Небольшая школьная комнатка психолога была обставлена изысканной, красивой и удобной мебелью: круглый столик, два низких кресла и замшевый диванчик у стены. На столе вазочка, в ней – голая ветка изогнутой как змея японской сакуры. А возле двери теснились плотно набитые в ведро с водой гладиолусы, георгины, астры, гвоздики, розы, от которых на всю комнату наносило нежным цветочным запахом.
– Можно к вам, Артур-сан? – спросил за дверью твердый молодой голос.
– Входи, Кимушка, – отозвался психолог Артур Федорович. – Милости прошу к нашему шалашу.
В комнату зашел невысокий смуглый человек крепкого сложенья, черные волосы которого резко контрастировали с белым полотняным костюмом. Глаза у него были словно два не до конца прогоревших уголька, вспыхивающих порой в темной глубине красноватыми точками. От всей его складной, словно напружиненной фигуры исходила нетерпеливая энергия.
– Неужели ты вот так нараспашку по улице шел? – не скрывая восхищения, покачал головой Артур Федорович.
– Я в кимоно и зимой хожу, не то что сейчас. Тем более от Центра до вашей школы не более километра…
– Да, Ким, вот я и передвинулся, выходит, на километр. В Центре нет теперь драмкружка… Или уже завели новый?
– Не успели. Да вы не расстраивайтесь, Артур-сан, всегда можно переиграть…
– У тебя все просто, самурай. А я уже пожилой человек, много повидавший и, увы, много переживший. «Я хочу свободы и покоя», как Лермонтов, «Я б желал забыться и заснуть!»
– Ну-ну, это слишком, – оборвал Ким. – Кто забудется, того разбудят. Из океана сущего выпасть нельзя. Водку пить будете? – Гость достал из-за пазухи бутылку «Столичной».
– Ба-а, да ты понимаешь, где мы с тобой находимся? Да ты знаешь, что будет, если директор или кто еще…
– А у вас разве нет ключа?
Артур Федорович театрально шлепнул себя по лбу, потом достал, пошарив в кармане, ключ и запер дверь изнутри. Ким тем временем ставил на круглый столик пластмассовые стаканчики и такое же блюдце, на которое высыпал из пакета горсть кроваво-ярких ягод кизила. Блики от них заиграли в его глазах, перекликаясь со вспыхивающими внутри точками.
– Выпьем, Артур-сан.
– Отчего же теперь не выпить, – кивнув на запертую дверь, согласился хозяин комнаты. – В водке есть витамин, сказал Хо Ше Мин. Твое здоровье, самурай!
– За торжество сущего, – не согласился Ким. – И за боевые искусства Востока.
В третий раз выпили за музу Мельпомену, которой Артур Федорович был предан с юности: сперва он пытался сделать артистическую карьеру, потом долгое время руководил драмкружком. А вот на старости лет пришлось переквалифицироваться в психолога, благо у него завалялась давняя справка об окончании соответствующих курсов. Эх, жизнь пропащая… После третьего тоста Артура Федоровича развезло, на его оплывших щеках проступила мелкая розовая сыпь, а глаза застлали прозрачные слезы. Он вертел в пальцах пустой стаканчик, заглядывал в него, словно ища на дне осадок того самого витамина, о котором высказался азиатский лидер:
– Вот ты пьешь, Кимушка, и все крепенький как огурчик. А во мне спиртное рождает слабость. На слезы и на слова… Я ведь сейчас тебе все свои тайны могу выдать!
– Да какие там тайны, – махнул самурай своим полотняным рукавом. – Будто я их и без вас не знаю, коли на то пошло!
– Спорим, что не знаешь! – Психолог в возбуждении пристукнул о стол ладонью.
– Что на кон?
– Все эти цветы, – плавным жестом артиста повел рукой Артур Федорович в сторону ведра с букетами. – Все эти букеты, принесенные в школу невинными детскими руками…
– Нужны они мне, – отмахнулся гость.
– Ты только подумай, скольких баб сможешь осчастливить, ибо каждая решит, что цветы куплены специально для нее. И недешево! Ведь бабы не догадаются, откуда…
– Что это вы все о бабах, Артур-сан? – прищурился Ким. – Можно подумать, они вам очень нужны! Будто я не знаю, что ваши, скажем так, интимные предпочтения лежат в другой сфере…
– То есть как это… в другой? – повторил Артур Федорович, сорвавшись на шепот.
