков будет результат.
– Даже так?
– Это основное различие. Есть и другое. У мага есть резерв силы. Исчерпав его или, крайний случай, уничтожив свои каналы, такое тоже бывает от перенапряжения, маг становится самым обыкновенным человеком. У шамана так не будет никогда. Живой, мертвый, усталый – шаман останется при своей силе. Потому что его слышит мир.
– Ага… и то, что ты сделала…
– Попросила плющ заплести окно и защищать. Он справился, хотя и погиб. Больно… Я потом посажу отросток. Он вырастет заново, я помогу ему.
– Для этого нужен был бы маг земли.
– Зачем? Плющ тоже живой, как и все в этом мире. Надо только попросить.
– Угу, – согласился Амадо. – а с наемниками?
– А что с ними?
– Их сожрали насекомые. Троих…
– И что? Я попросила насекомых… нет, не так. Я сказала, что эти трое – добыча.
– Их и добыли. Добили… из милосердия, – согласился Амадо.
Феолу его слова не впечатлили. Подумаешь, три трупа! Во времена оны шаманы тысячи жертв в гекатомбы укладывали.
Было. Адэхи рассказывал. Во времена Исхода – было. Правда, надо отметить, что все эти жертвы шли на алтари добровольно. Они осознанно отдавали жизни и души, смерть и посмертие ради того, чтобы их семьи, дети, внуки, просто любимые и близкие смогли уйти туда, где их не достанут завоеватели.
И те ушли.
А кто-то и оставался.
Только вот отношение к жизни и смерти у Адэхи было своеобразным. Безжалостность, возведенная в абсолют. И нравилось Феоле, не нравилось… Она это восприняла в полной мере.
Чудовищно? Ужасно и кошмарно?
Нет. Для индейцев это было как раз логично и естественно.
Есть те, за кого не жалко жизнь отдать. Они есть. И чтобы они жили, можно умереть, убить, сделать что угодно.
Есть все остальные. Они могут либо мешать, и тогда помехи надо как-то устранять, либо не мешать. И тогда на них можно практически не обращать внимания.
Есть враги. И их надо уничтожать так, чтобы другим неповадно было. Да, вот так! Враг должен быть убит с максимальной жестокостью. Не потому, что индейцы были такими уж негодяями, или садистами, или получали удовольствие от чужой боли. Это просто урок тем, кто решит напасть потом. Страшный, но необходимый урок. Вот, смотрите.
Эти – тоже напали. И как они закончили! Вам нравится?
Вот и поберегите себя, жизнь у вас одна. Вы – не шаманы.
– Еще несколько наемников умерло от инфарктов, инсультов. Кто-то стал похож на высушенную мумию. Это ведь вы?
Феола пожала плечами.
– Да, я так могу. Это важно?
– Да, Феола, – вздохнул Амадо. – Мне это писать в протокол. Что я должен сделать?
– Напишите, что это магия шаманов. В ней все равно никто не разбирается.
Феола попала не в бровь, а в глаз. Амадо, который лет с десяти увлекался индейцами, и до сих пор не оставил своей слабости, нахмурился.
– Не разбирается. Да… Но как получилось, что ты разбираешься?
– Один из индейцев был моим наставником. Он и сейчас мой наставник…
– Расскажешь? – выдохнул Амадо.
Феола кивнула. Расскажет. Потом – обязательно. А сейчас надо прояснить еще один вопрос. Даже два. И начать с более важного.
– У нас на островах это приняли бы как самооборону. Пришедший в мой дом со злом – да умрет. А в столице?
Амадо кивнул.
– Точно так же. Проблем с законом у тебя не будет.
– Тогда вопрос второй, что хотели нападающие? За кем они пришли?
– Мерседес похитить, детей убить, Веласкесов тоже похитить.
– А потом убить. Понятно.
– А… ну да! – сообразил Амадо, у которого голова была занята не тем. Понятно же, Веласкесов обязаны были потом убить. Они же не станут сотрудничать с теми, кто убил их внуков? Нет, не станут… – тогда что могут знать Веласкесы?
– Или кого они могли потревожить за эти дни? – подкинула идею Феола. – Если сеньор начал вникать в дела сына?
Амадо посмотрел на девушку с уважением.
– Ты прелесть.
И сказано это было не ради пустого комплимента. А ведь действительно. Раньше просто старались похитить Мерседес. Сейчас же…
Убить детей, поджечь дом, убить взрослых… и что после такого собирались делать с Мерседес? А вообще-то вопрос серьезный.
Всю жизнь держать под замком?
Сообщить, что напали враги, а ее, вот, спасли, и теперь она по уши обязана прекрасному принцу?
Или… что-то поинтереснее?
Амадо серьезно задумался. А потом все же решился.
– Феола… я знаю, что мединцы никогда не связывались с шаманами. В Астилии эти твари есть, в других странах континента – вполне возможно. Или есть, или бывали, далеко от своей демонессы они старались не уходить. Но их никогда не было в Колониях. Почему?
– Потому что это – извращение естества, – Феола даже удивилась. – Ты же понимаешь, – как-то незаметно и у нее вырвалось это «ты», и было это очень естественно, – шаман не сможет такого стерпеть. Появись во владениях Адэхи хоть один мединец, он бы тут же его почуял. Они бы почуяли друг друга. А бороться с такими существами шаманы научены.
– Вот даже как…
– Если я определила, что Вирджиния не вполне человек, если ее мать… вот Мерседес – та уже почти человек. Хотя рожать я бы ей советовала только под присмотром мага. На всякий случай.
– Ты можешь узнавать мединцев?
– Вряд ли все население столицы пройдет передо мной строем, – фыркнула Феола. – И сколько мне придется на них смотреть?
Амадо понурился и расстался с очередной идеей. А как было бы приятно…
– Подожди! – вскинулась Феола. – А ведь было!
– Было?!
Феола закивала головой – и тут же охнула, упала обратно, схватилась за виски.
– Дура!!! – вырвалось у нее стоном.
Еще бы. Только что едва ползала, а теперь прыгать начала? Конечно, в такой ситуации поплохеет. Амадо молча протянул ей калебас с матэ.
Глоток, второй… вот, вроде бы и полегче стало, и подышать можно, и ноги теплые, и руки… сейчас-сейчас, все будет в порядке.
– Прости, – повинился Амадо. – Это я, дурак, не подумал…
Феола махнула рукой.
Я, он… сама перенапряглась – сама и виновата.
– Я сама не подумала. Не сообразила…
– Может, еще что-то нужно? Чтобы восстановиться?
– Нет, спасибо.
– Ты не думай, у меня отец – маг, мачеха тоже… я ко всему привык.
– Например?
– У нас одному магу помогали сигары. Только не курить, а жевать.
Феола фыркнула прямо в бомбилью.
– Нет, мне не надо. Я приду в себя и достаточно быстро. Я правда серьезно потрудилась сегодня ночью. Вроде и ничего такого не делала, а все равно… мой учитель справился бы за десять минут, а я… я пока еще ничего не могу толком.
– А учитель как бы справился? – поинтересовался Амадо. Пусть девушка чуть отвлечется.
– Приказал бы врагам умереть, – даже чуточку удивилась Феола.
– Просто приказал? И все?
– Он умеет. Я не умею, – опустила глаза Феола. – Адэхи… он Учитель.
Произнесено это было так, что Амадо пока решил в тему не вдаваться. Учитель – и учитель. Хорошо. А вот что Феола вспомнила такого? Что ей даже плохо стало?
– Феола?
– Я… я же на таможне видела девушку. У нее такое красивое имя… Эллота, Элона, нет, не вспомню. Но мне показалось, что с ней неладно. А потом я просто обо всем забыла. Меня же встречали с таном Анхелем, ну я и разозлилась.
– С этим уродом? – рыкнул Амадо. – Нет, ну чем твой брат думает?
