Ирина спешила домой сквозь солнечный осенний денек, наперерез изредка слетающим с веток и кружащимся в воздухе осенним листьям. Ей вдруг загорелось скорее увидеть мужа. Несмотря на то, что они провели бок о бок трое суток, она еще не успела его почувствовать… не насладилась тем душевным вкусом, который был закодирован для нее в слове ПАВЕЛ, не вдохнула его аромат… вот как вчера от половинки арбуза пахнуло нежной плодовой зрелостью – без этого дуновения красно-зеленый срез ощущался бы не прекрасным плодом, а просто холодным безжизненным муляжом. Так скорее домой – ощутить живой импульс Павла, его тепло, его человеческую близость! Какое счастье, что дорога до дому коротка и через десять, максимум пятнадцать минут они встретятся!
Это ненормальное, обостренное желание увидеть мужа заставило Ирину почти бежать по улице. Интересно, кто из них раньше окажется дома? У нее уже нет сил ждать, ей нужно открыть дверь – и чтобы он был там!
Он был там, но из этого вышло совсем не то, чего жаждала Ирина. Бледный и безразличный Павел едва взглянул на нее и вновь устремил глаза в компьютер. Судя по всему, он вообще не выходил сегодня из дому: его куртка в передней висела точно так же, как в тот момент, когда Ирина, торопясь вслед за нетерпеливым Тимкой, крикнула мужу, чтобы он их догонял. И кроссовки стояли в аккурат таким образом, как она их поставила, отодвинув подальше от прохода. А с лица Павла не сошло вчерашнее зачарованное выражение хирурга, подцепившего скальпелем аппендикс, или рыбака, выводящего из глубины большую рыбину… словно он с тех пор не переставал думать о чем-то, притягивающем его из глубины дисплея…
– Ты что, не был на школьной линейке?
– Не был, – неживым эхом откликнулся он.
– Тебе не хотелось в такой день проводить сына?
Павел не ответил, и Ирина вдруг испугалась, что он не ответит ей уже никогда. И вообще не будет с ней разговаривать, а останется для нее как фотография – застывшее лицо с неподвижным взглядом, устремленным на что-то неведомое…
– Если бы хотелось, я бы пошел. Давай обойдемся без лишних объяснений.
Это говорил совсем не тот Павел, которого она знала. Тот, настоящий, готов был горы свернуть, лишь бы самолично отправить Тимку первого сентября в школу. Однажды он еще в прежней фирме крупно повздорил с начальством, которому заблагорассудилось послать его первого сентября в командировку. Вследствие чего и стал необходим переход на новую работу.
– Павел, я не понимаю, Павел, подожди, Павел, – говорила Ирина, проходя вслед за ним на кухню, где он включил газ и поставил чайник. – Да что же это такое…
– Что такое? – спросил он с интонацией робота. – Что особенного произошло?
– Ты отвык от нас с Тимкой, – уже чуть не плакала она. – Не разговариваешь, вообще не обращаешь на нас вниманья. Вчера весь вечер просидел за компьютером. И ночью – я думала, ты так сразу не заснешь… ведь мы сколько не виделись! – и дальше само собой сказалось еще не осознанное до конца, скороспело вырвавшееся со дна души: – У тебя что, любовница появилась?!
– Сразу и любовница, – чуть усмехнулся он.
– Нет, ты ответь! Пожалуйста, скажи однозначно, да или нет?
– Глупости, – обронил Павел, наливая в стакан чаю.
Дальше он курсировал по квартире, собираясь в свою фирму, запирался в ванной, откуда вышел выбритый и пахнущий туалетной водой, переодевался… А Ирина все это время ходила за ним как собачка и лезла из кожи вон, пытаясь выжать из него хоть какой-нибудь признак прежнего любящего мужа:
– Я тебя очень прошу… Павел, я умоляю – поговори со мной по-человечески…
Она барахталась в унижении, понимая сама, что делает все неправильно. Если действительно появилась любовница, надо не выявлять, а, наоборот, затушевывать этот факт, чтобы верней сохранить мужа. Стать спокойной и отстраненной, даже слегка рассеянной, как будто ничего не замечаешь… Жить ожиданьем, чтобы все кончилось само собой. Ей нельзя рисковать, хотя бы из-за Тимки, который, в случае чего, не перенесет разлуки с отцом. Ведь они были так близки… (ох, неужели в прошедшем времени?!)
Но она столь жаждала услышать от Павла нечто утешительное, что продолжала выспрашивать, следуя за ним по пятам:
– Павлик, ну скажи… ведь я же переживаю… скажи, прошу тебя, я должна узнать!
– Что ты хочешь знать? – наконец остановился Павел, уже шествовавший с дипломатом в переднюю.
– Есть у тебя другая женщина?
– Я же сказал, что нет.
И он хлопнул дверью, а Ирина так и осталась стоять в прихожей, прислонившись к дверному косяку: не было сил держаться на ногах без опоры. Он сказал «нет», и что-то внутри нее отозвалось внутренним согласием: она почувствовала, что это правда. Но странное дело: вместо огромного облегчения, вместо острой радости после пережитых страхов Ирина испытывала сейчас то самое гнетущее чувство, донимавшее ее со дня возвращения в Москву. Вроде все хорошо, да нехорошо. На всех них наползало нечто гадкое и опасное, и коренилось оно не в каких-то обстоятельствах извне, а в самом Павле. Несмотря на то, что сказал он правду – любовницы у него действительно нет.