Я открыла свои глаза из-за громких голосов на кухне. Мама с папой что-то бурно обсуждали и не следили за громкостью своих речей. Я нехотя встала с кровати и подошла к зеркалу, что висело над комодом. Увидев в своем отражении распатланные волосы, я мигом причесала их, и пошла на кухню. На кухне папа пил свой кофе, а мама стояла возле плиты и жарила яичницу.
– Доброе утро, – сказала мне мама, заметив меня в дверном проеме.
– Доброе, – сонно проговаривала я и села за стол, – вы чего с утра так кричали?
– Прости, – сказала мама, – мы просто с твоим папой… в общем, держи завтрак.
После этой странной фразы, она подала мне тарелку с яичницей и замолчала. Папа все это время тоже молчал, пялясь в телевизор, висящий напротив стола. Все это показалось мне очень странным. Папа с мамой хоть и ругались, что было не часто, а если ссорились, то старались устроить свои семейные разборки без моего присутствия.
– Вы поссорились, да? – спросила я, глядя на маму.
– Нет, все хорошо, – ответила она и продолжила дальше готовить.
Я решила больше не встревать в их конфликт. Вместо этого, я надумала позвонить Филис и предложить ей прогуляться. Позавтракав, я вернулась в свою комнату и набрала подруге. Вскоре она ответила мне:
– Привет, – сказала я.
– О, привет, – ответила она.
– Может, прогуляемся сегодня? – предложила я.
– Ну, думаю, что ненадолго можно, – согласилась она.
– Тогда во сколько и где?
– Давай в три часа в Центральном парке возле главного входа?
– Договорились, – сказав это, я положила трубку.
Я так была рада тому, что мы сегодня увидимся с Филис. Я безумно соскучилась по ней и хотела многое ей рассказать: о новой школе, одноклассниках, учителях, походе и Эдгарде. Да, сегодня я все-таки решила рассказать ей о брюнете. Все равно терять мне нечего.
С нетерпением я ждала этих долгожданных трех часов. Во время ожидания, я делала уроки, чтобы быть окончательно свободной. Родителей не было слышно, а значит, они в правду повздорили и теперь не разговаривают друг с другом. Меня, конечно, тревожило это, но я не переживала так сильно по этому поводу. Я прекрасно знала, что они, скорее всего поле завтра будут засыпать в обнимку, как всегда это было.
Вот, и наступили эти три часа. Я быстро надела на себя легкую прогулочную одежду и вышла из дома. На улице светило яркое и теплое солнце. На уже пожелтевших деревьях пели птицы и дул прохладный практически вечерний ветерок. Я до безумия любила вечерню обстановку: воздух, солнце и небо были другими – нежными и приятными. На сердце было умиротворение и спокойствие. С этими мыслями я дошла до Центрального парка Стандлера и остановилась возле входа, как и договаривались с Филис.
На часах было уже десять минут четвертого, а подруга все не появлялась. Мне становилось с каждой минутою все обиднее и обиднее, и вскоре я решила все-таки позвонить и узнать, где она.
– Дани, прости, не получится сегодня, – жалобно сказала та, – я совсем забыла, что мы сегодня с мамой идем по делам.
– Ну, молодец! – повысила голос я. – Спасибо тебе большое за прогулку!
– Прости, – так же жалобно сказала подруга.
– Ладно, все, давай, – я быстро отключила телефон и положила его в карман ветровки.
На душе стало гадко, и вся атмосфера испортилась окончательно. Я смотрела на идущих в парк людей и решила, что прогуляюсь одна, раз меня так подвела Филис. В конце концов, не зря же я сюда шла.
Гуляя по осеннему парку, я стала любоваться природой. Густые деревья рядами стояли вдоль асфальтированной дороги, а неугомонные птички перелетали то с одной, то с другой ветки, пев свою песенку. Выйдя к двум небольшим озерцам, которых разделяла лишь одна небольшая аллея, я решила полюбоваться на уток, которые беспорядочно плавали по воде.
«Как спокойно здесь!» – подумала я, гладя на серую воду.
На сердце стало легче, и я практически уже не злилась на Филис.
Оглянувшись, я увидела множество молодых пар, гуляющих по асфальтированной дорожке с колясками. Помимо них здесь гуляли и небольшие компании сверстников и детей с родителями. Среди находившихся возле воды деревьев, я заметила какого-то парня, сидящего облокотившись на мощное дерево. Он что-то писал в еле видной мне тетради и изредка смотрел на воду, как будто вспоминая что-то, а потом вновь записывал. Мне стала интересна эта персона, и я направилась к ней поближе. Стоя примерно в нескольких метрах от нее, я узнала в ней Эдгарда. Сердце стало биться сильнее, а в ногах появилась легкая дрожь.
