Несколько дней город жил суетно. Люди, уже имевшие опыт набегов и осад, прятали ценности, у кого они были. Кто побоязливее и осторожнее, вывозил свои семьи в отдалённые деревни в надежде, что не доберутся татары в глухомань. Фадей зашёл к Александру. Не успев поздороваться, начал возмущаться.
– Представляешь! Репьёв-то семью свою и рухлядь на ушкуй погрузил и сегодня утром отбыл. Я случайно на пристани был, его видел. Каково, а?
– Его дело.
– А кто город оборонять будет, если все, как крысы, разбегутся?
– Ты, я, сотни других.
– Это верно, не все такие.
– Если по уму-разуму, лучше бы всем семьи вывезти, и подальше.
– Это зачем?
– Если город осадят, чем меньше жителей, тем меньше провизии уйдёт, дольше продержаться можно.
– Так-то оно так. Но если семьи в городе, дружинник или ополченец биться с врагом упорнее будет, есть что защищать.
Александр Репьёва не осуждал, потому как знал из истории, что падёт город. И не только Владимир разрушен и сожжён окажется, а и десятки других городов – Юрьев, Муром, Суздаль, Переяславль, Углич, Ростов, Москва, Коломна, Ярославль, а уж более мелких, но не менее значимых, как Стародуб, или Романово, или Молога, не счесть. И людей погибнет несчитано, не меньше, чем при нашествии Батыя. В памяти людской и истории надолго останутся три крупных нашествия – Батыя, Тудана и Неврюя.
Князь и жители полагали, что есть ещё запас времени, успеют подготовиться. Но войско Тудана, как и всегда монголы, передвигалось стремительно. Пока часть нукеров брала штурмом Муром, основное войско шло вперёд. А главное – у каждого воина в поводу два-три запасных коня. Воин прямо на ходу пересаживался на другого, и скачка не останавливалась. Если русский конный дружинник проходил за день тридцать вёрст, то монгол – сто.
Появление чужих воинов на противоположном берегу Клязьмы было внезапным. Знали, готовились, но не так скоро. Стал бить набат, забегали жители, крик поднялся, суета. Случилось это в полдень. Городские ворота заперли, дружинники и ополченцы на городские стены взобрались, наблюдают. А басурмане прятаться не думали, вели себя по-хозяйски. Разбили несколько походных шатров для военачальников, костры развели, стали баранов резать, похлёбку варить. Добычи на русских землях уже много взяли, несколько больших обозов с трофеями уже в Сарай отправили. А ещё пленников множество, тысячи. Из рабства и плена никто никогда не возвращался, но редкие случаи были, когда родня выкупала. Или дворянина или военачальника князь. Дорого получалось, но татары деньги ценили больше человеческой жизни. Пленники умирали от недоедания, тяжёлой работы, замерзали. Но на смену умершим или убитым приводили новых. Бежать пытались, особенно летом, но пройти мимо дозорных в степи, где видно далеко, невозможно. А ещё пастухи вылавливали беглых рабов, получая вознаграждение. Одолеть тысячекилометровый путь от низовьев Итиля до Оки или Клязьмы, до русской земли, без подготовки, без коня нереально.
Войско басурман попыток переправиться не делало. Да и зачем? Разведку провести? Так дружинники и охочие люди князя Андрея город знали, как и его слабые места в обороне. Отдыхали после долгого перехода, пока мурзы, как назывались у татар бояре, совещались в шатре Тудана. И князь Андрей Городецкий там был, предатель и изменник. Разглядели народ и дружинники со стены князя и воинов его во вражеском стане, негодовали, посылали проклятия.
Александр с Фадеем тоже были на стене. У Саши буря чувств в душе. Предупреждал же он Дмитрия, что единоутробный брат его затевает заговор. Князь не сделал ничего – и вот результат. Конечно, остановить Дюденеву рать на подступах к городу невозможно ввиду значительного перевеса в силах. Но каким-либо образом вывести из игры Андрея надо было. Или братские чувства не позволили? Да что об этом рассуждать, когда поздно. Жаль, что из-за бездействия князя много народа погибнет, в основном мужчины, а женщины и дети будут уведены в полон. По мнению Александра, уж если получил власть, то и ответственность за вверенный тебе народ надо нести.
До вечера никаких событий не происходило, к вечеру ополченцы разошлись по домам, дружинники по очереди несли службу. Памятуя о десятке Пафнутия, Саша в безопасности себя не чувствовал. По приказу боярина Щепкина десятник мог открыть врагу ворота. Другое дело, что басурмане ночью не воевали. Они считали, что ночью боги им не помогают. А ещё не могут быть задействованы лучники, цель не видна. А лучники – главная ударная сила. Перед тем, как войскам противоборствующих сторон сойтись, татары пускали вперёд лучников. Те, не останавливаясь, крутили перед противником «карусель», непрерывно осыпая стрелами. Опытный лучник за минуту мог выпустить до десятка стрел, а за второй заход и вовсе опустошить колчан. Стреляли метко, луком учили владеть с малых лет, и через десяток лет лучник мог попасть в птицу в полёте. Почти каждая стрела находила жертву – всадника или коня. Бой ещё не начался, а у противника большие потери. Противник не выдерживал, начинал атаку, лучники успевали проскочить в коридоры, оставленные своими. Противник начинал теснить, ибо татары ставили немногочисленное войско. Татары бросались наутёк, но это была замануха. Противник, воодушевлённый бегством татар, начинал преследование, строй его расстраивался, вытягивался. Основные силы басурман нападали из засады с двух сторон, окружали, и начиналось «избиение младенцев». Такую тактику выработал ещё Чингисхан, и все последующие владетели Орды придерживались старых, но не дающих осечек традиций. Знал ли об этом князь Дмитрий? Хорошо уже то, что он не вывел дружину в чистое поле. За стенами обороняться проще. Во все времена потери штурмующих были в три раза выше защитников.