Феола качнула головой.
– Лоуренсио хороший. Просто мы ведь росли на острове, все знакомы, все свои, как тут научиться отличать гадюк от полозов?
– Как ты?
Феола пожала плечами.
– Меня воспитывал Адэхи. Это немного другое.
В эту тему Амадо снова влезать не стал. Успеется. Вместо этого он поцеловал девушке руку и пообещал немедленно отправиться на таможню. Поискать девушку с именем на «Э».
Феола едва-едва успела остановить его.
– Тан… если она тоже… самоубьется?
Амадо резко затормозил.
А правда?
Он не маг, ничего сделать с мединкой не сможет, разве что оглушить? Но как тогда с ней беседовать?
До места-то доставить – ладно. А остальное?
Амадо искренне задумался.
Вот, у отца такое выходило преотлично. Некроманты еще и не то могли.
У Рейнальдо тоже… он никого не оглушал, но выудить информацию мог из любого. Причем человек даже не понимал, что проговорился. Просто не осознавал этого.
А вот как быть ему?
В этой игре высокие ставки…
Феола смотрела на него несколько секунд, потом качнула головой.
– Тан, дайте мне шкатулку из синего чемодана, пожалуйста.
– Откуда?
– Синий чемодан, в гардеробной…
Амадо послушно отправился за шкатулкой, и всего после получасового сражения с вещами, победил. И принес добычу.
– Эта?
Самая обычная шкатулка.
Из самого обычного некрашеного дерева.
Только вот в крышку вделан осколок обсидиана. Обработан он в виде глаза, грубо так, схематично, но выглядит словно живой. Так и кажется, что через этот кристалл смотрит на тебя недобрый и чуждый всему живому разум.
Очень-очень голодный разум.
– Спасибо, – поблагодарила Феола.
Ей-то крышка шкатулки подчинилась легко. А Амадо – нет, хотя он и пробовал открыть. Ладно-ладно, совершенно случайно! Просто рука соскользнула… любопытно же!
Все равно – не получилось.
Внутри шкатулки чего только не было.
Перья, бусины, какая-то трещотка, кулоны, бусы, браслеты… жемчуг перемешивался с деревом, перламутр с дешевой галькой…
Феола ловко достала трещотку.
– Один взмах – парализация на полчаса. Два – на час. Три – смерть.
Амадо поежился.
– Даже так?
– Ну… вы не шаман, потому так. Доставить ее в участок хватит, а дальше решайте сами.
Амадо кивнул. И благодарно поглядел на Феолу.
– Я верну, ритана.
– Да, пожалуйста. Это из моих первых работ, хорошая память. На один раз вам хватит, не больше. Потом ей еще долго заряжаться.
Амадо понимающе кивнул. И осторожно сунул трещотку в карман куртки.
Такая маленькая. Такая опасная.
– Один человек – или все, кто будет рядом?
– Если рядом будет больше – делите время на количество людей, – понурилась Феола. – я же говорю, первые опыты. Два человека? Один взмах парализует обоих, но на пятнадцать минут.
– А три?
– Все равно смерть.
– Три подряд? Или с перерывом тоже?
– Именно подряд, – Феола не собиралась скрывать. – И третий взмах будет тяжелым и для вас. Может даже обморок быть.
Амадо кивнул. Он понял и запомнил.
Феола проводила взглядом Амадо Риалона. И хорошо, что никто этого взгляда не видел, столько в нем было нежности.
Все, все она понимает!
Он женат, он старше, он…
А, неважно все это. Важно другое. Это – ее любимый мужчина. И никому она его не отдаст. Просто не сумеет. Рядом с ним становится легче. Просто сидеть рядом, держать его за руку… такое бывает, хотя и редко. Когда двое полностью совпадают, когда их ауры переплетаются друг с другом, когда растворяются…
Она не рассчитывала, что у нее будет так. Но вот – пришло. И случилось. И что теперь?
Конечно, можно себе сказать тысячу разных оправданий. И что ей всего семнадцать. И что еще столько всего может быть… хоть сто мужчин, всяких и разных, как в дорогой кондитерской, и что нельзя себя хоронить за первым встречным. Это бы ей наверняка сказала мать.
И Алисия…
Хотя мать за отца выскочила после пары встреч, и до сих пор жалеет только об одном. Надо бы – сразу! Чего это они целый месяц потеряли?
А Алисия… ну да! Анхель – не первый встречный, конечно…
Крыса!
Впрочем, долго ругаться Феола не стала. Потому что Висента вошла в комнату.
– Феола, ты сможешь встать?
– Могу попробовать. А что?
– Тебе телефонируют… некто сеньора Торо.
– Элена Фелиса?
– Д-да, кажется…
Феола протянула руку. И отметила, что Висента не отшатнулась назад. Может, у них будет еще одна подруга? Хорошо бы…
Интересно, что сейчас делают девочки?
А зачем звонит сеньора Элена?
– Ритана Феола, мне кажется, вы должны это знать.
– Это?
Записку-то Лоуренсио бросил на столе. И понять ее как-то иначе было сложно. Конечно, сеньора ее прочитала. И решила, что это самый натуральный шантаж. Что ж она, дура какая? Все ясно и понятно!
Феола решила то же самое.
– Аллея?
Чувствуй она себя хоть немного получше, она бы туда отправилась. И разузнала бы все сама. Но…
Боль снова рвала виски когтями. И голова кружилась, и Феола понимала, если она сейчас не вернется на диван, под пуховое одеяло, она просто свалится в обморок. И будет этому рада.
Обморок – хорошо.
Пока ты в обмороке, ты ничего не чувствуешь, а вот как выйдешь из него… о, там ты и получишь все богатство ощущений. Маги пропускают силу через свои каналы. А Феола… шаман – он же не щупальцами взаимодействует, если проводить аналогии. Он просто растворяется в окружающем мире. И требуется очень много сил, именно чтобы не уйти.
Не рассыпаться, сохранить целостность.
Магам – чтобы не пропустить избыток сил и не сгореть.
Шаманам – чтобы не раствориться.
Адэхи рассказывал, когда шаман готов умереть, он просто… рассеивается. На рассвете, как правило, его учитель ушел именно так. Его тело рассыпалось миллионами сверкающих искорок, и на небе появилась радуга.
Ненадолго. Но она – была.
Шаманы плоть от плоти и кровь от крови мира.
Феола тепло поблагодарила сеньору Торо и, опираясь на Висенту, отправилась обратно.
– Что-то случилось? – поинтересовалась подруга.
– Да, наверное, – вздохнула Феола.
– Я могу помочь?
Феола обдумала это предложение.
– Да, возможно. Скажи, есть ли у тебя возможность навести справки о некоем тане Анхеле Толедо?
– Я попробую. Нужно – что именно?
– Просто что это за гусь. Слишком уж он прилизанный, аж лоснится. Уверена – он дрянь. Просто я в столице чужая, не знаю, куда можно пойти и где спросить.
Честность Висента оценила.
– Я знаю. И спрошу. Меня бы сегодня ночью сложили, если бы не ты.
Феола кивнула.
– Спасибо. Если узнаешь о нем что-то – считай, в расчете. Семья для меня важнее всего, а он к семье лезет.
– Узнаю, – Винни такого тоже не понимала.
И получила в ответ улыбку.
Интересно, что сейчас делают девочки?
Лоуренсио медленно шел по кладбищу.
Кому-то, наверное, кажется возвышенной эта атмосфера. Все эти пихты, ели, кипарисы, ограды и обелиски, саркофаги и склепы…
Церковь, которая возвышается над всем этим полем смерти, поблескивая изящными стрельчатыми окнами.
Поэты могут тут прогуливаться, бледные, в блузах и со взором горящим. Потом сочинят вдохновенные стихи, зарифмовав «любовь» и «кровь», и ощутят, что выполнили свое предназначение.
