Почесав в затылке, Сампса снова взглянул на статуэтку. Что с ней делать, куда поставить? Наверное, для начала стоит обработать защитной краской, чтобы дерево не рассохлось окончательно.
В комнатах наверху хранилось много разного хлама. Полтора десятка прялок, дюжина сломанных веретен, столы без ножек, стулья с продавленными сиденьями или вообще без оных, разбитый фарфор… в общем, огромное количество вещей, которые терпеливо ждали своего часа. Сампса любил сам приводить их в порядок. Каждый раз, отреставрировав какую-нибудь вещицу, он клал ее в багажник машины и отвозил в магазин в Хельсинки. Если требовалось перетянуть мягкую мебель, Сампса отвозил ее в мастерскую Олари. Сам он не умел перетягивать мебель, но с удовольствием делал остальную работу – счищал старую краску, покрывал лаком, приклеивал отвалившиеся перекладины и планки.
Божок с кривой усмешкой рассматривал Сампсу и старую мебель вокруг. Сампса тоже смотрел на божка. Тот не вписывался в груду предназначенного на продажу хлама – уж слишком был похож на человека. Усмехаясь, он словно говорил Сампсе: “Да плюнь ты на эту госпожу Мойсандер, а заодно на Анелму и Сиркку с ее “братом”. Древние божки – они такие, они всегда знают, какие мысли бродят в головах их владельцев. А если бы у них не было таких способностей, зачем бы они были нужны? Зачем вырезать из дерева существо, которое ничего не понимает?
Сампса чувствовал, что его жизнь зашла в тупик. К осени антикварный магазин, скорее всего, придется закрыть. И тогда доходы иссякнут. Волей-неволей надо будет продавать “Ронкайлу”. Ну, может быть, не всю усадьбу, но наверняка не один десяток гектаров леса. Останется основное здание, новые постройки, Анелма, Сиркка…
Сампса тяжело вздохнул. Он выглянул из окна библиотеки и увидел привычную картину – разросшийся клен. Иногда он часами молча сидел у окна, зачарованно глядя на подрагивающие ветви дерева.
Из столовой донесся звук призывного гонга. Но Сампсу этот гонг к обеду не приглашал. Хозяин усадьбы жил в собственном ритме и никогда не ел вместе со всеми, лишь периодически, словно старый холостяк, находил что-нибудь съедобное в кухонных шкафах и утолял голод. Анелма била в гонг, когда ей хотелось поговорить с Сампсой. Сама она, боясь привидений, не приходила в старую часть дома. Она била в гонг до тех пор, пока Сампса, потеряв терпение, не распахивал окно библиотеки.
Вот и сейчас она крикнула ему:
– В следующие выходные мы собираемся организовать садовую вечеринку! Я уже подготовила список покупок. Когда поедешь в город, зайди в магазин и все купи.
Анелма положила лист бумаги на перила веранды и поставила сверху блюдце, чтобы его не унес ветер.
В ответ Сампса крикнул, что ему не нужна вечеринка, к тому же у него нет на нее денег.
– Так продай немного леса! Мы уже разослали приглашения! Будь добр, привези из города все необходимое.
Сампса закрыл окно. Так всегда. Ему отдают мерзкие приказания и ждут безропотного послушания.
Как бы там ни было, Сампса сел и начал прикидывать, во сколько обойдется вечеринка. Пятнадцать бутылок красного вина, пиво, всевозможные салаты, сыры, колбасы, сладкое… получится больше, чем на пятьсот марок. И самое плохое – выходные окажутся убиты. Во дворе будет толкаться масса незнакомого народа, повсюду не переставая захлопают двери, из-под каждого куста будут раздаваться пьяный хохот и разговоры, заорет музыка…
На этот раз Сампса решил купить самого горького красного вина, которое только сможет найти. А если раздобыть где-нибудь безалкогольного вина? И добавить туда пару ложек растительного масла – тогда вместо вечеринки Анелма со своими гостями все время проведет в туалете!
Сампса решил отнести божка в лес к тому же обломку скалы, где отец преподал ему первый урок поклонения Богу грома. С тех пор Сампса считал камень своим и иногда, когда все вконец надоедало, устраивал там ритуалы в честь личного бога. Разводил небольшой костер, поджаривал какую-нибудь еду, разливал водку и слизывал огненный напиток с камня. После этого на душе всегда становилось хорошо.
Сампса завернул статуэтку в бумагу, сунул в нагрудный карман маленькую бутылку виски и вышел.
Он направился к лесу.
