В мире между Эйкром и Вуром мы пробыли от силы минут десять, но впечатления я получил незабываемые. Сами представьте – висишь в пустоте, залитой льющимся из ниоткуда светом, и видишь далеко-далеко впереди… самого себя. Свою собственную спину.
Я повернулся в другую сторону – и там тоже увидел себя, смотрящего в противоположную сторону. Посмотрел наверх – увидел в необозримой дали пару когтистых ступней и хвост со скорпионьим жалом. Посмотрел вниз – уперся взглядом в собственную макушку и заостренный гребень-полумесяц.
Я видел самого себя везде, куда бы ни глядел – и рядом с каждым из меня стоял… висел Джемулан. Все пространство вокруг усыпано нами двумя.
Хотя приходилось очень пристально вглядываться, чтобы понять, что это такое. Не обладай я таким острым зрением, не различил бы ничего, кроме микроскопических точек. Очень уж большое расстояние.
Конечно, мне стало интересно, что же все-таки я вижу. Я пустил в ход Направление и пораженно понял, что смотрю не на какой-то мираж или оптический обман. Я реально вижу самого себя. А значит, мы находимся в очень, ну просто очень мизерном мире.
Поначалу я подумал, что это анклав. За время шляния по мирам анклавов я повидал немало – и большую их часть вполне реально облететь за считаные дни… ну пусть недели. На этот, судя по всему, достаточно и часа.
Однако Джемулан весьма меня удивил, сообщив, что это не анклав, а полноценная вселенная. Я попросил разъяснений, и он скороговоркой поведал, что вселенные, как известно, бесконечны – и это действительно так. Однако планеты тоже в определенном смысле бесконечны – или вы можете найти у шара начало и конец? Вселенная классического типа – четырехмерная гиперсфера… или, в случае Эйкра, четырехмерное кольцо Мёбиуса. Если очень-очень долго лететь в одном направлении, в конце концов вернешься на то место, с которого начинал – в этом и заключается бесконечность вселенной.
Другое дело, что проверить это на практике невероятно трудно, поскольку протяженность этой гиперсферы – миллиарды световых лет… или даже сотни миллиардов. Тем не менее порой встречаются вселенные и поменьше… а изредка бывают и совсем крошечные. Такие, как эта. Обладая острым зрением, здесь можно увидеть собственную спину – очень-очень далеко впереди.
На этом месте я перебил Джемулана, спросив, чем же в таком случае нормальная вселенная отличается от анклава.
– Расположением в метапространстве, – ответил сид. – У полноценной вселенной собственная «клетка в таблице», а анклав – это просто замкнутый кусочек пространства, отделенный или отделившийся от какой-нибудь вселенной. Своего рода пузырек между мирами… или даже внутри мира.
– Надо же. А я думал, что мир от анклава отличается только размером.
– Распространенная ошибка. Мир, или вселенная – это самостоятельный четырехмерный континуум, а мирок, или анклав – пространственный сегмент, обособленный от родительского континуума, – повторил еще раз Джемулан. – Но поскольку настолько крошечные вселенные – огромная редкость, многие путаются в терминологии и называют анклавами все маленькие миры скопом.
– Это да, патрон, – подтвердил внимательно слушавший Рабан. – Мы с Волдресом так всю жизнь и делали.
– Кстати, ты нас видишь? – спросил Джемулан, пристально вглядываясь в даль.
– Нас – которые здесь, или других нас – которые там?..
– Которые там.
– Вижу.
– А я нет… хотя раньше видел.
– Зрение ухудшается? – посочувствовал я.
– Зрение у меня идеальное.
– Тогда в чем дело?
– Кажется, мы уже договорились, что я тебе не учитель, – высокомерно ответил сид. – Давай руку, полудурок, прыгаем в Вур. Совершенно незачем тут болтаться.
– Может, я все-таки сам нас переброшу? – предложил я. – Ну тебе что, жалко?
– Ты не сможешь.
– Почему это?
– Мы ограничили твое Слово стажерскими правами, – неохотно сообщил Джемулан.
– И что это значит?
– Ты можешь перемещаться сам, но не сможешь никого взять с собой.
– То есть…
– Да. Если ты попытаешься перебросить нас, то перепрыгнешь один – я останусь здесь. Так что пока я твой куратор – перемещением занимаюсь я.
– И долго это будет продолжаться?