Или художники…
Для творческих личностей такая атмосфера идеальна. Мрачная, торжественная…
Лоуренсио это решительно не нравилось. Его все угнетало… в Колониях, на его родном острове, умерших хоронили в океане. Выходили в море на плоту, отходили подальше от берега, читали молитву… могли плот поджечь, а потом уплыть от него на лодке, могли не поджигать, а просто сбросить умершего в воду…
Дальше обо всем заботились море и рыбы. Кстати, потом и рыбы было больше, и улов лучше.
Обычный похоронный обряд, не хуже и не лучше других.
Сжигать на костре? И где на острове столько деревьев набрать?
Хоронить в земле?
Теоретически – можно. Практически… вы знаете, какова площадь острова, и как часто могут умирать люди? Ладно, на плантации Ксаресов такое случалось крайне редко, но на других-то? А когда пройдет пятьдесят лет? Сто?
Это попросту нерационально, так расходовать землю, на которой можно что-нибудь посадить.
На материке землю не ценят. И разбазаривают под кладбища. И ходят сюда… зачем? Тело – только оболочка, а душа уже улетела, и ей все равно…
Ты хочешь показать, что помнишь и любишь?
Но зачем это показывать кому-то? Любимые и так рядом с нами. Всегда… в душе, в сердце, даже если сейчас они далеко, они все равно с тобой. Потому что ты – всегда мысленно с ними.
Потому что ты их любишь…
Впрочем, Лоуренсио не формулировал четко свои мысли, хотя думал именно так. Ему просто было неприятно. А еще непонятно.
Вот где искать эту аллею нищих? Где их вообще хоронят?
А, вот, минуту… кажется, это местные рабочие? Будь это кто-то из родственников или друзей усопших, они не были бы такими замызганными…
Лоуренсио шагнул вперед и повертел между пальцами серебряную монету. Недолго, секунды три. Потом реал исчез, словно и не было его никогда. Растворился…
– Чего надоть, тан?
Мужчина, который задал вопрос, выглядел так, что ночью Лоуренсио к нему не подошел бы. Точно. Вот в той таверне он казался бы на месте. А здесь…
Здесь он тоже на месте, учитывая неприязнь Лоуренсио к кладбищам.
Гадкое место, гадкий человек. Фу.
Весь толстый, какой-то бесформенный, словно свеча оплывшая… неприятный. И взгляд у него такой липкий, противный.
– Мне нужно знать, где аллея нищих.
– Это показывать надоть. Так не дойдете, тан. Заблудитесь.
– Покажите. И кто последний там похоронен – тоже.
Командный тон Лоуренсио на Слизня не произвел никакого впечатления.
– Добавить бы надоть, тан…
– Сколько?
– За желтяк я ваш на целый день.
Лоуренсио покривился. Так много ему было не нужно. Но…
– За… желтяк ты забудешь, что меня тут видел.
– Я уже забыл. И ребята тоже, – оглянулся Слизень на двух могильщиков, которые стояли рядом с ним.
– Пока не забыли, – протянул один из мужчин, показывая, что зубов у него осталось штуки три, и те черные.
Лоуренсио скрипнул зубами, но еще три серебряных монеты достал. Те тоже растворились в воздухе и явно обеспечили кому-то амнезию.
Если больше не предложат, конечно…
Слизень сделал полупоклон и повез Лоуренсио по одной из аллей.
Скоро тан Ксарес вынужден был признать, что песета… ладно, это много, но будь он один, он бы отсюда до утра не вышел. С пути он сбился еще на четырнадцатом повороте. А потом перед ним открылось совсем другое «Сан-Хосе».
Кладбища – они ведь тоже бывают разные.
Есть чинные, солидные, достойные, с мощеными дорожками, пихтами и памятниками истории.
