Огненной Уле из жаркой Алматы
в знак искренней симпатии
В тесной комнатке без окон, на обшарпанных, совершенно не эргономичных стульях, сколоченных, похоже, еще во времена святой инквизиции, расположились конкуренты с группами поддержки.
В наэлектризованном воздухе смешалось столько незнакомых и потому неприятных запахов, что, конечно, Уля, очень чувствительная, вместо приветствия звонко чихнула.
Катюшка просто физически ощутила, как их сканируют оценивающими неприязненными взглядами.
– Здрасьте, – тихо выдавила она. Никто не снизошел до ответного приветствия.
Катюшка переживала так, будто ей самой предстояло участие в кастинге. Наклонилась к Уле и прошептала подбадривающе, скорее для себя: «Спокойствие, только спокойствие!»
А Уля и не думала волноваться. Другая бы в подобной недружественной обстановке стушевалась бы, съежилась. Но только не Уля!
Своим неподражаемым царственным взором – «в упор не вижу» – она снисходительно скользнула по присутствующим. Цепкие взгляды слабели. Даже дышать легче стало.
«Как это у нее получается?» – в очередной раз восхитилась Катюшка.
Две дамы, сидевшие неподалеку, оживленно беседовали.
– Странно, что кроме справки от врача никаких документов не просят. Но мы взяли на всякий случай. И дипломы, и грамоты, и сертификаты. У Кристи их так много.
Пышная длинноволосая блондинка в брючном костюме веселенького розового цвета горделиво указала на объемный «луивитоновский» саквояж.
– Барби. Двадцать лет спустя, – шепнула Катюшка Уле.
Собеседница, тоже блондинка, стриженная совсем коротко, под «лысого мальчика», согласилась:
– Вы правы, я считаю. Нужно объективно оценивать участников, я считаю. Со всех сторон, я считаю. Муж портфолио Тамика в цифровом формате сделал. Иначе бы пришлось бригаду носильщиков нанимать, я считаю.
– Замечательная идея! – фальшиво восхитилась Барби. – Надо тоже так сделать. А то я только сотую часть могу с собой брать. А оцифрованное-то гораздо удобнее!
– Какая продвинутая бухгалтерша-счетоводша, я считаю, – снова шепнула Катюшка, и они весело переглянулись с Улей.
Сидевшая напротив блондинок очень худая брюнетка в стареньких джинсах и растоптанных кроссовках вдруг неожиданным прокуренным басом прокомментировала: