Контролёры сидят в будках у эскалаторов на каждой станции, но лишь одна из них Стражница – та, у которой нос как вороний клюв. Когда-то Стражница потеряла жениха-крысу и с тех пор утратила пол: издалека её можно принять за мужчину. Стражница сидит в будке, приложив руку ко рту; перед ней два телефона – в белую трубку она говорит надежды на возвращение жениха, а в чёрную оплакивает его гибель.
Люся часто подходит к эскалатору, как люди подходят к краю пропасти, чтобы только заглянуть вниз и отпрянуть. Долго-долго Люся глядит наверх, туда, где пропадают люди…
– Уважаемые пассажиры, вы знаете правила подъёма на эскалаторе или нет? Упадёте – будете знать! – её каркающий голос…
Она делает вид, что выполняет обязанности, но Люся знает… Стражница работает здесь только для того, чтобы однажды в толпе разглядеть его, человека с вороном на плече. С ним будут несколько пёстрых цыганок и ряженых. Он непременно окажется на этой станции, «Театральная» – его любимая станция, и Стражница смотрит, людской поток омывает её…
– Тысячу лет жду его у эскалатора, – говорит Стражница.
– Но метро существует восемьдесят лет! В твоих словах противоречие.
– Никакого противоречия не вижу.
Стражница говорит убеждённо, и Люся начинает верить.
– Красавицы-цыганки – его любовницы, но он забудет их, увидев меня. Родство душ, понимаешь, это другое…
«Поскорей бы она уже его отыскала!» – думает Люся каждый раз, когда подходит к будке. Стражница – неподвижный островок спокойствия в разноцветном море пассажиров, что бурлит вокруг неё. Люся знает, что совсем скоро море почернеет… это будет означать, что там, наверху, наступила зима.
– Как продвигаются поиски? – спрашивает Люся по привычке.
– Как обычно. Скоро я увижу его, я чувствую! И радостно, и грустно.
– Грустно?
– Конечно. Понимаешь, Люся, я жду его так долго… Вдруг я ожидаю уже не его, а того, кого придумала, пока ждала?
«Я хочу увидеть солнце так же сильно, как она хочет найти жениха… почти так же».
Люся задаёт вопрос – тот, ради которого она пришла к Стражнице.
– Послушайте, Стражница, вы когда-нибудь видели солнце?
– Один раз я видела солнце. На него нельзя смотреть слишком долго.
– Почему? – Люся старается не выдать нахлынувшего волнения.
– Посмотреть на солнце – это как полюбить кого-то слишком сильно, – говорит Стражница и ничего больше не объясняет.
Она задумывается так глубоко, что Люся уходит, чтобы не тревожить её.
Пассажиры редко вглядываются в темноту тоннеля, она не притягивает их, им нужен свет. А зря. Если посмотреть в окно на той станции, где сейчас идёт ремонт и поезд едет в полной тьме, можно заметить одну-две бригады ежей-путейцев. В тот день ежи отправились на перегон между «Орехово» и «Домодедовской». Известно же, что пути изредка следует проЕЖАть или проЁЖИвать как следует. Конечно, эти слова пишутся совсем не так, но не стоит перЕЖИвать.
Ежи искрились – иголки подрагивали, выдвигались антеннами, и между ними проскакивали голубые молнии. Они суетились, обнюхивали рельс и фыркали, как Люсе показалось, сердито.
– Приварим эту штуковину, да и дело с концом! – произнёс самый крупный ёж.
Двое ежей помельче выскочили из тоннеля и подбежали к рельсу. Иголки вытянулись, заскрипели и заискрили. Маленький ёж открыл рот и засвистел – Люся знала, что он шлифует места стыков ультразвуком.
– Ёжики, куда вы так торопитесь? – спросила Люся.
– Нужно скорее открыть станцию!
– А зачем так торопиться? Рэд вот никуда не торопится…
– Если мы не откроем её… В 16:57 симпатичная Ангелина пойдёт на свидание с Сергеем и, разволновавшись из-за перекрытого пути, на Сергея накричит! Впоследствии Сергей припомнит её крики…
– В 17:30 заботливый Андрей не встретится с родственной душой Александрой Ивановной и не поможет ей донести тяжёлые сумки.
– В 17:33 Денис и Артём будут играть на саксофоне и гитаре и столкнутся с полицией. Мне бы не хотелось, играют они весело.
– Точно, весело. Присвистывают, как молодые ежи!
– А в 17:56 деловая Нина опоздает на собеседование и упустит неплохую работу!