– А вот так. Будто я не знаю, из-за чего вы бросили в Центре драмкружок! А потом достали какую-то липовую справочку о психологии и заделались школьным душецелителем, благо подвернулась возможность. Я знаю, почему именно школьным!
Артур Федорович издавал не вполне членораздельные звуки, выражающие потрясенье, страх и сконфуженность.
– Да вы не переживайте, сан, – покровительственно усмехнулся ничуть не смущенный Ким и бросил в рот ягоду кизила. – Это еще не то, из-за чего стоит переживать…
– Не то? – ошарашено переспросил Артур Федорович.
– Вот именно. Это житейская мелочь, не имеющая прямого отношения к серьезным вещам. А иначе наш разговор был бы совсем иным.
– Но откуда ты… – вдруг забеспокоился Артур Федорович. – Это что – видно по мне, по моей манере? Как я что делаю – заметно, да?
– Ничего не видно и ничего не заметно. Работайте себе в школе, если вам так нравится. А детей, которые к вам придут, направляйте еще в ЦДТ, в секцию боевых искусств Востока. Мне как раз нужны на первых порах такие, которые ходят к психологу…
– Какие? – не понял Артур Федорович.
– Ну рефлексирующие, неуверенные в себе…
– А зачем они тебе, Кимушка? – вылупил глаза собеседник. – Ведь ты не…
– Нет, я не потому занимаюсь с детьми, – вновь усмехнулся Ким. – У меня другие цели. – Его удивительные красноватые точки опять блеснули в абсолютно черных глазах. – Знаете, сан, мои занятия связаны с мировоззрением. И дети мне нужны всякие, но с податливых легче начинать. Чтобы уже без осложнений…
– Разве они тебе противодействуют, Кимушка? Тебя нельзя не послушать: и по дисциплине боевых искусств… и по характеру… Мне самому подчас хочется упасть перед тобой на колени и молить, чтобы ты меня пощадил… – лепетал Артур Федорович заплетающимся языком. Очевидно, так сказывалось эмоциональное потрясение, усиленное действием алкоголя.
– Возьмите себя в руки, Артур-сан. И не выходите отсюда сразу, сперва смочите платок, – Ким кивнул в сторону ведра с цветами, – и оботрите физиономию. Она у вас розовая, как спина осьминога.
– Мудрый совет. Непременно исполню, непременно…
– И присылайте ко мне в секцию мальчишек, договорились? Безвольных, запуганных, которые в случае чего боятся возвысить голос. Я бы, конечно, справился и в ином случае, но не хочется сразу иметь дело с родителями. Родители – это уже следующий этап… Словом, посылайте их ко мне, а уж я разберусь!..
Артур Федорович с растерянным видом кивал.
– Договорились? – нажимал Ким. – Значит, жду в Центре рекомендованных вами мальчишек. И девочек тоже. Но ведь вы будете работать именно с мальчишками, не так ли? – подмигнул он своим антрацитно-черным глазом. Артур Федорович после последней фразы уронил отяжелевшую, с явными залысинами голову на скрещенные руки.
– Хорошо, что моя ветка стоит у вас на столе, – как ни в чем не бывало продолжал Ким, трогая двумя пальцами извилистую сакуру. – Она одна сто$ит сотни таких цветов, как ваши! – презрительно скривился он в сторону набитых в ведро школьных букетов. – Через три дня ото всей этой мишуры ничего не останется! Разве такой должна быть настоящая красота?
– Она на змею похожа, Кимушка. Я, конечно, поставил ее на вид, как твой подарок… но ведь это совсем гадюка…
– А что такое гадюка, как вы себе представляете? Сочетанье ума и силы!
– Но ведь змея, змеиный яд – символ зла… Адама и Еву кто искушал? – нетвердым языком пытался спорить психолог.
Но Ким не желал выслушивать никаких возражений.
– Змея символ мудрости, а с помощью яда она утверждает свое могущество! – отрезал он. – Мы должны не губы кривить, а учиться на ее примере…
С этими словами он ловко поддел со стола ключ и через секунду исчез за дверью.