Ничто не изменилось в вечном городе за время отсутствия Юлия. И все же молодому человеку показалось, что люди стали как-то веселее. Смерть тирана и самодура Суллы даже рабов заставила дышать свободнее.
Юлий ехал в нанятых носилках по улицам Рима. Возле храма Меркурия собралась толпа. Заинтересованный молодой человек приказал остановиться и приблизиться поближе. Откинув занавеску, Юлий пригляделся. На ступеньках стоял молодой оратор, который картинно двигал руками, откидывал голову, грациозно выставлял то одну, то другую ногу. Юлий прислушался.
– Граждане Рима, – звучным красивым голосом проговорил оратор, – мы понесли непоправимую потерю, умер великий Сулла…
– Сулла был вор и тиран! – крикнул кто-то из толпы.
– У покойного были недостатки, – не смутился оратор, – но устраивает ли вас нынешнее положение дел? Торговцы и комедианты проникли в благородный сенат. Гней Долабелла – вот спасение священного Рима.
Юлий усмехнулся и приказал идти дальше. Он был уже недалеко от дома, когда из-за угла ему навстречу вышла торжественная процессия. Над головой внушительного строя охранников мерно покачивались открытые носилки, на них, гордо подняв голову и презрительно сощурив глаза, надменная и холодная, сидела совсем юная белокурая девушка. Все встречные люди почтительно кланялись этой бесстрастной богине.
– Коссуция, – узнал Юлий жрицу.
Юная весталка заметила молодого человека, но даже тень приветственной улыбки не скользнула по ее непроницаемому лицу. Эскорт служительницы Весты, не меняя четкого ритма шага, прошествовал мимо. Юлий продолжил свой путь, но встреча с Коссуцией, хоть он, в глубине сердца и жаждал ее увидеть, взволновала молодого человека. Юлий с ужасом осознал, что та милая живая девочка-нимфа для него навсегда потеряна. Коссуция-человек стала бесчувственным прекрасным совершенным идолом, Амантой Гортензией. В смятенных чувствах возвратился Юлий домой. Корнелия первая увидела его из окна. Она выбежала к супругу и порывисто обняла его.
– Наконец-то ты вернулся, любимый, – прошептала она.
Юлий нежно и покровительственно, словно сестру, обнял молодую супругу.
– Великие боги, ты все же вернулся, – бормотала она, покрывая лицо и шею мужа жаркими поцелуями. – Я каждый день молилась за тебя, чтобы ты был счастлив на чужбине, чтобы боги берегли тебя от всех бед.
– Твои молитвы были услышаны, моя милая, – улыбнулся Юлий. – Никомед оказался добрым повелителем и настоящим другом.
Аврелия, привлеченная шумом во дворе, уже выбежала из дома.
– Сыночек! – воскликнул она, подбегая к Юлию.
Она тоже принялась обнимать и целовать возвратившегося изгнанника. Мать и жена, плача от счастья, провели молодого человека в дом. Внутри особняка ничего не изменилось, словно Юлий и не покидал родные стены. Аврелия тут же распорядилась подавать лучшие блюда. Пока Юлий принимал ванну, рабы успели приготовить роскошный обед.
Во время трапезы Корнелия не могла налюбоваться на своего супруга, мать невольно робела под взглядом сына. Юлий очень возмужал и посерьезнел. Это был уже не своевольный упрямый юнец, но человек, познавший силу высокого положения в обществе.
– Что нового в славном Риме? – весело спросил Юлий, отпивая вино из чаши. – Хотя, едва ли найдется более значительная новость, чем смерть этого подлеца Суллы.
– Да, – кивнула Аврелия, – смерть Суллы наделала много шума. Поговаривали, что его отравили. Его конец был страшен и грязен. Тело диктатора все покрылось гноящимися язвами, источающими смрадный запах. Эти язвы были внутри и снаружи. Брр! Не могу повторять эти мерзости во время еды.
– И не надо, – засмеялся Юлий, – хотя мне и приятно послушать о гнусной смерти врага.
– А больше в городе ничего важного не произошло, – сказала Аврелия. – Сторонники покойного диктатора попрятались по углам, предпочитают вести себя тихо и лишний раз не привлекать к себе внимания.
– И все же один из них нанял какого-то витию. Я видел нового оратора возле храма Меркурия. Я не запомнил его имя, он активно выступал за приятеля Суллы.
– А, это бедняга Цицерон, – небрежно махнула рукой Аврелия. – Сулла оказывал покровительство этому юноше, а теперь, когда диктатора не стало, молодой человек готов служить, кому угодно, чтобы не умереть с голоду. Наверное, кто-то из дружков Суллы пригрел этого молодца. Ни один уважаемый оратор ныне не станет поддерживать опальных сенаторов.
После томной неги Вифинии Юлий медленно входил в ритм делового активного Рима. Ничто не изменилось в городе, но молодому человеку все казалось чужим. Юлий заново привыкал к жизни родины и… жене. За три года Корнелия очень изменилась, влюбленная девочка уступила место преданной рассудительной матроне. Корнелия была тиха, скромна, покорна, немногословна. Она почти не смеялась и даже улыбалась редко, оставаясь всегда задумчивой и печальной. Это смирение и покорность смущали Юлия. Молодой человек в замкнутости супруги ощущал укор себе. Он чувствовал себя виноватым перед Корнелией. Ему хотелось порасспросить Корнелию о причинах перемен, произошедших в ней, но не знал, как подойти к беседе, что бы нечаянно не причинить огорчение жене. Как-то вечером они, по обыкновению, сидели в одной комнате, и, как это установилось после его возвращения, молчали. Корнелия бесшумно пряла у окна, Юлий просматривал счета и письма.
– Тебе понравились мои подарки, что я привез из Вифинии? – прервал тишину Юлий.
– Да, господин, – не поднимая головы от пряжи, ответила Корнелия. – Я очень благодарна за твою щедрость.
Корнелия вновь замолчала. Юлий больше не выдержал. Он отбросил пергаменты, подошел к жене и сел рядом с ней. Корнелия отложила пряжу, но по-прежнему не смотрела на супруга. Юлий взял женщину за руку.