А на следующее утро татары начали переправу. Александр видел этот цирк в первый раз. Кони плыли, татары одной рукой держались за их хвосты, а другой – за надутые бурдюки. Десяток минут – и татарин уже на этом берегу. Сверху, со стены, казалось – вся река заполнена людьми и конями. Народ на стенах устрашился, татар были тысячи, а может, и десятки тысяч. Коней и татар сносило течением, и они выбирались на берег ниже города по течению Клязьмы.
Переправа – самая уязвимая часть марша. Сейчас бы князю с дружиной напасть, пока татары в воде, не дать им выйти на берег. Но князь не решился. Пусть победа была бы мала. Мурзы, оценив потери, переправу отменили бы, нашли другое место подальше от города, где не встретили бы сопротивления. Но такая победа, тактическая, не нанесшая татарам большого урона, оказала бы важное психологическое действие, воодушевила. Татары переправлялись деловито, нагло, как будто и не было рядом города и защитников. Александр почувствовал себя оскорблённым. Татары их ни в грош не ставят. Закипела кровь и не у одного его.
Но без веления князя открывать ворота и выходить на битву нельзя. Военачальник должен быть один, а он медлил, проявляя нерешительность. На глазах у негодующих русских ратников за день почти всё войско басурманское перебралось на берег, захватив изрядный плацдарм. Александр, видя активные действия неприятеля и полное бездействие князя, аж зубами от злости скрипел, желваки так и ходили на скулах.
И снова ополченцы вечером разошлись по домам. У каждого семьи, похлебать горячего да потешиться с супружницей. А рано утром набат поднял. Александр подхватился, оделся в несколько секунд. Натянул кольчугу, шлем на голову, в левую руку щит, саблей опоясался, выскочил на улицу. К стенам уже ополченцы бегут. А поздно! Рано утром продажные дружинники вроде Пафнутия открыли ворота. Явно сговор был, потому что отряды татар тихо ринулись в город, начали растекаться по улицам. Кто жил ближе к воротам, проснулись уже в тылу у татар. Вот и сейчас впереди крики раздались, звон оружия. Многие, как и Саша, в недоумении. Что за драка, с кем? А уже видно, как татары рубят ополченцев. У защитников из народа оружие самое разное, у кого сулица – короткое копьё, у кого меч ещё дедов. А шлемы или кольчуги редко у кого, как и щиты. Опять же выучка сказывалась, опыт. Татары разбоем жили, навык не терялся. А что спросить с офени или кожемяки, которые оружие раз в год держат в руках, да и то, чтобы от ржавчины очистить и смазать. Но нашлись несколько умельцев, схватившихся биться всерьёз, и вооружены были достойно. И Александр подоспел. Перед ним басурманин, а лицом вовсе не татарин. Татары европейское лицо имеют, кожа белая, глаза с широким разрезом. А у этого кожа медно-коричневая, скуластый, глаза как щёлочки. Настоящий монгол, степняк бог знает в каком колене. Враг взмахнул саблей, а Александр применил один из приёмов крестоносцев. Вскинул щит и ударил его краем в лицо монголу. Послышалось или в самом деле хрустнули кости? Монгол по инерции ударил саблей, попал по щиту, закричал и рухнул. Удар щитом не такой силы был, чтобы убить. Рядом скалит зубы ополченец с сулицей. Во время скоротечной схватки, когда Саша ударил монгола щитом, ополченец всадил сбоку рожон сулицы. Рожон – железный наконечник копья. На сулицах он невелик, в ладонь длиной, а на копьях дружинников в две ладони. Правда, на охотничьих рогатинах, с которыми на медведя ходят, такой рожон в локоть длиной, да с перекладиной. У одного ополченца Саша рогатину видел. Мощное оружие, такое против конницы применять с успехом можно, любого коня сдержит, убьёт. В уличном же бою слишком неповоротливо из-за длины избыточной.
А сеча на улице продолжается. На Александра седоусый монгол напал, глаза ненавистью горят. Рубился монгол яростно, саблей бил без перерыва, Саша только успевал под удары то щит подставить, то саблю свою, выжидая момент. Слева кто-то хекнул, и по голове монгола ударил топор-клевец, войдя в череп по рукоять. Оружие такое топором называется за схожесть. Вместо широкого лезвия, как на обычных топорах, у него четырёхгранное остриё, подобное клюву, отсюда и клевец. Ни одна защита – ни кольчуга, ни зерцало, ни кираса – от такого удара не защитит. Один недостаток – оружие ближнего боя из-за короткой рукоятки. Длиннее, чем у плотницкого топора, но мечу или сабле уступает.
Монгол рухнул, а на его место молодой заступил. Завизжал что-то, саблей взмахнул, Александр нанёс тычковый удар клинком в лицо, без замаха. И этот рухнул замертво. Шум стих. Саша осмотрелся. Десятка два монголов убиты, но и ополченцев не меньше полегло. Ещё десятка два живы, по сторонам озираются. Без командира любое воинство – сброд. Александр скомандовал.
– Подобрать оружие и щиты у убитых.
Подействовало. Кто саблю взял, кто щит, а двое расстегнули ремешки, сняли шлемы, на свои головы одели. Жаль, шлемов было всего два, шишаки. На улице монголов не видно, но впереди, на перекрёстке, в полусотне метров, видны сражающиеся.
– Вперёд! Бей, руби, коли! – заорал Саша и бросился к перекрёстку.
Ни один не остался, побежали за ним, топот сапог, воинственные вопли. Врубились в татар с фланга. Александр с ходу срубил одного, зачал биться с другим. Монгол роста невысокого, но в плечах широк, силён. Сабельные удары сильные. Саша подловил момент, нанёс удар, монгол щитом прикрылся, приоткрыв нижнюю часть. Саша сильно пнул его носком сапога в колено. От боли, неожиданности монгол рухнул на колено, и Александр ударил его саблей по шее сбоку. У монгола на голове плоский шлем – мисюрка, грива из конских волос. Сабля дамасская часть шеи монгола разрубила, а снести голову волосы помешали, не хуже стальной бармицы. Пришлось вторым ударом добить. Зато Саша уяснил сразу. Не для красоты у монголов пучки конских волос на шлемах, для защиты. Потому удары сзади по шее наносить не стоит. Всякий опыт – сын ошибок трудных. И ещё обратил внимание – монголы наносят рубящие удары сверху, а колющие – нет. Кривизна сабли не позволяет или учили так? Надо воспользоваться. В бою анализировать некогда, тело само действует – глаза, руки, всё получается как бы механически. Понятно, сказываются опыт и приобретённые навыки.