На поле работал красный трактор. За штурвалом сидел сосед. Звали его Нюберг, он уже много десятков лет арендовал и возделывал, как свои собственные, поля “Ронкайлы”. На этот раз он, похоже, разбрызгивал пестицид: сзади на тракторе висел пластиковый бак, из которого рассеивалось облако мутной жидкости.
Рыжему жилистому Нюбергу было около шестидесяти. Он был остер на язык и поговаривали, будто на его совести много человеческих жизней: в войну он служил охранником в лагере для военнопленных.
Нюберг всегда сторговывал цену на аренду до упора вниз, жалуясь, что поля уже не такие плодородные, как во времена старого хозяина “Ронкайлы”. И как-то постепенно, с годами, он стал одним из самых зажиточных жителей деревни. Сампса хотел бы сдать поля кому-нибудь еще, но Нюберг не позволял, говоря, что это он привел землю арендодателя в отличное состояние и, если Сампса так поступит, дальше они будут встречаться исключительно в суде.
Сампсе не хотелось видеться с соседом. Он уже двинулся к лесу, когда Нюберг, заметив его, повернул трактор. Соответственно ему пришлось ждать, пока Нюберг подъедет, вылезет из кабины и подойдет ближе.
– Черт побери, Сампса, это ты? Рад тебя видеть! Как дела, как бизнес по продаже старых прялок и веретен? – хохотнул сосед, протягивая руку. – Слушай, я тут подумал, что тебе, пожалуй, надо проложить трубы. Сейчас, знаешь ли, невыгодно арендовать поля, на которых отсутствует отводная система.
Сампса прекрасно понимал, что у него нет средств для прокладки труб. И тихо ответил Нюбергу, что, если того не устраивает обычное поле, он может взять в аренду поле с нужными ему трубами – в другом месте.
– Слушай, Сампса, не морочь мне голову. Я, между прочим, тебе хороший совет даю. Сделай, как я говорю, иначе к лету все твои поля зарастут.
– Может, и так, – согласился Сампса. – Но у меня нет денег заниматься мелиорацией.
Тогда Нюберг переключился на другие темы. Он принялся рассказывать, чем собирается заняться после сбора урожая.
– Займусь полями вдоль реки. Давай осенью поставим здесь новый барабан? Ты купишь колеса, а я все смонтирую. Да, кстати, я тут прошелся по твоему лесу. Слушай, мне скоро понадобится хорошая древесина, хочу увеличить свинарник. Я отметил несколько стволов. Думаю взять их у тебя по дешевке, что скажешь? Давай как-нибудь вместе прогуляемся, я покажу…
– Да я, в общем-то, не собирался лес продавать.
Нюберг расхохотался, словно Сампса рассказал хороший анекдот.
– Разве я что-то говорил о покупке? Да ладно, мы ничего не расскажем налоговому инспектору! Я ночью потихоньку отнесу их на лесопилку. Мы просто учтем это, когда в следующий раз будем об аренде договариваться. К тому же ты всегда можешь брать картошку из моего погреба. Не волнуйся, дорого с тебя не возьму!
Сампса быстро сообразил, что Нюберг пытается выхлопотать древесину для свинарника в обмен на пару ведер гнилой картошки. До чего же ловкий тип! Не удивительно, что именно таких типов нанимали охранять заключенных в лагерях, где они за малейшую провинность частенько забивали людей до смерти.
Сампса вспомнил отца Нюберга. Тот был хорошим мужиком, в тридцатые годы поменял свою шведскую фамилию Нюберг на финскую Уусимяки. А сын почему-то решил жить со шведской фамилией. Интересно, потомки вернутся к Уусимяки?
Тут Нюберг заинтересовался свертком в руках у Сампсы.
– Что в пакете? Прялка или веретено?
Сампса замялся. Если признаться, что деревянный божок, это вызовет кучу вопросов. Что за божок? Куда идешь? Зачем взял его с собой? А если, например, сказать, что это труба мелиоративной системы, Нюберг вообще надолго пристанет. Зачем завернул трубу в бумагу? Она какая-то секретная, ее нельзя показать соседу?
– У меня здесь деревянный божок. Ладная статуэтка, хоть и из необработанного дерева.
Нюберг почесал в затылке. Затем твердо заявил, мол, хорошо, что божок. В любом доме надо иметь своего Божка.
– Ладно, подумай пока над моей идеей с мелиорацией. К следующей весне точно надо… Заплатишь, я все как следует сделаю. Посторонних-то нанимать не стоит.
Нюберг влез на трактор, запустил мотор и снова принялся распускать ядовитые пары над полем.
