Утром она открыла глаза, потому что молодая служанка, которая пришла в ее комнату, чтобы развести огонь, стояла на коленях перед камином и с шумом выгребала из него золу. Мэри несколько минут лежала, рассматривая девушку, потом стала разглядывать комнату. Она еще никогда не видела таких странных и унылых комнат. Стены были покрыты тканью, на которой были вышиты сцены охоты. Там виднелись странно одетые люди среди деревьев, а вдали – верхушки башен замка. Там были охотники, лошади и собаки, а также дамы. Мэри чувствовала себя так, словно оказалась вместе с ними в лесу. Через окно видно было огромное волнистое пространство, где совершенно не было деревьев. Оно выглядело, как бескрайнее, грустное пурпурное море.
– Что это такое? – спросила девочка, указывая в окно.
Марта, молодая служанка, которая как раз подошла к кровати, тоже повернулась в сторону окна.
– Это? – переспросила она.
– Да.
– Это – вересковая пустошь, – с доброй улыбкой ответила девушка. – Вам нравятся вересковые пустоши?
– Нет, – отрезала Мэри. – Я их ненавижу.
– Это потому что, вы к ним непривычная, – сказала Марта, возвращаясь к камину. – Вам они кажутся сейчас слишком большими и пустынными. А потом вы пообвыкнете.
– А тебе здесь нравится? – спросила Мэри.
– Ага, очень даже нравится! – ответила Марта, энергично принимаясь чистить каминную решетку. – Я наши места просто люблю. И вовсе здесь не пусто. Здесь полно всяких растений, а запах от них какой! Здесь так красиво весной и летом, когда вереск покрывается розовыми цветочками. Пахнет, будто кто мед разлил! И столько там запахов, а небо высокое-превысокое, и пчелы гудят, и жаворонки поют! Эх! Ни за что не хотела бы жить ни в каких других краях, вдали от наших вересковых пустошей!
Мэри внимательно и удивленно прислушивалась к словам девушки. Индийские слуги были совсем другими. Они, по-рабски подобострастные, никогда не осмелились бы обратиться к господам как к себе подобным. Слуги непрестанно кланялись им, называя «покровителями бедных» и тому подобными словами. Индийским слугам отдавали приказы, а не просили их сделать что-то. Не было принято говорить им «пожалуйста» и «спасибо», и Мэри всегда била Айю по лицу, когда злилась. Сейчас Мэри подумала о том, чтобы случилось, если бы эту девушку ударили по лицу. Она была пухленькая, румяная и милая, но вела себя так смело, что миссис Мэри задумалась, не дала ли бы Марта сдачи – даже если бы ей влепила пощечину маленькая девочка.
– Ты – какая-то странная служанка, – высокомерно изрекла Мэри со своих подушек.
Марта присела на корточки с каминной щеткой в руке и добродушно рассмеялась.
– Ага! Я это хорошо знаю. Если бы госпожа еще была жива, то я бы и в помощницы горничной не сгодилась. Может быть, мне позволили бы работать в кухне, но наверх, в хозяйские комнаты, и войти бы не позволили. Слишком я простая, и говорить могу только по-тутошнему, по-йоркширски. Но этот дом какой-то чудной, хотя и такой здоровенный. Можно подумать, что здесь нет никаких господ, кроме мистера Питчера и миссис Мэдлок. Когда мистер Крэйвен дома, то ничего и знать не хочет, но и так он все время путешествует. А миссис Мэдлок дала мне это место по доброте. Она сказала, что если бы Миссельтвейт было похоже на другие поместья, то ни за что бы не взяла меня прислуживать здесь.
– Это ты будешь моей служанкой? – спросила Мэри по-прежнему высокомерно, как было принято разговаривать со слугами в Индии.
Марта опять принялась чистить каминную решетку.
– Я – служанка миссис Мэдлок, – с достоинством ответила девушка, – а она служит мистеру Крэйвену – и я должна выполнять работу горничной, да помогать вам понемногу. Но вам, наверное, и не надо так уж сильно помогать.
– А кто же будет меня одевать? – требовательно спросила Мэри.
Марта опять присела на корточки и уставилась на нее, словно не понимая, в чем дело, а потом, растягивая слова, изумленно воскликнула:
– Так вы – и одеться сама неспособная?
– Что это значит? Я не понимаю, что ты говоришь.
– Ой, я и забыла, – протянула Марта, – миссис Мэдлок говорила мне, чтобы я по-культурному говорила, а то вы меня и не поймете. Я хотела сказать, что вы же, наверное, умеете сама одеваться.