На Сашу напал монгол. На его круглом щите намалёваны красной краской какие-то буквы или символы. Александр тогда не знал, что перед ним уйгур, одна из союзнических наций монголов. Монголы не имели своей письменности, а уйгуры обладали ею, и в армии монголов их зачастую использовали как писарей. Народность малочисленная, письменности их никто из европейцев не знал и перехваченное письмо или приказ хана или мурзы прочесть не мог. Для Александра что монгол, что уйгур – на одно лицо. Противник нанёс несколько ударов саблей сверху, неожиданно для самого себя Саша упал, ударил саблей по ноге врага, не прикрытой бронёй, отрубив её ниже колена. Уйгур рухнул, и Саша добил его колющим ударом. Вскочил, а со стороны ворот к перекрёстку, где идёт бой, бежит новая группа монголов. Через секунды ополченцы окажутся зажатыми в клещи превосходящими силами. Надо делать ноги.
– За мной! – приказал Александр.
Перескакивая через мёртвые тела, побежал к монастырю, до него недалеко, метров двести. За Сашей побежали другие. Лишь бы монахи открыли дверь в воротах, иначе преследующие ополченцев татары перебьют их под стенами. Видимо, монахи наблюдали со стены. Перед ополченцами распахнули дверь, и все владимирцы успели заскочить в монастырь. Дверь тут же закрыли. Ополченцы хватали воздух открытыми ртами. Такой спринт, да с оружием, после сечи, был серьёзной нагрузкой.
Привратник Фома Александра узнал.
– Тяжело в городе?
– Татары прорвались. Думаю – открыл им кто-то ворота.
На стенах монастыря монахи с оружием. У кого лук и колчан за спиной, у других мечи, сулицы. Монастыри были не только оплотом веры, но и своеобразными крепостями на наиболее вероятных путях продвижения врагов что на северах русских, что на южных рубежах, что у городов древних. Почти все имели толстые высокие каменные стены, прочные ворота. Многие из чернецов в монастырях сами воинами когда-то были, умели держать оружие в руках. С появлением пороха и пушек на Руси все монастыри обзавелись новым оружием. В монастырях при нашествии неприятеля укрывались местные жители, для этого имелись запасы провизии длительного хранения – сушёное мясо, вяленая рыба, сало, мука, сухари, соль. В каждом монастыре источник воды – родник или колодцы, и жажда защитникам не грозила. Татары на Владимир напали рано утром, без длительной осады, и жители близлежащих кварталов в большинстве своём не успели укрыться в монастыре. По крайней мере, Александр увидел небольшое их число во дворе.
Монголы, поколотив в ворота ногами, ушли. Монастырь никуда не денется, надо успеть взять трофеи в городе, пока их не забрали другие. Жалованье нукеры ордынские не получали, и трофеи – важная часть их дохода, смысл войны.
Отдышались. Александр обрадовался, что вышел из мясорубки живой и даже не ранен. А ополченцев погибло много, сам видел убитых. Если кто и ранен был, татары после боя, по своему обыкновению, добивали. Учитывая, что противники превосходили в силах многократно – повезло редкостно. Рядом Фотий появился, в рясе и с сулицей в руках. Вид нелепый. Ему какое оружие подай, обряди в кольчугу, щит в руки, а всё равно видно – не вояка. Потому что лицо благородное, смиренное. А главное – глаза не воина. Жестокости в них нет, готовности врага убить. Умереть за веру, за город или страну – дело нехитрое. Не умирать надо, врагов убивать нещадно, тогда ни у какого врага мыслей не возникнет напасть. Убей два, десять, сто врагов – мечом, копьём, стрелой, да хоть зубами загрызи! Тогда умереть можешь.
В монастыре, во дворе, развели костёр, в большом котле стали кашу варить. Едоков-то прибавилось. К Александру настоятель Иов подошёл.
– Тебя, если не запамятовал, Александром нарекли?
– Так и есть.
– Кто у вас старший?
Александр замешкался, а ополченцы на него руками показывают.
– Он и есть.
– Тогда распредели своих воинов по стенам, пусть караул несут. Если что надо – к ключарю Варфоломею обратись. Он из бывших десятников суздальских, за оборону монастыря отвечает.
– Понял, отец настоятель.
– Да храни вас Господь!
Наместник перекрестил ополченцев. Александр скомандовал.
– Постройся в шеренгу по два.
Мужики долго толкались, но встали.
Саша пересчитал. Восемнадцать человек разного возраста. Оружие самое разнообразное, а у двоих его нет.
– Где оружие? – строго спросил Александр.
– У меня сулица была, ткнул басурманина в грудь, а вытащить не могу.
– А ты? – обратился ко второму.
– Топор был, потерял, когда убегали.
– Оружие воину терять – подобно измене! – возвысил голос Саша. – Без оружия ты не воин, а баба, баран на заклание! Найди ключаря Варфоломея, пусть подберёт что-нибудь, чем владеть умеешь. А впредь случится подобное, будешь порты да исподнее стирать.
Потерявший топор стоял, понурив голову. Саша продолжил.
– Первая шеренга, разделитесь по двое и на стены, стены четыре. Будете за басурманами наблюдать. В полдень вас сменят ополченцы из второй шеренги. В случае, если татары на приступ пойдут, сообщить старшему из монахов, подать сигнал, мне сообщить.
– А какой сигнал? – спросил кто-то.
– Кричать, бить в колокол или щит, шуметь одним словом. Кому оружие нужно – к ключарю. Вопросы есть? Нет, тогда первая шеренга в караул.
