Похоже, уважение к путникам у хозяина после демонстрации иконы резко возросло.
– Отдохнёте?
– На сеновале место найдётся?
– В избе, на полатях, уложим, всё честь по чести.
– На сеновале постели.
– Как скажете.
В избе опасно. Если татары набредут, кинутся в избу, шум поднимется. Фотий уйти с иконой сможет. Главное сейчас – икону сберечь. Сеновалы ставились на заднем дворе, подальше от избы на случай пожара. Сено вспыхивает, как порох, ветром мгновенно разлетается, перенося огонь на соседние постройки.
Улеглись на домотканые половички, что хозяин на сено бросил. Фотий уснул сразу, отвык помногу ходить, да и вчерашние испытания – для психики нагрузка тяжёлая. Александр спал вполглаза-вполуха. Если оба будут крепко спать, татары их тёпленькими возьмут. Но пронесло, выспались. Хозяйка щей сварила, покушали и в путь. Фотий мешок с иконой несёт, Александр лукошко с провизией. Хозяин рукой дорогу показал.
– До села идёте и направо, там, через версту, перекрёсток. Берите влево, в сторону Юрьева-Польского, а дальше спросите.
– Спасибо, хозяин, за хлеб-соль, за кров.
Фотий перекрестил хозяина на прощание. И снова ночной переход, вёрст двадцать – двадцать пять прошагали. Светать начало, надо с отдыхом определяться. К хутору вышли, причём обнаружили по петушиному крику. На хуторе бортник-бобыль проживает. На отшибе хуторок, а хозяин уже в курсе нашествия татарского.
– Вы не первые, вчера несколько людей было, плакались, – сказал он.
Накормил кашей с маслом, сладким сытом угостил медовым, хлеба не пожалел. Отдохнули на хуторе и в ночь вышли. Ночь была лунной, и направление в лесу Александр по звёздам держал. Им на север, на Полярную звезду. В лесу даже днём заблудиться очень просто. Желательно приметы знать. Крона на дереве гуще с юга, лишайники на стволах деревьев с северной стороны растут. А ещё солнце помогает, а ночью – звёзды. Иначе кружиться будешь, сапоги стопчешь, а далеко не продвинешься. К утру ручей перешли, за ним деревня виднеется, как позже выяснилось – Лыково. Справа грунтовка в версте видна, по которой подвода к деревне идёт. Постояли, Александр осмотрелся, опасности не обнаружил. От леса до деревни открытая луговина, спрятаться негде. Уже к дороге подошли, как показались трое конных со стороны Обращихи. Было такое сельцо. Александр забеспокоился было, но при приближении стало понятно – свои, русские. Кольчуги, шлемы-шишаки и кони тоже нашей породы. У татар лошади ростом меньше, мохноногие, нрава диковатого. Расслабился Александр, а зря. Дружинники подъехали, лыбятся.
– Гей, земляки! Куда идём?
– В Юрьев-Польский.
– Из Владимира бежим или из Суздаля?
– А тебе какое дело? Мы никого не трогаем, люди свободные.
– Поговори мне, плети отведаешь!
Дружинник на Александра замахнулся. Это из дружины князя Андрея, изменника, догадался Саша. Саблю мгновенно выхватил и руку с плетью, уже опускавшуюся, отсёк по локоть. Дружинники отпора не ожидали, промедлили секундочку. Саша на второго кинулся, а тот за меч схватился, да из ножен выхватить не успел, Александр саблю снизу ему под кольчугу вогнал, едва не по рукоять. Всё длилось несколько секунд. Третий дружинник молодой, похоже новик, растерялся. Как же так? Их трое, да на конях, а какой-то пешец двоих воев из строя вывел. Меч смог выхватить, а Саша уже рядом, кончиком сабли в подбородок упёрся.
– Жить хочешь?
А новик боится кивнуть, о саблю порежешься, сказать не получается, в горле пересохло. В первый раз смерть к нему так близко подступилась. Саша продолжает:
– Меч-то брось наземь!
Клинок на землю упал.
– Правильно. А теперь сам слазь.
Новик слез, дрейфил сильно, аж ноги тряслись.
– В сторону от меча отойди.
Фотий закричал.
– Сзади!
Александр упустил из вида того, кому руку правую отсёк. Скорее всего старший в дозоре. Кровь из раны хлестала, но он смог левой рукой боевой нож достать и сейчас перегнулся, чтобы Александра ударить. Саша пригнулся, саблей вверх ударил, прямо поперёк лица раненого. Основной удар по наноснику пришёлся, но и глаз левый клинок задел. А Саша снизу ещё один удар – колющий, в подбородок. Снизу, с земли, во всадника, самое удобное место для удара. Фотий кричит.
– Держи!
Оставшись без присмотра, новик бросился бежать. Александр на его лошадь вскочил, пнул каблуками в бока. Несколько секунд – и догнал беглеца, ударил его саблей по плечу, но не остриём, плашмя. Не было цели убить, хотел допросить. Новик взвыл, удар почувствовав. Закричал.
– Помилуй, ради Христа!
– О Христе вспомнил? А нехристю служишь, басурманам помогаешь! А ну топай назад, к своим сотоварищам!
– Не убивай меня!
– Жалко саблю о тебя марать. Вздёрнуть бы тебя на суку в назидание изменникам, да верёвки нет.
Вернулись к Фотию и убитым дружинникам.
– Бери вот этого за ноги и тащи на луговину.
Ямка там была, когда к деревне шли, видел её Александр. Подумал ещё – покажется неприятель, можно залечь, спрятаться. Оглядываясь на Александра, новик волоком потащил убитого к ямке, столкнул.
– А теперь второго, да пошевеливайся!
И второй дружинник отправился за первым. Александр ногой сгрёб пыль на пятна крови, подобрал оружие дружинников, валявшееся на дороге. Сам взял двух коней под уздцы, Фотию сказал.
– Бери третью лошадь, идём назад, в лес.
Не ровен час, нагрянут другие дружинники или ещё хуже – татары. У них разъезды по десять человек, не совладать. Зашли в лес подальше. Александр коней к деревьям привязал.
– Ну, теперь рассказывай всё!
– Что говорить-то?
– Чей ты, как Владимир брали?
– Князя Андрея Городецкого дружинник, новик.
Ага, не ошибся Александр. Хотя, по возрасту судя, староват парень для новика. На службу в дружину берут лет в шестнадцать-семнадцать. Обучение год-два, и только тогда воин получается. А этому немногим более двадцати.
– Как звать?
– Петром. Из Пенкина мы.
– Продолжай, чего замолк.
Александр саблю в ножны не убирал, поигрывал ею, морально новика давил.
– Отвечай, чья дружина?
– Князя Андрея Александровича.
Стало быть, не ошибся Александр в своих предположениях. Дружинники князя хорошо знают местность, служат проводниками для татар, а ещё патрулируют дороги, отлавливая беглецов из города. Уже опосля князь над ними поглумится. Кого татарам в рабство отдаст, кого казнит. Получается – свои своих уничтожают на радость басурманам.
– Много дозорных?
– На каждой дороге три дозора. На московской, муромской, суздальской, на этой, что к Юрьева-Польскому идёт. Да на всех. Князь сказал, чтобы мышь не проскочила.
– Татарам помогаешь, сучонок, как и князь твой. Деньги есть?
– У старшего были.
– Иди, принеси. Нет, стой! Раздевайся. Шлем снимай, кольчугу, рубаху, порты.
– Зачем? – испугался новик.
– А чтобы не убёг.
Голяком не поверит никто, что дружинник, да и зазорно это, срамно. Новик разделся.
– Чего встал? Иди к яме, старшего своего обыщи, неси сюда кошель, тогда одёжу верну.
Прикрывая рукой причинное место, новик побрёл из леса.
– Уйдёт, – посетовал Фотий.
– Да и чёрт с ним, если сбежит. Если в дружину придёт, высекут за утрату княжьего имущества, а ещё презирать будут всю его службу.
– Каждый православный – Христов воин. А на новике крест есть, крещёный, а басурманам помогает. Воистину мир перевернулся! – возмутился чернец.
– Князья, кои защитниками своих земель быть должны, под татар легли, а простому народу куда деваться? Думаешь, новик этот Пётр осознавал, что изменнику помогает? Князь его обул-одел, коня и оружие дал, кормит. Отдал приказ, а этот дурень выполняет, думает – добро делает.
– Отпусти ты его, не бери грех на душу, Господь велел милосердие являть к падшим и грешникам.
– Не суди да не судим будешь? Зачем мне его никчёмная жизнь? Принесёт деньги и пусть идёт на все четыре стороны.
– Мародёрство это, нельзя.
– Нам добираться далеко, без денег как? На паперти просить? Думаю, басурмане многие церкви сожгли. Помнишь первую деревню, где одни мёртвые были? И дальше так может быть.
– Свят, свят! – Фотий перекрестился.
Вернулся новик. Вид смешной – нагой и с кошелем в руках. Протянул его Александру.
– Одевайся, так и быть.
Пока Пётр одевался, Саша заглянул в кошель, а там медяки и серебро, для дружинника сумма не малая.
– Грабили, обирали людей по дороге?
– Было, – потупился Пётр.
– Скройся с глаз моих и лучше бы тебе отсидеться в своём Пенкино. Встречу ещё раз на дороге и с оружием, зарублю. Веришь?
– Да, дядька.
Александр удивился. Какой он дядька, если они сверстники? Или даже Пётр немного старше. Новик ушёл. Саша Фотия спросил.
– Ты сильно устал?
– Если надо, я готов.
– Сейчас перекусим, чем Бог послал, и на конях поедем. Ты в седле-то держаться сможешь?
– А то! В детстве гонял коней в ночное да без седла. Так ведь опасно днём-то!
– Я выгляжу как дружинник, только не меч у меня, а сабля. А ты и вовсе чернец. Чем мы отличаемся от дозорных? Зато на коне ноги бить свои не будем, а ещё харчи на деньги дружинников покупать будем.
Александр поднял кошель, потряс им. Хуторянин утром небольшую сумку им дал, хлеба, сала, луковицы положил. Немудрёная еда, но сытная. Фотий есть начал нехотя, а потом вошёл во вкус, свою половину подчистую съел.
– Пост сейчас, правда, не строгий. А мы с тобой сало вкушаем, грех это.
– Путникам и воинам можно. Да и отмолишь потом этот грех, невелик он. Это князя Андрея грешником назвать можно.
Александр уздечку одного коня привязал к седлу другого, вроде заводного коня получилось. В седло лихо взлетел. Фотий удивил, как заправский кавалерист сел, полы подрясника подобрав. Немного нелепо смотрелся, поскольку никогда ранее или позже Саша не встречал чернецов верхом. Пешком шли, на телеге ехали, на корабле плыли, но не верхом. Зато быстро до Юрьева-Польского доедут. Тихим ходом на дорогу выбрались и погнали. Саша думал – отстанет Фотий, оборачивался поперва. Куда там! Только подрясник на ветру развевается чёрными крыльями, как у демона. Редкие прохожие в испуге шарахались в стороны. Но уже к вечеру показался город. Приближаться не стали, спросили у мужика, что на подводе ехал.
– Скажи-ка, братец, кто в городе? Чья власть?
– Басурмане, чтобы им пусто было! Ворвались, людей побили.
Надежда, что смогут отдохнуть, поесть на постоялом дворе, испарилась. Александр спросил дорогу к Переяславлю. Мужик рукой показал, но добавил.
– Не ходили бы вы туда. Окаянные по сёлам и деревням шастают, как бы плохо не вышло.
– Благодарю за совет.
