Захар.
Хлопья снега упорно ложились на землю, гирлянды раздражающе сверкали, как и люди, сверкали улыбками и искрящимся смехом. Чтоб не пугать людей своим «дебильным веяньем», как выразилась Юмашева, я сосредоточил этим вечером все свое внимание на ней, это и позволило пережить вечер у Голицына, но сейчас, оставшись наедине с самим собой, разум снова погружается в свою собственную черную бездну, и даже проклятый ром не помогает. Время – хреновый лекарь, лишь притупляет боль.
После открытия автосалона мы вернулись в гостиницу и, согласившись на приглашение управляющего гостиницы, присоединились к встрече Нового года, после боя курантов оставил Алену Витальевну веселиться, а сам поднялся в номер, прихватив две бутылки рома. Ненавижу это время в году, все эти гирлянды, цветные огни, елки, счастливые лица людей, мой разум в это время начинает играть со мной в игры, вытаскивая из памяти то, что давно надо было оставить в покое, оставить храниться под толстым слоем пыли где-нибудь в уголке. Прислушался к себе, ожидая давно привычную волну боли, сжимающую тисками сердце, только ничего, кроме тишины, не почувствовал. Зловещей тишины в своем безмолвии. Мертвой, вспарывающей душу, обволакивающей все внутри будто паутиной, убивая любые эмоции, оставляя только холод. Отхлебнул из горла бутылки ром и выйдя на лоджию, закурил. Дверь оставил открытой. Хотелось воздуха, всколыхнувшаяся память будто перекрывала мне дыхание, затягивала на шее удавку, до удушья. Там у Голицына, я впервые за очень долгое время почувствовал себя живым, и сейчас, утопая в черной пучине своего разума, я физически болезненно ощущал эту разницу. Корежило, физически, эмоционально. Хоть Юмашеву зови, из нее получился неплохой якорь, она, не прилагая никаких особых действий, держала меня на плаву весь вечер. А я только сегодня за ее фасадом профессионального, исполнительного сотрудника увидел женщину. Шаулов прав сученыш, я мудак, она пашет без выходных и отпуска, ладно мне на хрен не нужны эти выходные, но она молодая, красивая женщина, ей нужно свободное время на личную жизнь. С другой стороны, каждый сам делает выбор, я веревками ее не держу и в подвал не бросаю, не устраивало бы, давно ушла.
Стук в дверь выдернул меня из потока мыслей.
– Открыто, – крикнул, глубоко затягиваясь и снова прикладываясь к бутылке.
Стук ее каблуков по паркету донесся до моего слуха. Неужели мужик на небе реально услышал мои мысли? Обычно он глух к моим просьбам.
Юмашева появилась на лоджии, разрывая своим появлением холодный мрак, медленно поглощающий мой разум.
– Захар Александрович, Терентьев переслал договора от Баринова, просил вас просмотреть. Я часть бегло просмотрела, отметила пару нестыковок. Надо еще юрикам отправить… – она говорила про сделки с Бариновым, про эти проклятые договоры, а я, закурив вторую подряд сигарету, смотрел, как вздымалась ее грудь под тонкой тканью белоснежного топа. – Там коэффициент в любом случае нулевой, поэтому рассчитывать на прибыль… – Расстегнутый жакет открывал прекрасный вид на едва проступающие соски, съежившиеся от холода. Прекрасное зрелище, от которого кровь в жилах сбрасывала с себя оковы льда, напоминая мне, что я еще живой. Не сдох, хотя порой казалось, что уже давно.
– Алена Витальевна, перешли все мне и уберите уже планшет. Завтра разберемся. Праздник все же, сегодня, – произнес, прихлебывая ром. Она подняла на меня свои голубые глаза, наполненные удивлением. Да сам в ахере, Алена Витальевна, но тормоза сегодня посланы на хрен.
– У вас что-то случилось? – в ее глазах смесь из непонимания, теплоты и участия.
– Как вы смотрите на секс без обязательств, Алена Витальевна? – теплота во взгляде тут же закрылась тучей, взгляд потемнел, проглянула злость, она смерила меня оценивающим взглядом и отложив планшет, потянулась к пачке сигарет, вытащив одну, закурила, ее пальцы отчего-то дрогнули, а я снова скользнул взглядом к ее груди. Надо было все-таки к Ларке заехать перед отлетом.
– В данном случае, это плохая идея Захар Александрович, – произнесла на выдохе. – Нам еще с вами работать.
– С этим не будет проблем.
– У вас возможно. У меня будут, – улыбка по ее губам с налетом горечи. – Женщины эмоциональней, вы забываете об этом. Не стоит стирать рамки там, где они могут оказаться несущей конструкцией, – железный аргумент, но сегодня он меня почему-то не тормозит.
– Триста тысяч за ночь, достаточно, чтобы услышать ваше согласие?
– Вы перепутали меня с кем-то или переборщили с ромом, – злость во взгляде проступила сильней, отчетливей. И усмешка по губам будто скривилась от боли.
– Признаю, с ромом я сегодня действительно переборщил, но у меня есть повод, – затянулся сигаретой, наслаждаясь цветом ее глаз. Кристально- голубой лед, темнеющий, когда она злится.
– Могу заказать для вас девушку, скажите свои пожелания, с бюджетом в триста тысяч вам хватит даже на две, – ее издевка хорошо считывалась, что ж могла ответить и жестче, я заслужил.
– Запрос в другом.
– Значит, я вас неправильно поняла. В любом случае, если вопросов по проделанной работе у вас нет, то мне пора. Она затушила сигарету в пепельнице и потянулась за планшетом.
– Алена, – окликнул. Обернулась, – выпьете со мной? – попытка номер два. Чувствовал себя ублюдком, но выпитый ром почти перекрывал это чувство.
– Захар Александрович, я повторяю, это дурная идея.
– Виски, ром, вино, шампанское и триста тысяч, могу увеличить до пятисот. Представьте, что вы работаете, сегодня психотерапевтом, – усмехнулся, снова делая глоток из бутылки.
– Что у вас случилось, Захар Александрович?
– Жизнь, Алена Витальевна, со мной случилась жизнь, как родился, так и понеслось, – усмешка над самим собой исказила мои губы. Протянул руку, убирая с ее волос кусочек конфетти. – Пойдемте в комнату, вы замерзли.
Потушил сигарету и придержал колыхающуюся от ветра штору, пропуская Юмашеву вперед, гадая: останется или уйдет?