Александр сам пошёл к ключарю вместе с Никифором, как звали мужика, потерявшего топор. Варфоломей предупреждён настоятелем был, спросил только.
– Что из зброи надо?
Никифор высмотрел боевой топор. Ключарь кивнул.
– Владей.
Александр же увидел арбалет, а рядом пучок болтов к нему.
– Можно я возьму?
– Пользоваться умеешь ли?
– Владел.
– Тогда забирай.
Александр забрал. Сабля на стене монастыря пригодится только при штурме татарами, а арбалетом урон неприятелю со стены нанести можно. Отошёл в дальний угол, поставил деревянный чурбан в виде мишени, отсчитал сто шагов. Разобрался с рычагом для взведения тетивы, болт положил, прицелился, выстрелил. Промах! Болт выше деревяшки прошёл. А второй угодил в центр. Ага, надо при стрельбе учесть. Всё оружие – меч, щит, лук, арбалет – сделано вручную, и один образец сильно отличается от другого. Меч может быть короче или длиннее другого, иметь другую балансировку. Так же и арбалет. К каждому изделию привыкнуть надо, всё же не промышленная сборка. Впрочем, отличаются даже автомобили, собранные на конвейере.
Александр сам на стену поднялся, и увиденное его не обрадовало. Кое-где горели избы, и серый дым поднимался в небо. По всему городу крик, вой, стенания. То и дело пробегают татары, причём уже с узлами в руках, с награбленным добром. Один совсем недалеко. Александр зарядил арбалет, прицелился, нажал рычаг. Попал, ко всеобщей радости ополченцев и монахов на стене. Татарин упал, но его узел деловито подобрал другой, утащил. На монастырь никто из татар не обращал внимания, занимались грабежами. А через некоторое время по улице прогнали пленных, молодых парней и девушек. Все связаны одной верёвкой. И охраняет их один татарин с саблей наголо. Далеко, метров сто двадцать, если не больше. Не попасть. Но Александр стерпеть такого не мог. Зарядил арбалет, но его опередил монах. Вскинул лук, щёлкнула тетива, и татарин получил стрелу в брюхо. Пленники хотели разбежаться, да связаны. Кто-то сообразил, подошли к сабле, оброненной татарином, саблей верёвку перерезали. Большая часть к монастырю побежала, а один парубок саблю себе забрал и кинулся в город. Монахи отворили дверь, впустили бывших пленников, на шее обрывки верёвок. Уже оказавшись в монастырском дворе, освободились от них. Девушки в слезах, сразу начали об обидах рассказывать. Парни потребовали оружие.
– А владеть им кто-нибудь умеет? – спросил один из монахов.
Потупились, молчат.
– Тогда камни на стены поднимайте. Если приступ будет, начнёте швырять в неприятеля.
Памятуя, как мамлюки подожгли ворота и проникли в Акру, Александр подошёл к ключарю.
– Надо бы арки у ворот камнями завалить.
– Это зачем же? Как людей, спасающихся от басурман, в монастырь впускать будем?
– Верёвками на стену поднимать.
– Ишь, чего удумал! Ворота дебёлые, а у татар таранов я не узрел.
– Долго ли их соорудить? Леса вокруг города полно.
Ключарь задумался, потом принял соломоново решение.
– Одни ворота, дальние, завалим, так и быть. А эти, что к городу выходят, не будем.
Хотя бы так. Всё же прислушался ключарь к словам Александра. Помощники из молодых парней встали цепочкой, стали камни передавать. За половину дня арка оказалась завалена камнями почти доверху. Конному не пройти, а человек по самому верху, где оставалось тесное пространство, протиснуться может. Но действовать у него не получится, а стало быть, копьём его заколоть можно, как жука. Стены монастырские не разрушить – толстые, мощные, если только камнемётами. Но эти устройства требуют для создания опыта и знаний. Сам камнемёт прост, из брёвен за день сделать можно десятку плотников. Секрет в жилах воловьих, которые скручиваются, придают рычагу скорость, как пружина. Такой камнемёт называется баллистой. Татары использовали в походах на Русь для разрушения стен или ворот крепостей камнемёт попроще. В Европе он назывался требюше, на Руси – порок. Похож на баллисту, но действует силой гравитации. Длинный, метров десять рычаг установлен на П-образной поперечине. На коротком плече находится большой тяжёлый камень, на длинном, в петле, метательный снаряд: камень, горшок с горящей нефтью или – для устрашения – отрубленная голова. Обычно порок метал камни весом в пуд на дистанцию 160–180 метров и укладывал их в круг диаметром в пять метров.
Первые пороки использовали татары в походе на Владимир в 1238 году, в том же году с их помощью захватили Торжок и Козельск. В усобных войнах князей пороки не использовались. Пороки применялись до 1426 года на Руси, затем их вытеснили пушки, первое упоминание о которых в Софийских летописях встречается в 1382 году, в Тверской – в 1389 году, в Псковской в 1394 году, а в Новгородской – в 1401 году.
Более суток к монастырю татары не подступались. Потом подскакал монгол.
– Эй, урусы! Отворите ворота и сдавайтесь.
– Испугал! – закричали со стены. – Попробуй взять нас!
– Бабай приедет к вечеру, настоящий шаман, служитель Тенгри. Пожалеете!
Всадник ускакал. К вечеру в самом деле явился бабай, по-русски «дед». Одеяние странное – в шкурах, на груди ожерелье из клыков и костей медведя, в руках бубен. Начал кривляться, в бубен бить, приплясывать. Ну, вроде как отвара из мухоморов отведал. А может, и в самом деле так было. На его вопли и бормотание на забороле вещал Фотий. Заборол – площадка для воинов с внутренней стороны стены. Чернец громко начал читать молитву для защиты от дьявола и нечистых сил. Монах крест перед собой держал. Как Александр лучника татарского у изб заметил, сам не понял. А только рванул чернеца за подрясник, и тут же стрела просвистела, да мимо. Стоял бы Фотий, быть ему убиту. Ополченцы на такое злодейство обозлились, стали шаману кричать.