– Зависит от твоего поведения. Давай руку.
Я молча сунул Джемулану среднюю левую ладонь, с трудом подавляя желание выпустить когти.
Перед тем, как переместить нас, сид на миг задумался, крутанул пальцами, создавая крошечное облачко, и достал из кармана что-то вроде пудреницы. Оттуда он извлек пару желтых конусов, которые тут же сунул себе в ноздри, и еще какой-то шарик, который запихал куда-то в горло.
– Кстати, как у тебя с дыханием? – неохотно спросил меня Джемулан, покончив с этой процедурой.
– Лучше всех. Вообще не дышу. А что?
– Ничего. Раз не дышишь, все нормально.
Через минуту я понял, в чем дело. Безымянная крошка-вселенная, где мы находились до этого, то ли была заполнена нормальным воздухом, то ли ее физические законы попросту не подозревали о такой вещи, как «дыхание». За время своих странствий я встречал миры, в которых вообще невозможно задохнуться. Легкие перестают функционировать, превращаются в бесполезный атавизм.
Однако этот новый мир, Вур… в нем воздуха было вдосталь, но он явно не подходил ни для человека, ни для сида.
Очень-очень плотный воздух. Лишь чуть разреженнее воды. Не совсем бесцветный – в целом видимость нормальная, но хуже, чем на родной Земле. Куда ни глянь, везде плавают каменные глыбы, похожие на исполинские пальцы. Метров по пятьсот в высоту, нижняя часть слегка сужена, оканчивается округлым «набалдашником». Между глыбами во множестве снуют ярко-красные рыбоподобные создания. Изредка попадаются и другие – нежно-голубые, похожие на мурен с длинными плавниками.
Как и в крошечной вселенной до этого, никакой тверди у нас под ногами не было. Правда, не было и невесомости, как там. Мы висели в этом сверхплотном воздухе… или разреженной воде, медленно погружаясь на дно… во всяком случае, я думаю, что где-то там внизу должно быть дно. Пока что я вижу только бесконечную синеву – что наверху, что внизу. Определить силу тяжести в таких условиях трудно – но мне показалось, что она меньше земной.
Джемулан кратко сообщил, что Вур – газовый гигант. Его ядро безжизненно, зато плотная и густая атмосфера населена разумными существами – ольквари. Мы сейчас находимся не где-нибудь, а в одном из крупнейших их городов – Воруннохе.
Эти плавающие вокруг каменные глыбы – не что иное, как здания. Огромные здания. Однако жильцов в них относительно мало – в каждом по паре сотен, не больше. Маловато для небоскреба, изначально рассчитанного на десять тысяч.
Цивилизация ольквари переживает упадок. Эти существа достигли высот прогресса, обеспечили себя всем, что могли пожелать, победили болезни и голод, покончили с войнами и преступностью. Даже деньги, и те были отменены – наступило такое изобилие, что все товары и услуги стали бесплатными. Большая часть работ перешла на плечи машин, а себе ольквари оставили только интересные и приятные занятия.
Так наступила стагнация. У ольквари было все – и исчез стимул развиваться. Незачем было что-то делать, ни к чему было работать или учиться – зачем, если можно жить без забот на всем готовом? Немногочисленная часть населения занималась наукой, философией, искусством или спортом – остальные не делали даже этого. Планета превратилась в подобие Сибариса – древнего города роскоши и неги.
Сейчас на всем Вуре едва ли наберется сотня миллионов жителей, тогда как тысячу лет назад их было больше двадцати миллиардов. Большинство семей ольквари ограничивается одним ребенком, а многие и вовсе умирают бездетными. В размножении попросту исчезла необходимость – благо живут ольквари двести лет с гаком. Наверное, пройдет еще несколько веков, и они окончательно вымрут.
– Да, когда слишком много хорошего – это тоже плохо… – философски произнес я. – А почему этот ваш Рубака…
– Вихрпул, – поправил Джемулан.
– Да мне пофиг. Почему он решил осесть здесь?
– У него не было выбора. Как только его преступление было обнаружено, мы вычеркнули его Слово. Он застрял там, где находился в тот момент.
– А ольквари умеют путешествовать между мирами?
– Не умеют. Это техногенная цивилизация одиннадцатой стадии. Они не создали ни континуумоходов, ни межпространственных врат. Зато освоили межзвездные перелеты.
– Угу. Значит, этот Рубака…
– Вихрпул.