– Всё. Открываем тоннель!
– Вы куда? Я хотела спросить, вы когда-нибудь видели…
Ёжики бросились врассыпную.
– Кататься и свистеть на крышах поездов! – донеслось до Люси. – Пускай люди думают, что это свистит ветер.
«Милые, хорошие ёжики! Они ничего не знают о наземном мире и не хотят знать. Ёжики никогда не задумывались об опасном, манящем солнце, от которого можно растаять и сойти с ума… Солнце, доступное людям и непостижимое для нас».
Когда ежи убежали, поезд появился не сразу. Люся заметила во тьме подземных пересмешниц, красавиц-ауэлл. Они были прекрасны, но у них имелся один изъян – отсутствовали глаза. Пустые впадины синели на вытянутых, утончённых лицах. Заметив Люсю, пересмешницы-ауэллы застрекотали, закружили в танце и тихонько запели – они подражали свисту летучих мышей и далёким гудкам поездов. Их длинные чёрные волосы сплетались, будто змеи или черви, влажные и холодные, они обвивали любого, кто подходил ближе. Люся осталась посмотреть, как они разлетятся, когда в тоннеле забрезжит свет, – это забавно. Ауэллы подлетели ближе, стали дразнить Люсю, приставали, кружили, цепляли волосами, брали за руки и пытались вести, заманивали в круг зыбких отражений мира. Люся отскочила на несколько шагов и вытащила кинжал… Вот ещё! Кто тут разумное существо – пересмешницы или Люся? Главное при встрече с ауэллами – не бояться. Ауэллы ощутили Люсину решимость и с воем бросились прочь, запутываясь в собственных волосах…
– Люди, люди, – услышала Люся их шёпот. – Хотим людей, хотим огня! Ищем, мы ищем, не найдём никак, где, где… – если не прислушиваться, их голоса неотличимы от дуновения ветра.
– Чего вы ищете, ауэллы? – спросила Люся.
– Поцелуя, – хором откликнулись девушки. В голосах их слышалась печаль.
– Какого ещё поцелуя?
– Говорят, мы прекрасны, но мы не видим этого. Огонь человечьего солнца поможет нам!
– Огонь человечьего солнца! Я знаю одного машиниста, его поцеловало… Ну да ладно. Вы ждёте поцелуя огня?
– Огонь поцелует наши пустые глазницы, заполнит их теплотой, теплота – жизнь. Огонь наполнит нас жизнью, и мы увидим свою красоту. Быть красивым и не видеть этого – нечестно. Тебе так не кажется, а, Люся?
Люся покачала головой. Однажды она подглядела за человеком, зажёгшим в тоннеле спичку. Солнце прекрасно, но оно состоит не из огня. А из чего? Люся знала, огонь – что-то связанное с солнцем, но не солнце. Из огня возникает солнце, а может, наоборот, точно она не знала… Люся видела, как огонь съел клочок бумаги. Но чтоб он вернул кому-то зрение – такого она не наблюдала. Однако не стала ауэлл разочаровывать. Верить во что-нибудь – это хорошо.
Солнечные легенды не рассказывались никем, они говорили сами себя, гуляли во тьме, отражались от стен. На чём ещё строить легенды и надежды, если не на недоступном!
Говорят, наверх, в мир солнца ведут два выхода. На одном написано «выход» – это дорога для людей, а на другом «выхода нет» – и это путь для жителей Подземки. Идти туда не стоит. Если, конечно, хочешь быть живым.
Ауэллы танцуют обнажёнными, они не нуждаются в одежде. Их пышные волосы, растущие быстрее, чем луна на земном небосводе, закрывают всё то, что скрывали бы земные девушки. Безглазые пересмешницы никогда не видели, как красивы сами. Может, оно и к лучшему. Мир ауэлл полон оттенков ощущений, нюансов чувств, и всякое дуновение ветра и движение камня для них сладостно. Пересмешницы воспринимают и подражают – шелестят хармами, насвистывают ёжиками и болтают людьми, так неумело и карикатурно, что Люся хохочет.
Ауэллы всколыхнулись, расширили круг и направились к Люсе… Она в шутку погрозила им кинжалом. Пересмешницы закружили, засвистели, и их длинные волосы чёрным смерчем взбаламутили воздух. Люся наблюдала их беспокойный танец, и вот вдали возникло слабое свечение… Поезд. Пересмешницы взвизгнули, взвились к потолку с лёгкостью, будто стая ночных бабочек, и Люся так и не поняла, куда они улетели.