– Уходи, нечистый, а то стрелами посечём.
Видимо, не очень надеялся шаман на защиту своих духов или богов. Послал проклятия и ушёл. Спокойное время закончилось. А скорее всего, степняки город уже захватили и выпотрошили, подошло время монастыря. Там есть чем поживиться – оклады икон серебряные, церковная утварь – кресты, чаши и курительницы для ладана золотые, есть что взять.
Утром со стены крики караульных.
– Басурмане на приступ пошли! Все на стены.
Саша спал, не раздеваясь, в кольчуге, только шлем на ночь снимал да пояс с саблей. Прихватив саблю и надев шлем, взбежал на стену. К монастырю сотни две татар бегут, в руках лестницы держат. Не иначе – в городе собрали. Вокруг монастыря рва не было, что штурм облегчало. Татары лестницы приставляли и лезли. Да вот незадача, коротковаты лестницы, до верха стены не достают. А защитники уже камни вниз мечут. Не одного татарина покалечили или убили. Отступили татары. Но Александр понял – ненадолго, упрямый народ. И басурмане сделали попытку поджечь монастырь. Через стены во двор полетели стрелы с зажжённой паклей. Впрочем, вреда не причинили. Монастырские стены, здания и хозяйственные постройки из камня, не горят. Огненный дождь быстро прекратился, татары поняли тщетность попыток.
Наступило затишье, защитники успели покушать кулеша, запить сытом. И вдруг тревожные крики караульных, затем тяжёлый удар по дальним воротам, которые были завалены камнями. Чернецы и ополченцы бросились на стены. Татары соорудили примитивный таран – к бревну скобами прибили жерди и сейчас били в ворота. Настоящий таран с ударного торца всегда окован железом, подвешен на цепях к хребтовой балке, сверху дощатая крыша как защита от камней, смолы или стрел защитников крепости. Ничего этого не было. Но в полсотне метров от монастырских стен стоял отряд лучников, стоило чернецам неосторожно высунуться, чтобы оценить опасность, как двое из них сразу пали, пронзённые стрелами. Ключарь Варфоломей сразу закричал.
– Не высовываться, если не хотите живот потерять! Бросайте вниз камни!
Под словом «живот» понималась жизнь, а не часть тела. Защитники стали кидать камни со стены. Получалось вслепую, не видя противника. Но и сами недосягаемы для стрел были. Тем не менее камни достигали цели, снизу послышались стоны раненых, вопли, ругательства. Татары уносили увечных, на их место вставали другие, и таран продолжал бить. Был слышен треск и хруст. Варфоломей обеспокоился, сбежал со стены, за ним Саша. Полезли на груду камней, в щель между валунами и верхом арки. К удовлетворению обоих, ворота были целы. Камни подпирали ворота изнутри, вес их огромен, а дубовые, кованные железом ворота не поддавались. Саша с трудом пробрался к самым створкам, нашёл щель вверху, присмотрелся. Передний конец бревна, используемый в качестве тарана, был измочален. Вот откуда слышен хруст и треск. Он выбрался назад, кивнул Варфоломею.
– Целы ворота, ни трещинки. Камни их подпирают, с петель сорваться не дадут.
– На совесть деланы. А ты молодец, что с камнями подсказал.
Татары бросили затею с тараном, оставили бревно у ворот. Уже вечер, видимо, решили устроить передышку, обдумать, как монастырь взять. Он у них сейчас как бельмо в глазу. Защитники после ужина спать улеглись, караулы бодрствовали. Утром со звонницы, самого высокого места, сбежал чернец и к Варфоломею.
– Уходят басурмане!
– Не может быть! – не поверил ключарь.
И сам полез по крутым ступеням на звонницу проверить. Александр за ним увязался. Увиденное удивило. Конные татары выезжали из города, но не назад, в сторону Мурома, к Орде, а через Московские ворота.
– Не иначе к Переяславлю или на Москву пошли, – пробормотал ключарь.
– А не на Суздаль? Он ближе всего.
– Нет, то по другой дороге надо.
Александр и Варфоломей остались наблюдать. Оказалось – татары вышли не все. Через какое-то время ещё один отряд басурман вышел из города на Суздаль. А ещё остались во Владимире, мелькали на улицах и конные, и пешие.
– Дай Бог, отсидимся, – сказал ключарь.
– Твои слова да Богу в уши.
Александр не верил, что татары ушли. Какая-то часть, возможно, значительная, но не все. Как же – монастырь не ограбили, а там ценности. Ради чего тогда пришли? Он не ошибся. Ближе к полудню татары пошли на штурм. На сей раз они закидывали железные кошки и карабкались по верёвкам, на которых были завязаны узлы для удобства. Видимо, заставили делать кошки наших местных кузнецов, кто остался в живых. Штурмовали сразу с трёх сторон, разом, да много, не меньше двух сотен. Чернецы и ополченцы все на забороле, но их от силы семь десятков. Варфоломей кричит.
– Рубите верёвки!
У кого из защитников топоры, мечи, сабли были, принялись резать и рубить верёвки. А у кого сулицы, копья или луки были, подвели. Забрались к ним татары, бой на площадках закипел. Александр сразу туда кинулся. Стоит татарам захватить небольшой участок, туда подтянутся другие, расползутся, как тараканы, не выбить тогда, монастырь обречён будет. Налетел ястребом, одного монгола зарубил, второго ударил ногой, и тот рухнул внутрь двора, на камни. На него сразу девушки набросились, забили камнями и палками. Лучники татарские не стреляли, боялись своих задеть. Убитых басурман по возможности бросали со стен наружу, нечего им здесь смердеть. Александр троих зарубил, ополченцы не сдрейфили. Недостаток боевого опыта компенсировали отвагой, яростью. Штурм продлился недолго, не более часа. Татары понесли ощутимые потери, но ворваться на стены не смогли. Но и защитники потеряли убитыми полтора десятка да раненых столько же. Ещё два таких приступа, и монастырь защищать будет просто некому. Пока затишье, раненых перевязали, здесь монах Серафим отличился. А убитых, отпев, похоронили в дальнем углу, на монастырском кладбище. По всем традициям полагалось на третий день предать земле, но время неподходящее, война. И ещё неизвестно, останутся ли завтра живые защитники. В некоторых кельях монахи-затворники, старцы древние, немощные. Они в руках держать оружие не в силах, но молились усердно для победы над ворогом лютым, порождением дьявола, исчадием ада. До ночи больше попыток штурма не было. За ужином Варфоломей, сидевший рядом с Александром, наклонился и тихо сказал.
– Суздаль пал.
– Откуда известно?
– Я со стены дымы видел в той стороне, стало быть – ворвались.
Видел Суздаль издали Александр. Городские стены деревянные, как и избы внутри. В плане осады плохо, поджечь легко. Обычно татары сначала город захватывали, грабили, выносили всё, имеющее мало-мальскую ценность, уж потом поджигали. Видимо, суздальцы сопротивлялись отчаянно, обозлили татар, что те подожгли город. Так позже в Козельске было. Небольшой город неоднократно за свою историю подвергался нападениям неприятеля, но держался всегда стойко, до последнего защитника, за что сожжён был и разрушен завоевателями многократно. Но, как птица Феникс, всегда восстанавливался. Упорство и отвага, достойные восхищения и примера.
По тёплому времени года почти все защитники монастыря спали на улице. В кельях прохладнее, зимой и летом почти всегда одна температура из-за толстых каменных стен. Александр уже засыпал, как кто-то тронул его за руку. Вскинулся он, открыл глаза – ключарь рядом, палец к губам прижал.
– Тс! Идём со мной.
Ключарь завёл его в жилое здание, где монашеские кельи были, зажёг свечу.
– Ты, я смотрю, человек надёжный и боец опытный. Чувствую я, монастырь продержится день-два, не больше. Стены хоть и надёжные, однако защитников мало.
– Ты к чему клонишь, Варфоломей?
– Покажу сейчас. Ты путь запоминай.
Хм, загадками говорит ключарь. Зрительная память у Саши хорошая. Поворот влево, прямо по коридору, потом вправо и по ступенькам крутым в подвал. Серьёзная дубовая дверь, здоровенный навесной замок.
– Подсвети! – Ключарь протянул Александру свечу.
Ключарь снял с пояса связку ключей, нашёл нужный.
– Вот этот, ты приглядывайся.
– Зачем мне?
– Позже поймёшь, сейчас запоминай.
Ключарь отпер замок, открыл дверь. Дохнуло тёплым, затхлым воздухом. Ключарь вошёл первым, за ним Саша. В подвале тоже коридоры, запертые двери, за которыми кладовки. Ключарь – как заведующий хозяйством в монастыре. Варфоломей дошёл до торцевой стены, тупик.
– Кирпич видишь? Вроде выступает из кладки слегка. Дави!
Александр надавил, что-то щёлкнуло, часть стены отворилась, образовав проём. Сразу потянуло сквозняком, пламя свечи заколебалось.
– Тайный ход? – догадался Александр.
– Угадал. На берег Клязьмы выходит, в овраг. Но о том никому. До сего времени о ходе знали двое – настоятель и я, теперь ещё ты.
– Ты мне для чего ход показал?
– Думаешь, для того чтобы сбежать в последний момент? Нет, важнее дело есть. Я приготовлю мешок, в нём главная ценность – Владимирская икона Божией Матери. Кресты золотые, чаши серебряные – всё тлен, восстановимо. Коли нас перебьют всех басурмане, уходи сюда и икону прихвати. Осторожно уйди, спрячь в надёжном месте. Рано или поздно, мыслю к зиме, уйдут татары, чернецы появятся. Вот им и отдашь. Что без образов монастырь или храм? Просто дом, каменный или деревянный, не суть главное.
– Подожди. Ты что, на себя не надеешься?
– Эка хватил! Ты моложе, круткий, видел я тебя в схватке. А у меня лета долгие за спиной. У тебя больше шансов выжить. Не о себе хлопочу, об иконе. Не должен образ сей в руки басурман попасть.
– Уяснил, исполню в точности, если сам жив останусь.
– Постарайся. И язык не распускай, тайну великую тебе доверил.
– Ответь на один вопрос. Почему я? В монастыре молодые монахи есть, послушники.
– Э, сам понимать должен! Чернец – он божий человек, к миру плохо приспособлен. А ты удачлив, это важно. Вон лечец наш, Серафим. Когда тебя осмотрел зимой, сказал – не должен ты был выжить, а ты вот он, передо мной стоишь. Стало быть – высшие силы к тебе благоволят.
Александр о такой стороне и подумать не мог. А Варфоломей запомнил и учёл. Вышли из подвала, ключарь двери запер.
– Ключ сейчас не дам, мне самому он нужен, кое-что в подвал спрятать. Заберёшь у меня, коли убьют.
– Да не хорони себя раньше времени! – возмутился Саша.
– Видение мне было, не переживу завтрашнего приступа.
Вот ведь странные люди, верят в видения, сон это просто! Однако всё сбылось, как предсказал ключарь, уже следующим днём.
Татары пошли на приступ. Забрасывали кошки на стены, а кроме того, принесли длинные лестницы. Монастырь штурмовали со всех четырёх стен. Нескольких человек Александр сразил из арбалета, но в запасе было всего десяток болтов. Потом взялся за саблю. Бой отчаянный кипел, беспощадный, уже на самих заборолах. На месте убитого татарина возникал другой. Но ряды защитников таяли, татары стали с заборола спускаться уже во внутренний двор, стали связывать девушек. Им не повезло во второй раз попасть в плен. Александр осознал – это конец, монастырь будет захвачен с минуты на минуту, бьются только с десяток защитников. Поискал глазами Варфоломея. Видение ключаря оказалось пророческим, Саша увидел его лежащим недвижно с окровавленной головой. Спрыгнув с заборола для экономии времени, побежал к ключарю, сорвал с пояса связку ключей и к жилому корпусу. И едва не получил удар копьём в живот, рожон слегка оцарапал кольчугу, но кольца не прорвал. Глядь – а это Фотий.