Сампса прошмыгнул по тропинке в лес и быстро зашагал по известной ему тропинке вглубь чащи к памятному камню. Дойдя до него, развернул божка, поставил на обломок скалы, как на пьедестал. Затем набрал сухих веток, сложил на камне, поджег оберточную бумагу и запалил костерок. Переставил божка подальше от огня, достал из кармана бутылку виски и, наклонив, принялся лить на пламя золотистую жидкость. Послышалось легкое шипение. Остатки виски Сампса вылил на раскаленный камень, с которого оно тонкими ручейками стекало на землю. Сампса встал на колени и, приблизив лицо к раскаленному камню, принялся слизывать горячую ароматную жидкость. Периодически Сампса бросал взгляд на стоящего поблизости божка, думая, что, наверное, это сейчас его единственный настоящий друг. Хотя бы потому, что не пристает с просьбами и не требует денег.
Вскоре пламя погасло, виски впиталось в землю, и, таким образом, ритуал закончился.
Сампса опустился на траву. В голову пришел Нюберг. Закончив распылять яд, он наверняка отправится в магазин и, купив пару бутылок пива, тут же откупорит одну и выпьет прямо у кассы. И начнет громко рассказывать, мол, встретил Ронкайнена и – ха! Только представьте себе, он тащил в лес какого-то божка. “Чудной мужик все-таки! Если бы у меня была такая усадьба, я бы не ковырялся со всякими старыми прялками. Ну, да пусть делает, что хочет, это вообще не мое дело! Просто хочу сказать, что ему, черт возьми, давно пора привести в порядок усадьбу!”
После этого в магазине начнут болтать про то, как плачевно обстоят дела в усадьбе. Не оставят без внимания халат Анелмы, безделье Сампсы, пройдутся по предстоящей вечеринке и всему остальному, что привлекало внимание деревни. “Я считаю, эти вечеринки нужны лишь для того, чтобы налакаться на халяву да девок пощупать”, – точно скажет кто-нибудь из местных. В завершение разговор перейдет на личную жизнь Самспы и его гражданскую жену:
“Интересно, эта художница хоть раз дала хозяину?”
Такие речи не раз доходили до ушей Сампсы. Он особо к ним не прислушивался, но все равно было неприятно, ведь в мире и без дурацкой болтовни жить непросто. Иногда Сампса развлекался, воображая, что было бы с деревней, если бы на нее упала нейтронная бомба. Она мгновенно убила бы всех деревенских, Анелму с Сирккой и вообще всех живых существ в этой местности. Дома и вещи остались бы в целости и сохранности, а тела сгребли бы в кучу и увезли. Через деревню проехала бы колонна похоронных машин, и в каждой лежал бы труп. Длинная траурная процессия растянулась бы на много километров, черные машины медленно увозили бы тела к месту последнего пристанища. И в деревне воцарилась бы долгожданная тишина. А в живых остался бы только Сампса и деревянный божок, которому нейтронная бомба никак не смогла бы навредить.
Если пофантазировать дальше – было бы неплохо сбросить бомбу на Хельсинки в районе Красной Горы, да и в принципе разбросать их по всей Финляндии. Если вымрет маленький злобный и жадный народ, мир лишь вздохнет с облегчением. Ха! А пустые города и деревни поведают о том, что когда-то здесь жили люди, которых, к счастью, больше нет. Вместе с ними в могилу уйдет их скудная культура. Черт возьми, нет даже ни одного более или менее приличного спортивного результата, который подарила бы миру эта страна …
Сампса погладил божка по серому деревянному затылку. Статуэтка с одного бока была еще теплой от костра, а с другого немного влажной и казалось, что под рукой живое существо.
Сампса произнес:
– Пожалуйста, помоги мне!
Божок усмехнулся. Он не произнес ни слова, но на его ухмыляющейся физиономии словно было написано, что ему можно доверять.
В задумчивости Сампса принялся напевать песенку, которую помнил с тех времен, когда они с отцом ходили к этой скале:
О, великий Бог грома,
Восседающий в облаках!..
В этот момент скала дрогнула, из-под земли донесся громкий рокот и грохотание, а в небе, прямо над головой Сампсы, что-то ослепительно сверкнуло и ударил гром. К подножию сосен с шипением упала шаровая молния и заметалась по земле, словно в поисках места, где можно остановиться. Огненный шар подкатился к ногам Сампсы, на мгновение замер и взорвался, рассыпав вокруг тысячи огненных искр.
И там, где еще пару секунд назад метался желтый шар, возник огромный мужчина в накинутой на плечи медвежьей шкуре.
Это спустился с небес Рутья, сын Бога грома. Он пришел в Финляндию с миссией.