А есть и вот такие. Где могилы натыканы чуть не сплошняком, где никаких деревьев не растет, да и с дорожками беда, где ноги вязнут в жирной густой глине… и почему она такая? Вроде и дождей-то не было? А она цепляется за ботинки, норовит жадно засосать ноги по щиколотки, добраться до носков (между прочим, шелковых, два реала пара!), до брюк…
Да и саркофагов тут нет. Стоят кресты в два ряда, спинами друг к другу, и на каждом номер. Кое на каких таблички с именами, но и только, а так номера, номера…
– Почему так? – не выдержал Лоуренсио.
– Вы кресты-то поглядите, тан.
– А что с ними не так?
– А вот то… сбиваем, из чего придется, хоть бы и из старых заборов. Кто может, и сам крест поставит, и имя напишет, а мы, грешные… Это ж благородных хоронят, как положено, а всякую шелупень… вот, смотрите. Самоубийца лежит.
– Я думал, их в неосвященной земле хоронят?
– Да кто там разбираться-то будет, тан? Освященная она или еще какая… понятно, для благородных и священник с кадилом пошагает, и молитовку честь по чести. А для нас – нет. Это еще из свежих кресты, старые-то вообще стоят, шатаются.
Лоуренсио сам видел. Старые кресты были полностью черными. Дерево гнило на глазах, пару-тройку лет – и от них ничего не останется. Снеси деревяшки в огонь и хорони заново.
– А там раньше… там поле?
– Да что вы, тан. В два-три ряда хороним. Тут земля такая… года три, четыре – и можно опять копать. А бывает и такое, что старые могилы разрывают, кости в ров, что останется… если останется, и хоронить по новью.
– А родственники? Не возражают?
– Какие у нищеты родственники, тан? Кто другой и сам здесь очутится к тому времени.
Лоуренсио поежился.
Такой от этого всего веяло безнадежностью, такой тоской…
– А там что?
– А, из недавних. Вот, бедолага, сивухой траванулся. Говорят, ажно синий весь был…
– Бывает…
Лоуренсио силой задавил вопрос, в каком именно кабаке траванулся несчастный. Было у него одно подозрение… учитывая ТУ сивуху.
– А вон там парня мобилем размазали. Да непростого.
– Мобилем размазали? – поглядел Лоуренсио на свежую могилу.
– А то! Такая история, тан! Хочь, расскажу?
– Расскажи. – Еще одна монета поменяла владельца.
Слизень приосанился и провел рукой по жидким волосам.
– Это такое дело было. Говорят, кто из благородных на мобиле гонял, да и сбили парня молодого. В канаву оттащили, как собаку… совсем недавно, пару дней тому назад дело было. Знаете, есть у благородных такая забава, на мобиле по ночам рассекать… людям есть нечего, а они жирують!
Лоуренсио ощутил в горле твердый ком. Тяжеленький такой, словно чугунное ядро скушал. Даже сглотнуть попытался, чтобы это прошло, но слюна как-то разом пересохла и не проталкивалась внутрь.
– Во! А парень тот был не из простых свиней свинья.
– Не понял?
– Каракатий то парень был!
– Чей?
– Вы, тан, что ли, с неба свалились, Караката не знать?
Лоуренсио замотал головой, показывая, что не знает. Ни Караката, ни таракана. Про каракатиц слышал, но при чем тут одно к другому?
– Каракат под собой много кого держит. Из главарей он, понятно? – оглянулся по сторонам Слизень, хоть и не было никого рядом.
– А-а… – дошло до Лоуренсио. – Понял.
О нравах городского дна он немного был осведомлен тем же Анхелем. А то мало ли, попадет провинциал не туда, и лишится тан Толедо удобной дойной коровушки… так что Лоуренсио знал, что столица поделена бандами на несколько частей, что у каждой банды есть свой вожак, который и порядок обеспечивает на данной территории, и спрашивает чего, и доит тех, кто у него живет…
Не танов, понятно. Но всякую шелупень – почему нет?
– Во! У Караката как раз дочка замуж за парня собиралась! Говорят, рыдает день и ночь, Каракат поклялся, найдет, кто его в канаву… того, скинул – кишки по веткам размотает.