– Бросай копьё, бежим!
– Я буду обороняться, в кельях старцы!
Объяснять ему было некогда. А убьют его татары быстро. Александр схватил его за запястье, жёстко, без варианта вырваться. Потащил за собой. Копьё мешало, цеплялось.
– Брось его!
Загремело железо. Стоп, без свечи или факела нельзя, набьёт в подвале шишек, заблудится, а дело не сделает.
– Фотий, где свечи?
А в закрытую Фотием на засов дверь уже стучат татары – ногами, кулаками, оружием. Фотий нырнул в боковую дверь, вышел с двумя свечами, одну успел зажечь от лампадки. Александр двигался вперёд. Поворот, коридор, спуск в подвал. Свет скудный, колеблющийся. Запертая дверь.
– Держи свечу ближе! – скомандовал Саша.
Из связки ключей выбрал нужный, отпер замок.
Фотий возмутился.
– Это хозяйство ключаря, без него входить не можно!
– Молчи за ради Бога, потом объясню! – взмолился Саша. – Ключарь убит, я сам видел его мёртвым, но он кое-что завещал мне сделать.
Вошли в подвал. Саша запер за собой железный засов. Татары, когда ворвутся в жилой корпус, в первую очередь по кельям кинутся – грабить. В подвал побегут в последнюю очередь, если вообще до него очередь дойдёт. Саша быстрым шагом прошёл до торцевой, глухой на вид стены, нажал кирпич, щёлкнуло. Фотий, увидев открывшуюся дверь, онемел от изумления. За дверью, прислонённый к стене, стоял холщовый мешок.
– Бери его, неси осторожно, я первый пойду.
Фотий взял мешок, ощупал.
– Да здесь никак икона!
– Угадал. Мне завещал её сохранить Варфоломей, вечная ему память!
– Так бы сразу и сказал. Я уж подумал – не за монастырскими ли ценностями ты полез?
– Как ты мог подумать? Я похож на грабителя?
Александр поднял свечку. Должен быть какой-то механизм, закрывающий тайный ход. Увидел на стене рычаг, нажал. Рычаг подпружинен, пришлось применить силу. Дверь закрылась со щелчком. Но ни скрипа, ни заеданий. Видимо, ключарь смазывал механизм, следил за сохранностью хода. Все старые постройки имели такие ходы на случай внезапного нападения для спасения владельцев и домочадцев. Были такие в имениях бояр, в крепостях, даже царских покоях. Другое дело, что не все обитатели могли ими воспользоваться, пример – император Павел при покушении в Михайловском замке Санкт-Петербурга, где был убит. Во многих дворцах ходы устраивались внутри толстых стен, имели оконца в разные комнаты, подслушивать и подсматривать. По таким ходам можно было обойти все этажи или спуститься в подвал, откуда выйти через длинный ход к пристани, где ждала лодка, как в Гатчине. Обитатели дворцов и имений никогда не были в уверенности, что не совершится покушение, и всё равно были убиты тем или иным способом. Если нельзя зарезать, можно отравить, подкупив повара. Традиция использовать яды появилась в Римской империи, потом её позаимствовали в Венеции и Византии. Не отставали монголы в Золотой Орде. Так, Александр Невский был отравлен медленнодействующим ядом в Орде и умер на обратном пути на Русь.
Продвигались по ходу медленно, Александр опасался ловушек, а ещё обрушений. Всё же конница татарская прошла, большая масса могла продавить землю. Лёгкий сквозняк был, указывающий на выход к поверхности. Что неприятно было – пыль, паутина, а ещё летучие мыши, висевшие вниз головой на стенах и потолке. При приближении они противно пищали, шевелили перепончатыми крыльями, скалили пасть с острыми зубами. Фотий крестился.
– Господи помилуй! В преддверие ада попал! Вампиры, как есть кровососы! Всё за грехи наши!
Сколько метров шли, непонятно – сто, триста? Как угадать, когда никаких ориентиров нет? За ходом следили, держали в порядке. Кое-где старая деревянная крепь была заменена. Впереди забрезжил свет. Фотий обрадовался.
– Ты погоди радоваться, не торопись. Нам осмотреться надо.
Александр погасил свечу.
– Стой здесь.
Выбрался к выходу. Ловко устроили! На крутом склоне, да в кустах орешника. Саша выбрался, огляделся. Городская стена в сотне метров, река Клязьма в двадцати шагах и ниже. Явно с расчётом на эвакуацию на лодке или лодье. Но сейчас берег пустынен. Саша вернулся в подземный ход. Фотий сразу спросил.
– Что там?
– Ты ожидал боярские или княжеские чертоги увидеть? Берег реки впереди, а город сзади. Лодки нет, придётся сидеть до ночи и уходить пешими.
– Ох, горе-то какое! Сгинул монастырь и чернецы!
– Про город забыл помянуть. Жителей, кто не убит, не замучен, в плен уведут, в рабство вечное.
– Все под Богом ходим.
– Так почему Всевышний бесчинств и непотребства не видит, не остановит?
Фотий молчал, потом выдал.
– Грехов на нас много. А поможет он освободиться от татар руками людей. Вот твоими, например.
– Что я один могу? Их тысячи или десятки тысяч, кто считал. Ладно, не будем языками попусту молоть. У тебя знакомые в сёлах, деревнях есть?
– Откуда, я не мирской человек. Один ты и был.
– Плохо. Надо икону в надёжное место спрятать. Иначе нарвёмся на татарский разъезд, быть беде.
– Верно. Куда думаешь идти?
– В сторону Белоозера. Там монастыри, храмы. Туда басурмане не дойдут.
– Ближе города есть. Суздаль, Переяславль.
– Забудь. Суздаль горел вчера. А ещё много конницы по направлению к Москве пошло. Нам больших дорог сторониться надо, лесом идти.