– Не умею, – оскорбилась Мэри. – Никогда в жизни я не одевалась сама. Меня одевала Айя.
– Ну, в таком случае самое время вам научиться делать это самой. – Девушка, видимо, не осознавала, насколько дерзко говорит с госпожой. – Надо было раньше научиться. Вам только на пользу пойдет, если вы сама за собой поухаживаете. Моя мама всегда удивляется, как это дети богатых господ совсем не одурели оттого, что их няньки все время моют, одевают и на прогулки водят, словно они куклы какие!
– В Индии все по-другому, – презрительно процедила сквозь зубы Мэри. Ей уже надоела слишком разговорчивая и дерзкая служанка.
Но Марту нелегко было сбить с толку.
– Да уж я сразу смекнула, что там у вас все было по-другому, – искренне продолжала она. – Я думаю, это все потому, что там столько черных – вместо настоящих, белых людей. Когда я услыхала, что вы из Индии приехали, то подумала, что вы – тоже черная.
Мэри в бешенстве уселась на постели.
– Что?! – прошипела она. – Что?! Ты думала, что я – черная? Ты! Дочь свиньи!
Марта испуганно взглянула на Мэри и покраснела.
– Кого это вы так обзываете? – сказала она. – Нельзя вам так злиться и говорить такие нехорошие слова. Не пристало молодым леди так выражаться. А против этих черных я ничего и не имею. В книжках написано, что они очень даже в бога верят. И написано, что хоть они и черные, а все равно люди и ближние. Я еще ни разу не видела ни одного черного человека, и страшно радовалась, когда сюда шла, что, наконец, увижу. Когда я сегодня утром пришла, чтобы растопить камин, то тихонько подошла к кровати и осторожно одеяло отвернула, чтобы на вас посмотреть. А вы – белая! – разочарованно призналась служанка. – Не чернее, чем я, хотя, пожалуй, и пожелтее будете.
Мэри уже даже не пыталась справиться с бешенством и унижением.
– Ты думала, что я – индуска! Как ты посмела! Ты никакого понятия об индусах нее имеешь! Они – не люди, они – слуги, которые должны нам кланяться и служить! Ты ничего не знаешь об Индии! Ты вообще ничего не знаешь!
Она впала в такое бешенство и чувствовала себя такой беспомощной под искренним взглядом Марты, и при этом такой ужасно одинокой и далекой от всего близкого и понятного, что спрятала лицо в подушку и безудержно зарыдала. Девочка плакала так отчаянно, что доброй Марте стало ее жалко. Девушка подошла к кровати и наклонилась над Мэри.
– Ну, не надо так плакать! – приговаривала Марта. – Я не знала, что вы так расстроитесь. Я совсем глупая, и ничего не знаю, правильно вы обо мне сказали. Простите меня, пожалуйста, и перестаньте плакать.
В ее искренних словах, произнесенных протяжным йоркширским говором, было что-то такое успокоительное, по-настоящему дружественное, что Мэри перестала плакать и постепенно успокоилась. Это обрадовало Марту.
– Самое время вам вставать, – сказала девушка. – Миссис Мэдлок велела, чтоб я подала вам завтрак, а потом чай и обед в соседнюю комнату. Там устроили для вас детскую комнату. Я вам помогу одеться, если вы встанете с кровати. А если одежки застегиваются сзади – конечно, вам самой с такими не справиться.
Когда Мэри, наконец, решила встать, то обнаружила, что поданная Мартой одежда – не та, в которой она приехала.
– Это не мое платье, – сказала она. – Мое – черного цвета.
Мэри рассмотрела красивое платье из толстой, мягкой белой шерсти и добавила холодным тоном: – Но оно более красивое, чем мое.
– Вы должны его надеть, – ответила Марта. – Мистер Крэйвен велел купить его в Лондоне. Он сказал: «Не хочу, чтобы по дому бродил ребенок в черном, словно затерянная душа. Это сделало бы дом еще более угрюмым. Одевайте ее в светлую одежду». Моя матушка сказала, что понимает, в чем дело. Моя матушка всегда все понимает. Ей самой тоже не нравятся черные одежки.
– Я ненавижу черный цвет! – воскликнула Мэри.
Во время одевания обе они научились чему-то новому. Марта, правда, не раз застегивала пуговицы на одежде своих сестер и братьев, но она никогда не видела ребенка, который стоял бы неподвижно и позволял другому человеку все делать за него, словно у него не было собственных ног и рук.