Чугунное ядро в горле Лоуренсио увеличилось в размерах.
– А… кишки?
– Вы, тан, не местный. Не знаете, как оно… того, бывает…
Уж что-что, а языком болтать – не лопатой махать. Слизень рассказывал вдохновенно. И о том, как людей находили без кожи, и завернутыми в содранную кожу, и сожженными заживо…
Те, кто работает на кладбище, такого порассказать могут… авторы ужастиков тихо заплачут, посыплют пеплом голову и удалятся под одеяло. Бояться.
Лоуренсио исключением не оказался. Песету он Слизню отдал, и еще пару реалов добавил. Но когда он дошел обратно до мобиля, его серьезно пошатывало. И тошнило.
И страшно было не на шутку.
Чего уж там, жить хотелось тану Ксаресу, жить… с не-размотанными по кустам кишками. А как уладить эту ситуацию?
Он и не знал даже.
Надо посоветоваться с Анхелем. Может, друг чего подскажет?
И… придется отдать деньги. Во всяком случае – пока.
Ой, мамочки, как же страшно!
– Не знаю, – честно ответил сеньор Веласкес на вопрос, кого он потревожил за эти два дня. – Знакомых и партнеров сына обзванивал, было…
– Список составляйте, – распорядился Амадо. – Подробный.
– Да, конечно. Тан Риалон, спасибо вам.
– Это моя работа, – отмахнулся от благодарностей Амадо.
Гонсало покачал головой.
– Тан Риалон, вы ж не понимаете. Кто другой не подумал бы, и нас бы приговорили, и кого угодно, и вообще… если б не ритана Ксарес, нас бы ночью порешили. Я-то понимаю… поговорил с людьми. Нас убивать шли. Это понятно и видно.
– Вот тем более, думайте, раз поняли, – распорядился Амадо.
Сеньор Веласкес кивнул.
– Да, конечно, тан. Скажите, а чем бы можно ритану Ксарес поблагодарить?
Амадо даже не задумался.
– Не запрещайте им с Мерседес дружить. Мне кажется, для нее это ценнее золота. Кто у нее там, на островах и был-то? Считай одна сестра. А сейчас она себе подруг нашла.
– Не запрещу, конечно! – аж вскинулся сеньор Гонсало. – Как вы могли подумать!
Как-как! Молча!
Что Амадо, слепой, что ли? Не видел, какими вы глазами на Феолу смотрели? Боитесь вы ее, видно же, и от своей семьи постараетесь держать подальше! Но проводить разъяснительную работу он не станет, еще не хватало.
Так что тан Риалон еще раз повторил свою просьбу и по списку, и по дружбе, и вежливо поинтересовался, как там Мерседес.
– Отлично, – сообщил сеньор Веласкес. – Проснулась, позавтракала, говорит, что сидит и рисует. А тан Мальдонадо рисует ее.
– Сеньор, вы понимаете, что никому…
– Слово даю, – поклялся Веласкес.
– Даже жене. Даже подушке ночью.
– Я понимаю, тан Риалон. Во что-то мой несчастный сын вляпался, иначе и не скажешь.
Амадо кивнул.
И не скажешь, и не надо ни о чем таком говорить… вляпался? Он и всю семью втянул, и под удар подставил… чем, ЧЕМ ты думал, идиот?! Денег хотелось? И побольше, побольше… ну, забери их с собой, на тот свет! В гроб подложи для весомости!
Что вот твои родные делать теперь будут? Как расхлебывать? Чтобы их за тобой следом не отправили?
А что еще тан Кампос скажет? Накануне коронации такое…
Никаких слов, кроме матерных, у Амадо не было. И надо было ехать в порт. Вдруг да повезет?
Некроманты могут работать на выезде. Но предпочитают они свой уютный морг, интимную рабочую обстановку, комфортное окружение…
У Хавьера Карраско все это и было.
Трупы из дома Веласкесов все доставили ему. И мужчина расставлял свечи.
Тереса внимательно наблюдала за процессом.
Хавьер уже успел обнаружить, что трупов его помощница не боится, крови тоже… прелесть что за девушка! Бесценная подруга для некроманта.
– Свечей маловато. Я дам денег, сходи, купи. Ладно?
Тереса кивнула.
В работе тан Карраско начал обращаться к ней вполне непринужденно, но она не поправляла и не возмущалась. Это видно!
Человек работает, человеку не до того, человек увлечен… он бы и королеве реал сунул.
– Свечи так дорого стоят?
– Из черного воска? Да… возьми две коробки. Если останется сдача – сладостей. Лавка Мендеса, это на калле Тарло, там найдешь.
Все же присутствовать при некромантских ритуалах девушке не стоило. Пока – точно.
Вот позднее, когда Тереса ко всему привыкнет, когда он будет точно уверен, что некромагия не оказывает на нее разрушающего воздействия, тогда… тогда – как сама пожелает! Захочет, пусть сидит в уголочке. Да, вот еще, если в обморок падать не станет, визжать и хватать его за руки. Работа же! Понимать надо!
А пока ей и остаточных эманаций от ритуала хватит.
– Да, и каменной соли купи. Килограмм. Лучше – два.
Тереса кивнула.
Ну, каменная соль не редкость. Правда, частенько морскую продают, выпаренную, и кто победнее ее берет…
– Каменную? Не морскую?
– Каменную. Она лучше действует.
– Хорошо, – коротко ответила Тереса, взяла деньги и удалилась.
Хавьер проводил ее взглядом, прикрыл дверь за девичьей фигуркой, а потом размял пальцы жестом вдохновенного музыканта.
– Приступим, сеньоры!
И потащил в пентаграмму первый труп.
Эллора заполняла документы.
Рутинная работа ее ничуточки не напрягала. Даже наоборот…
Было в ней что-то такое, размеренное, успокаивающее, спокойное, даже уютное.
Когда идеальные буковки ложатся на бумагу, когда все скучно, разумно, так обыденно, что поневоле расслабляешься. И не думаешь ни о чем.
Ни о Дарее… ох, сестренка, вляпалась же ты…
Ни о маминой тревоге – и кто бы не волновался на ее месте?
Ни о Кармело…
Ах, милый, милый Кармело… и букетик из хризантем, который он ей подарил. Осенние, тревожные, пахнущие дымом цветы… получится ли у них что-то? Будут ли они счастливы?
Эллора настолько была в своих мечтах, что даже не увидела, как открылась дверь, и на пороге вырос решительный темноволосый тан.
– Сеньорита Эллора?
– Да… – с удивлением откликнулась девушка. – Простите, тан…
– Мы не знакомы. Мое имя Амадо Риалон. – И уже ее начальнику: – Сеньор Лопес, оставьте нас. Наедине.
Эллора с удивлением увидела, как сеньор Лопес поднялся с кресла. И он, и все остальные…
Но почему?
Что такого в этом мужчине?
Эллора подняла брови, но спросить не успела, мужчина представился первым. Достал из-за воротника жетон на цепочке, взмахнул им и убрал.
– Полиция. Следователь Риалон.
– Эммм, – пробормотала Эллора, соображая, что ей надо сделать.
Соображать получалось плохо.
Чем она могла заинтересовать следователя?
Что она могла сделать?
Садизмом Амадо не страдал, а потому и вступать в дискуссии не стал. Просто достал трещотку и взмахнул ей. Один раз.
Эллора осела словно подкошенная, а Амадо развел руками, убирая опасную игрушку.
– Простите, сеньорита. Моя знакомая сказала, что вы из мединцев, а потому… сейчас мы проедем в управление. Если я неправ – извинюсь. Честь по чести. А если прав… будем беседовать.
И, глядя на выражение глаз Эллоры, уже понимал, что прав. Он действительно прав…
Феола, ты не девушка! Ты настоящее сокровище! Скорее, в участок!