Когда они закончили, снова пошёл снег и откуда-то из-за дальних деревьев повеяло сырым холодом. В Лесу стало утомительно светло. В глаза попадало много лучистого света, отражённого от белизны заснеженных пространств. А вокруг в прозрачном воздухе поплыли минуты хрупкой и загадочной тишины. Лес притих, привыкая к своему новому белому покрывалу.
– Мам, а почему приходят морозы?
– Так всегда было, сынок. Такая погода. Вот со снегом ты можешь делать всё, что хочешь, а с погодой – нет.
– А есть кто-то, кто может что-то сделать с погодой?
– Наверное, есть. Но мы так не умеем.
И смышлёный медвежонок снова подумал то, что он всегда думал, когда мама так отвечала ему. Про медведей, которые могут уснуть сегодня утром, а проснуться вчера вечером… Ему было обидно, что от какой-то непонятной погоды можно умереть.
– Мама, а потом все умирают? – спросил вдруг на минуту остановившийся медвежонок неожиданно. И мама, задумавшись о чём-то своём, ответила:
– Да…
– А мы?
– Мы тоже умрём.
– Это неправда! Скажи, что ты шутишь…
Они стояли друг напротив друга: мать и её быстро взрослеющий сын. Старые, умудрённые жизненным опытом глаза смотрели в ещё совсем детские, распахнутые настежь глазки, в которых вдруг появились слёзы. И медвежонок заплакал так безутешно и жалостно, как никогда ещё в своей жизни не плакал. Казалось, что его горячие слёзы могли бы растопить самые холодные льды на свете.
Мама-медведица сжалилась над ним и стала уверять его, что пошутила. Он успокоился почти сразу:
– Конечно, пошутила. Я же знал! Знал… Сначала мы будем старенькие, а потом снова станем молоденькими. Да?
– Да, мой милый, – сказала мама и отвернулась, чтобы самой не заплакать. – Давай опробуем берлогу: ты ложись вот сюда. Я положила тебе побольше сухой травы, мха и мягких веточек, чтобы спалось хорошо… Попробуй, мягко?
– Да, тут хорошо можно будет поспать, – ответил медвежонок. А про себя подумал: «Может быть, даже так хорошо, что уснёшь сегодня утром, а проснёшься вчера вечером».
– Вот и ложись, поспи! Ты же устал сегодня. А я закрою вход большими еловыми ветками.
Медвежонок быстро залез в свою маленькую берлогу, прилёг и сразу почувствовал, что очень хочет спать. Наверное, действительно, устал. Его уже забирала теплота и тьма бесконечно долгой ночи.
– Мам, а у меня сейчас какой период – ранняя молодость или позднее детство?
– Для меня ты всегда мой ребёнок.
«Ладно, я с этим потом сам разберусь», – подумал медвежонок и вздохнул, запоминая тепло маминых лап, обнимавших его на прощанье. Уже засыпая, он слышал, как мама говорила ему:
– Ты держись, сынок, я очень люблю тебя и всегда буду рядом, недалеко. Тебе нужно хорошо выспаться. Возможно, будет трудно, но ты держись…
Медвежонок не знал, за что именно нужно держаться, но понял, что без этого никак не обойтись. Раньше он держался только за животик от смеха, когда мама рассказывала что-нибудь очень смешное.
– Я пойду посмотрю, как там твои братик и сестрёнка, а то они, наверное, уже заждались.
– А ты меня разбудишь, когда я высплюсь?
– Конечно, милый.
Мама ещё раз посмотрела, хорошо ли она укрыла своего сыночка ветками, вздохнула и сказала:
– Ну, сынок, прощай!..
Из-под веток в ответ она отчётливо услышала:
– Прощаю!
И хотя медвежонок обычно путал слова «прощайте» и «простите», на этот раз он, наверное, ответил правильно.
Большой Лес, который всё видел и слышал, успокаивал себя ласковым, но скучным ветром, который словно гладил его по макушкам деревьев невидимой рукой ещё целую долгую ночь и целый короткий день, но Лес никак не мог успокоиться. Он чувствовал, что где-то здесь, в самой его чаще, среди множества необязательных жизней в который уже раз сошлись беззаветность позднего детства и холодная пустота безжалостного пространства дикой природы.
Медвежонок уснул и не слышал, как мама, часто оглядываясь, медленно побрела на своих больных ногах, старательно запутывая следы, которые могли привести к берлоге её любимого сына. Потом она ушла в лесные чертоги по едва заметной тропинке, которая привела её к старой берлоге, где уже с нетерпением ждали возвращения своей мамы два других её повзрослевших детёныша. Мальчик и девочка, два маленьких всё ещё беззащитных лесных существа. Когда она наконец пришла, дети сразу бросились к ней. Она обняла их большими добрыми лапами со сломанными когтями и сказала:
– Ему там будет хорошо! Не переживайте, дети. Он уже спит, наверное. Нам тоже спать пора!.. Я очень устала, у меня всё болит, давайте ложиться. А там уж не успеете оглянуться, как наступит лето…
При этих словах маленькая девочка-медведица вдруг стала как-то странно и смешно вертеться:
– Ну вот, я оглядываюсь, оглядываюсь, оглядываюсь, а лета всё нету! Может, ещё раз оглянуться, а мам?
Мать-медведица посмотрела на неё и с грустью подумала, какая она наивная, и как ей трудно будет жить, когда она проснётся весной, и потом, когда будет пробираться в свой взрослый, никем нерассказанный и неописанный мир. «Как проснёмся весной, я всех детей сразу поведу к Деду, он защитит, он поможет…» – с надеждой подумала она. Матерям тоже нужно на кого-то надеяться. Так иногда хочется, чтобы тебе самой помогли осилить все проблемы и жизненные трудности. А вот брат маленькой девочки-медведицы, уже засыпая, прижался к тёплому и очень пушистому боку мамы и почему-то сказал:
– Я так расстроен, так расстроен, что даже не могу ни о чём думать!
– А я вот люблю ни о чем не думать, – ответила ему маленькая медведица, которая тоже прижалась к матери и тихонько засопела во сне.
Когда дети уснули, мама-медведица долго ворочалась и не могла уснуть по-настоящему, по-зимнему. Она чувствовала: за далью этого зимнего дня будет ещё одна даль, а потом ещё и ещё… Целая зима таких дней.
Потом снова пошёл снег и укрыл своим белым покрывалом уютную берлогу. И хотя медведица молчала, Лес всё-таки услышал её безмолвную просьбу, её самую большую просьбу, обращённую непонятно к кому: – Помоги пережить эту зиму! Помоги детям!.. Помоги!.. Помоги!..