На следующее утро, спустившись вниз, Анджелина обнаружила, что Уилл читает газету в пижамных штанах, халате и шлепанцах. Обычно даже по выходным он надевал старые брюки и, если было холодно, бордовую толстовку с эмблемой софтбольной команды какой‑то из их дочерей, хотя она не могла вспомнить, какой именно.
Подняв кружку с кофе, Уилл произнес – так, будто продолжал начатый разговор:
– С водой я уже наработался.
Анджелина молча прошла на кухню и включила электрический чайник. Опустила в свою зеленую кружку чайный пакетик. Уилл встал и направился к ней.
– Мне надоела эта субстанция, утекающая сквозь пальцы, – продолжал он. – Надоело ждать, пока крохи осадка опустятся на дно мензурки. Я хочу работать с чем‑то более твердым.
– Я и не знала, что ты такой несчастный, – заметила Анджелина, отходя от закипающего чайника, огибая стол и приближаясь к окнам, за которыми, впрочем, ничего нельзя было разглядеть сквозь туман.
– Анджел, не такой уж я и несчастный. Но мне снова хочется делать что‑то своими руками. Если ты не против, я устрою в подвале мастерскую?
В подвале. Прямо здесь, в этом самом доме. Чтобы каждую минуту каждого дня находиться рядом. «Чем занимаешься? Куда идешь? Что хочешь на обед?»
– Ты не против?
– Конечно, – ответила Анджелина. Почему он всегда задает такие вопросы, когда чего‑то требует от нее?
– А еще я, может быть, наконец‑таки куплю эту «музыку ветра», – заявил Уилл.
Анджелина провела день, запихивая свою одежду обратно в шкаф-купе, потом бродя взад-вперед по проходам супермаркета и под конец сидя в своей машине и поглощая поздний ланч. Засевший дома Уилл казался ей стеной, которую нельзя ни перемахнуть, ни обойти.
В тот вечер со своего места в кабинете Анджелина видела в окне одну только серую мглу: никаких сумерек, сначала серая мгла, потом черная. Шел матч «Атланта брэйвс»; она раскрыла свою книгу, вернее, то, что от нее осталось. Лучшая подруга, Кейт, подарила ей сборник «Женщина, освещенная светлячками» Джима Харрисона, но выдрала первые две новеллы, оставив только ту, которая дала название сборнику, чтобы побудить Анджелину обратиться прямо к сути.
– Ты разорвала книгу? – поразилась та. Кейт пыталась внушить подруге, что не стоит торчать в пустом доме, надо куда‑то выбираться. Это же самое Анджелина говорила своей матери – до того, как поняла, насколько та больна.
– Порча книги, как ничто иное, свидетельствует, что я о тебе забочусь, – ответила Кейт, вручая Анджелине еще и корзиночку с открыткой, на которой красовалась надпись: «Откройся миру». В корзиночке лежали розмариновое масло для ванн, большой пакет маленьких «сникерсов» и крошечный дорожный вибратор в синем шелковом мешочке.
Прошлой ночью, пока Уилл храпел рядом, Анджелина дочитала сборник Эллен Гилкрист. Ей хотелось быть героиней одного из рассказов. Женщиной, готовой на всё: целую ночь мчаться в Мексику, ограбить бар, пуститься в путь, как во сне, войти в океан, чтобы умереть. Анджелина разгорячилась, сон как рукой сняло. Поэтому она вылезла из постели и принялась искать книгу, подаренную Кейт. В конце концов корзиночка отыскалась под одним из ее черных платьев. На первой странице героиня села за руль с головной болью, избегая необходимости читать вслух мужу, который требовал этого, когда машину вел он. Возбуждение стихло. Анджелина закрыла книгу, положила ее на пол и выключила свет.
– Хватай его! – воскликнул Уилл и откашлялся.
«Бросай его», – подумала Анджелина, отдирая с внутренней стороны корешка остатки вырванных Кейт страниц. У нее скопилась небольшая кучка светло-бежевых клочков бумаги и комочков клея, которые что‑то напоминали ей, но что именно, она не знала.
– Эй, ну же! – продолжал Уилл, снова откашливаясь. – Дай парню шанс!
Анджелина взяла сумочку и, сунув туда книгу, встала.
– Ты куда? – спросил Уилл, усаживаясь на постели и шурша помятой газетой.
– Прокачусь немного, – ответила она так, чтобы муж мог расслышать, и вышла через заднюю дверь, которую… нет, не захлопнула, а закрыла, но громковато для того, кто хочет ускользнуть незамеченным. Завела свой «вольво», оглянулась на медленно поднимавшиеся гаражные ворота. А когда снова посмотрела вперед, увидела Уилла.
Анджелина вздохнула и приопустила боковое стекло.
– Ты никогда не каталась по вечерам, – заметил Уилл.
– Теперь катаюсь, – ответила она и дала задний ход.
Но Уилл по-прежнему стоял, сунув руки в карманы.
Анджелина опустила стекло до конца и высунула голову наружу.
– Я вернусь через час.
После этого муж ушел в дом, и Анджелина нажала на кнопку, опуская ворота.
После двадцати двух лет непрестанной заботы о детях она пробыла в одиночестве всего девять дней. А этого было недостаточно. Совсем недостаточно.