Село объехали стороной, выбрались на просёлочную дорогу. Пора думать о ночлеге, да и поесть бы не помешало. А ещё лошадей пустить пастись, напоить. Устали кони за переход, почти полдня на рысях шли. Дорога поворот делала, впереди крики послышались, из-за деревьев не видно ничего. Ещё полсотни метров – и вот они, татары. На средине дороги подвода с узлами. Один татарин ногами мужика лежащего бьёт, второй басурман девку за косы держит, третий ей сарафан задирает. Вскипел Александр, саблю выхватил, коня хлестанул, помчался на татар. Да не татары это были, монголы меднолицые. Кони басурман в сторонке, травку щиплют. Всполошились монголы, жертв своих бросили, сабли выхватили. Монгол, что мужика бил, успел саблю вскинуть для защиты, но Александр на скаку ударил его клинком по левому плечу, располовинил и дальше пронёсся, развернул круто коня и к коням монгольским. Надо не дать монголам до лошадей добраться и уйти. Где-то рядом басурман целый отряд, эти отбились, решили пограбить отдельно. Доскачут до своих, приведут подмогу. Убивать или калечить ни в чём не повинную скотину нехорошо, но выбора не было. Кони степняков выучены, без команды не убегут и к хозяину бегут по его свисту или крику. Слух у лошади отменный, своего монгола по звуку опознают безошибочно, даже в табуне. Александр подскакал, одному коню саблей в сердце ударил, другого по шее. Третий не стал дожидаться печальной участи, рванул вскачь. Монголы завопили возмущённо. Для них конь – это всё – транспорт, печка в холода, тягловая сила на водной переправе, даже еда. Вяленая конина – любимое лакомство для степняков, про кумыс и говорить не стоит, свежий, как молоко, пьют, а кислый многодневный хмелем в голову ударяет. Первый из монголов попытался в отместку Сашиного коня саблей пырнуть. Александр своим клинком ударил по чужому оружию, скверного качества монгольская сабля не выдержала, сломалась у эфеса. Мгновение монгол потерял, недоумённо смотря на обломок в своей руке, но секунда эта стоила ему жизни. Снёс Саша голову ему. А рядом уже второй, с вислыми жидкими усами, саблей машет, как ветряная мельница крыльями, шипит злобно. Саша с коня спрыгнул. Эх, щита не хватает, в монастыре остался. Монгол опытный, выпад сделает ложный и смотрит, как Саша отреагирует. Или время тянет, подмоги ждёт? Саша в цейтноте, в любую минуту татары налететь могут сворой злобной. Обрушил на монгола град ударов, тот отбивал умело. Но роста небольшого, как и все монголы, хотя были исключения. Этот фактор решил исход схватки. Саша момент улучил, пнул ногой в пах, монгол от боли согнулся, и Александр уколом в спину убил его. За спиной, на дороге, женский визг, мужской крик. Да что сегодня за день такой? Саша к повозке побежал. Мужик и девка руками назад показывают. Александр голову повернул, вдали несколько всадников, явно монголы, потому как русские на конях бунчуков не имеют.
Саша кричит.
– Мужик, на коня!
– А дочь?
– За тобой сядет, быстрее.
Мужик на заводного коня неловко взобрался, девку за руку втянул на круп, позади седла. Саша бегом к коню, подъехал к мужику, взял его коня за уздцы.
– Фотий, за мной!
И в лес. Сейчас главное – от монголов уйти. Ветки по лицу били. Саша пригнулся, лёг на шею коня. Скакун выбирал дорогу сам между деревьями, немного левее и сзади топал копытами заводной конь, ругался мужик, ветки его били, а если наклониться, будут бить дочь. Фотий скакал последним. Полчаса скачки, лес совсем густой, настоящая чаща. Счастье, что никто не выколол глаза, но лица у всех исцарапанные, как будто кошки драли. Остановились. Заводная лошадь дышала тяжело, всё же двоих несла, да мужик упитанный. Мужик сразу причитать начал.
– Всё добро на телеге осталось да лошадь! Разворуют ведь!
– Если тебе рухлядь дороже жизни, можешь вернуться. Дочку твою едва не снасильничали, в рабство бы забрали, а ты о барахле. Тьфу!
Мужик оправдываться начал.
– Нишкни! Послушать надо, нет ли погони?
Александр отошёл в сторону, прислушался. Тишина, лишь птицы поют. Басурмане – народ злой и злопамятный, за убийство своих сотоварищей карают, да ещё творчески обставив. Убить – слишком легко. Надо, чтобы убийца помучился. В котле его сварить живьём или содрать кожу и изгаляться – это хорошо, духи довольны будут. А на кол сажать – это развлечение для князей русских, как и медведем неугодного травить.