– Пофиг. Значит, он может смотаться на другую планету?
– Может. Но он здесь.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую, – раздул ноздри Джемулан. – Я могу найти любого нашего агента – действующего или уволенного. Действующих, вроде тебя, нахожу сразу же. С теми, чье Слово вычеркнуто, возиться приходится дольше, но рано или поздно я их все равно нахожу.
Угу. Видимо, что-то вроде моего Направления. Фирменная примочка агентов ОВР, надо полагать. Или какая-то хитрая приблуда – техническая, магическая, техномагическая…
Мне потребовалось немного времени, чтобы приноровиться. Я отлично летаю по воздуху и великолепно плаваю в воде, но здешняя среда – нечто промежуточное. Размахивать крыльями в полную силу не получается, но и совсем ими не пользоваться нельзя – начинаешь медленно погружаться. Некоторое время покутырявшись из стороны в сторону, я свернул крылья, зацепившись кончиками за бедра, однако оставил достаточное количество перепонки, чтобы получился своеобразный плащ-парус. Помогая себе хвостом и загребая всеми шестью ладонями, я приспособился двигаться с довольно приличной скоростью.
Зато у Джемулана дела шли из рук вон плохо. За неимением крыльев он был вынужден плыть так же, как плыл бы в воде, но вокруг все-таки воздух – очень плотный, и тем не менее воздух. Сид греб с бешеной частотой и болтал ногами так, словно взбивал масло, однако большая часть этих усилий уходила на то, чтобы просто не погружаться. Двигался он не быстрее бабульки на надувном матрасе.
Поскольку так мы и до Рождества никуда бы не доплыли, я взял Джемулана на буксир. С грузом моя скорость резко снизилась, но все же километров двадцать в час мы делали. Лучше, чем ничего.
Лавируя между исполинскими глыбами-зданиями, я гадал, каким образом они держатся в воздухе. Судя по внешнему виду, весить эти дуры должны миллионы тонн. Однако висят себе на одном месте, лишь чуть-чуть колеблются вверх-вниз.
При ближайшем рассмотрении каждое здание оказалось испещрено отверстиями, затянутыми стекловидным веществом. Роль дверей играли мембраны-занавеси снизу и сверху – однако в них никто не входил и никто не выходил. Мы вообще пока что не встретили ни одного ольквари – только рыбо- и муреноподобные создания, явно играющие здесь ту же роль, что воробьи и голуби в земных городах.
Пару раз приходилось сворачивать с дороги, избегая падающих или всплывающих фиговин. Джемулан объяснил, что это две главные опасности Вура – «жженые пробки» и «жировые пятна».
«Жженые пробки» – это крохотные метеориты, которые довольно часто падают с местного неба. Они искусственного происхождения – вокруг планеты вращается плотное кольцо космического мусора, накопившегося за последние тысячелетия. Ольквари давно перестали интересоваться космосом. Вся эта дрянь постепенно сходит с орбиты и периодически шмякается вниз. «Жжеными пробками» их назвали за внешнее сходство – они сильно обгорают, пока летят в плотной атмосфере Вура. Скорость падения у них не особенно высокая, но если долбанет по башке – пишите письма родителям.
Ну а «жировое пятно» – это алая маслянистая субстанция в форме пузыря. Если «жженые пробки» падают сверху, то «жировые пятна» поднимаются снизу – из ядра планеты. Большая часть Вура – плотный газ, но в центре расположена жидкая масса. Когда в нее что-то падает (какой-нибудь мусор или та самая «жженая пробка»), то брызги образуют легкие, почти невесомые пузыри, которые устремляются в верхние слои атмосферы. Для местных живых организмов (да и для человека) эта субстанция смертельна. Насчет яцхена не знаю, но проверять не хочу.
А немного погодя я наконец увидел и туземцев. Двое ольквари медленно плыли-летели далеко под нами. Я не знал, насколько именно далеко, поэтому не мог оценить размеры. Удивительно красивые создания – ярко раскрашенные, похожие на помесь морского ската и какой-то райской птицы. Большая часть тела – сине-алый плащ, из-под которого тянется длинный извивающийся хвост.
Голов я не увидел – они скрывались под округлыми «капюшонами». Там же прятались и конечности – Джемулан сказал, что у ольквари нет ног, зато рук целых шесть, совсем как у меня. На каждой четыре крючковатых пальца с коготками, с помощью которых ольквари выполняют тонкую работу и очень ловко лазают по отвесным поверхностям.