Летом в лесу и грибы, и ягоды есть, с голоду помереть не получится, ручьи и реки в избытке. Дикое зверьё сытое, не нападёт. И от мороза не замёрзнут, август тёплым выдался.
Сидели тихо до вечера. По ночам на захваченных землях татары сидели в городах или, если в набеге, в биваках. Жгли костры, варили баранину. Караул, конечно, был. Но по дорогам не шастали. Русские – народ дикий, нападут с вилами да цепами. А в лес предпочитали даже днём не соваться. Степняков, выросших на открытых пространствах, лес пугал. Ничего не видно больше чем на десяток шагов, лошади ноги ломают в барсучьих норах, а главное – конница для удара разогнаться не может, и лучники цель не видят. Все преимущества ордынской тактики обстрелов противника издалека из луков, обходов, мнимых отступлений теряются. А русы из-за каждой ёлки могут выйти и дубиной огреть. Да и какие в лесу трофеи? Татары не воевать ходили, на всякой войне потери всегда с двух сторон. Трофеи – вот что их привлекало. Как нукер явится в свою кибитку пустой, без полных трофеями перемётных сумок, без рабов? Кто стада пасти будет, делать кумыс, стирать, согревать в постели зимними ночами, собирать кизяк, стричь овец? Вот чего у татар не отнять, так это жёсткой дисциплины. Ещё со времён Чингисхана повелось. Струсил один в бою – казнили весь десяток, струсил десяток – казнили сотню. В монголо-татарском войске действовала десятичная система: десяток – сотня – тысяча – десять тысяч воинов. Десять тысяч назывался тумен, изменившись в русском языке на тьма. И военачальник назывался темником, например Мамай из крымского ханства. У русских, по примеру армии Александра Македонского, была система двенадцати, дюжина. Двенадцать – двадцать четыре – сорок восемь. Через десятилетия, столетия подчинения Орде русские переняли десятичную систему и конницу как главную ударную силу. Ранее признавался главным пеший строй, а конница в небольшом количестве была у княжих дружин. Да, собственно, и все команды лошадям русские переняли от татар – тпру, но, впрочем, как и мат, ядрёный и забористый.
По темени двинулись спокойно. Мешало, что нет карты. Местность Александр знал приблизительно. Белоозеро должно быть от Владимира на северо-северо-запад. А уж сколько вёрст до него, Саша не знал. Добрались до деревеньки в десяток изб. Сначала обрадовались – куском хлеба разживутся, дорогу узнают. А увидели трупы, разоренные избы.
– Пошли отсюда, Фотий.
– Верно. Не деревня, а погост.
Побывали здесь басурмане, а жители не успели укрыться в лесу. Выбрались на грунтовую дорогу, легче шагать стало. В лесу опасаешься наткнуться на ветку да выколоть глаз в кромешной тьме. Небо тучами затянуто, луны не видно. Не говоря о звёздах. К утру вышли ещё к одной деревне. Петух закукарекал, дымом от печи пахнет, не пожарищем. Постояли, послушали. Нет здесь чужаков, поскольку живность голос подаёт. То корова замычала, время доиться подходит, то свинья хрюкнула. Двинулись к деревне. Их услышав, залаял цепной пёс. Хлопнула дверь избы.
– Кто такие? – грубый мужской голос. – Подите прочь, пока дреколья не отведали.
Фотий ответил:
– С Владимира мы, от басурман бежим.
– От басурман?
Мужик со здоровенным колом в руках вышел на улицу, все избы которой стояли с одной стороны. Похоже, мужик был не в курсе.
– Не знаешь разве, что Владимир под татарами? На меч взяли.
– Ой, беда! Не слыхал. Да вы пройдите в избу.
На Руси всегда путников и богомольцев поили, давали кусок хлеба, а то и кашей кормили. С утренних сумерек вошли в избу, где горели несколько лучин. Мужик, как увидел при тусклом свете парочку беженцев, рот разинул. Александр в полном боевом облачении – шлем, кольчуга, саблей опоясан, только щита нет, потерял в бою. И весь в каплях засохшей крови. Рядом чернец с мешком за плечами. Сочетание странное. С печи свесилась голова седобородого деда.
– Калики перехожие? – подслеповато прищурился он.
– Беглецы из Владимира, говорят – татары захватили.
– Вона как! Пора нам в землянку в лес переселяться до зимы от беды подальше. Ты людей-то накорми, небось хлебной крошки во рту давно не держали.
Александр попытался припомнить. Вчера утром завтракали, а больше не ел. Голод ощутил, усталость. Фотий, а за ним и Александр перекрестились на красный угол, где иконы висели. Хозяин предложил Саше.
– Пойдём во двор, к колодцу, обмоешься.
Александр лицо и руки обмыл, потом шлем и кольчугу. Заметил, что хорошо бы поддоспешник войлочный поменять, потом пропах и тоже в крови. Но это до лучших времён.
Обоих усадили за стол, поставили по миске толокняной затирухи, по паре кусков ржаного хлеба. Дождавшись, пока незваные гости поедят, хозяин подступил с вопросами.
– Много ли людей живота лишились?
– А кто считал? Много, сам к монастырю пробивался, мёртвыми телами улица полна. Кроме того, татары в плен людей гонят.
– Так вы в монастыре оборону держали?
– В нём, монастырь дольше всех держался, но пал.
– Потому ты с чернецом, – дошло до хозяина.
Фотий, до того молчавший, подал голос.
– Поблизости церкви есть?
– Как не быть? Версты три отсюда село, на московской дороге.
Фотий и Александр переглянулись. Саша головой мотнул, нельзя туда, татары прошли этой дорогой. В лучшем случае церковь разграблена, в худшем – священник убит, а храм сожжён. Фотий поднялся с лавки, развязал мешок, вытащил икону. Хозяин как увидел образ, на колени пал, перекрестился, приложился к иконе устами.
– Значит, икону намоленную спасаете? Богоугодное дело! Марфа, дай людям каравай хлеба, яичек свари, огурцов положи в лукошко.