Вдруг брюнет снова поднял голову и каким-то непонятным мне образом заметил меня. Взгляд парня стал удивленным: он явно не ожидал встретиться со мной.
– П-привет, – сказала я, прорезав голос.
– Что ты здесь делаешь? – вместо «привет» сказал он.
– Гуляю, что же еще? – вскинула брови я. – А ты?
– Ничего, – Эдгард быстро закрыл тетрадь, на которой было написано «алгебра».
– Ты делаешь здесь уроки? – удивилась я.
– Ну да, и что? – парень убрал тетрадь в лежащий рядом портфель.
– Это странно, – ответила я, – я еще никогда не видела, чтобы уроки делали вечером в парке.
– Теперь увидела, – ответил сухо он.
Настала небольшая пауза. Эдгард продолжал сидеть на траве и смотреть на меня, ожидая какой-нибудь реакции, но я не знала, что и сказать. Быстро собравшись с мыслями, я подошла к нему поближе и села рядом.
– Можно мне с тобой посидеть? – спросила я.
– Можно, – немного растеряно ответил брюнет.
– А на чем ты остановился? – решила начать разговор я.
– Я сделал немецкий, алгебру и собираюсь начать литературу, – ответил он и достал из портфеля тетрадь и учебник по литературе.
– Там вроде бы немного нужно сделать, – улыбнулась я, – всего ответить на три вопроса после статьи.
– Да, я знаю, – уже более добродушно сказал Эдгард и открыл учебник.
Следующие минуты мы вместе отвечали с ним на вопросы и обсуждали прочитанную статью о классицизме, как литературном направлении. Когда он закончил с домашкой, мы стали вместе наблюдать за утками и разговаривать обо всем, что в голову лезло. Мне стало так уютно с ним, как будто мы знакомы почти три года. Эдгард оказался очень хорошим собеседником и мог поддержать любую тему разговора. Мне было приятно слушать его, и я много узнала о музыке, природе и обо всем прочем.
Когда появились сумерки, и стало понемногу холодать, мы с ним решили покинуть парк. На улице один за другим зажигались фонари, а на небе был виден оранжево-красный закат. Эдгард не отрывая взгляда, смотрел на него, и на его лице появилась мечтательная улыбка. Мы шли вдоль тротуара и любовались пред ночной обстановкой.
– Люблю такое время, – сказал он, – все потихоньку готовится ко сну.
– Мне тоже оно нравиться, – поддержала я, – воздух другой.
– Именно, – сказал парень и оторвал взгляд от неба.
Сейчас я видела перед собой не того скрытного одноклассника, а кого-то необычного и загадочного молодого человека. Глаза Эдгарда светились, отражая фонари улиц. Мы шли и молча наблюдали за проезжающими машинами и за темнеющим небом. Внутри меня стало так тепло, словно мое сердце окутали мягким пледом. Рядом с брюнетом я почувствовала себя кем-то больше, чем просто девушкой. Я почувствовала, что смогу изменить весь мир, и что я сильно отличаюсь от всех этих людей, которые проходили мимо нас.
Вскоре мы дошли до подъезда моего дома и остановились. Я только сейчас поняла, что Эдгард проводил меня. От этого я стала немного смущаться, но старалась не показывать этого. На улице стало совсем темно, и только фонарь подъезда давал освещение.
– Спасибо тебе за этот чудесный вечер, – сказала я.
– И тебе спасибо, – ответил брюнет, – мне было приятно быть в твоей компании.
– И мне, – я почувствовала, как мои щеки начали краснеть.
– А сейчас, я хочу попрощаться с тобой, – сказал Эдгард.– До завтра, Даниэль.
– До завтра, Эдгард, – улыбнулась я.
После этих слов, парень развернулся и ушел. Я еще минуту постояла рядом с подъездом и смотрела ему вслед. Я почувствовала, как еще сильнее влюбляюсь в него: в его голос, мимику, слова и глаза. Что касается именно глаз, то каждый раз, когда смотрела в них, то видела в них отражение целого мира, его огромного внутреннего мира.
«Нет, он один такой на свете! – думала я. – Нет таких больше, как ОН!».