Я удивился, зачем это нужно существам, живущим на газовом гиганте, но Джемулан сообщил, что атмосфера Вура изобилует парящими скалами – именно их ольквари переделывают в здания. А вот ноги им действительно не нужны – встретить на этой планете горизонтальную поверхность удается не часто.
Мы плыли в этой безбрежной синеве добрых полтора часа, встретив за это время лишь шестерых прохожих… проплывожих… пролетожих… сами решайте, как их называть. Воруннох выглядел спящим, как российские города утром первого января. Везде ощущение запустения, заброшенности.
Никакого транспорта я не видел вообще. Неужели ольквари передвигаются исключительно своим ходом? Или они до такой степени деградировали, что разучились пользоваться технологиями, превратившись в нечто вроде элоев Уэллса?
На этот вопрос Джемулан не ответил. Его вообще порядком раздражало мое неуемное любопытство – самому-то ему, чувствовалось, было трижды наплевать на туземцев и на их мир. Он никогда раньше не бывал в Вуре, а всю информацию о нем почерпнул из своего облачка-компьютера… кстати, прикольная штука, тоже такую хочу.
– А меня тебе уже мало, патрон? – обиделся Рабан.
– Тобой пользоваться неудобно.
– А ирбинкобоем ты пользоваться вообще не сможешь. Это же не прибор, а материализованное заклинание, внедренное в плоть и кровь. Чтобы им овладеть, нужно пройти специальные курсы.
– Длинные?
– Когда мы с Волдресом проходили обучение, упрощенный пакет состоял из двенадцати занятий, а полный – из тридцати. Но это только чтобы пользоваться готовыми ирбинкобоями, которые уже полностью настроены и запрограммированы. К тому же до начала занятий уже должны иметься базовые навыки по применению внедренных материализованных заклинаний как таковых. Если хочешь…
– Достаточно, я понял. Эту штуку изучают все энгахи?
– Нет, это дополнительные курсы. За отдельную плату.
– Волдрес ее проходил?
– Зачем? У него же был я. Я же гораздо лучше, патрон.
– Ты знаешь не все.
– Эта штука тоже знает не все, а только то, что в нее вложили. Если ты про терминологию – что есть анклав, а что не есть анклав… извини, патрон, но на этот счет есть разные версии. Я вот по-прежнему считаю, что предыдущий мир следует называть анклавом. Проще разделять по размерам, чем по… всякой непонятной ерунде.
– А Джемулан считает по-другому.
– А еще он считает тебя кучкой дерьма. Кому ты больше веришь, патрон, мне или ему?
Я неопределенно мотнул плечами. Джемулан и без того уже начал на меня коситься, слыша, как я что-то бормочу себе под нос. Со стороны мои диалоги с Рабаном выглядят странно – его-то реплик никто не слышит.
Ну и плевать мне, собственно. Джемулан знает, что у меня есть мозговой полип керанке, так что должен понимать, с кем я разговариваю. А если он об этом забыл… это ведь его проблемы, нес па?
На нас наползла огромная тень. Я плавно перевернулся на спину и увидел нечто вроде исполинского дирижабля, плывущего в километре над вершинами парящих скал-зданий. Судя по тому, что у «дирижабля» были плавники и хвост, которым он медленно покачивал из стороны в сторону – это живое существо. Какой-то небесный кит.
Громадный, падла. Наши земные киты рядом с ним – гуппи аквариумные. Интересно, чем он там питается?
Меня этот вопрос всегда почему-то интересует в первую очередь.
Я не успел удовлетворить любопытство. Джемулан дернул меня за руку, поворачивая к зданию слева. Похоже, нашел цель.
Мы проникли внутрь через мембрану-занавесь в самом низу парящей скалы. Она чуть слышно чмокнула, пропуская сначала Джемулана, затем меня, и мы оказались в просторной шахте, стержнем проходящей через все здание. Кое-где виднелось движение – внутри ольквари оказалось несколько больше, чем снаружи.
Вот, значит, как выглядит подъезд типичного вурского дома. Один вход внизу, один – наверху, а все стены усыпаны дверями-мембранами, ведущими… видимо, в квартиры. Кольцо за кольцом, вдоль шахты-подъезда поднимаются тысячи квартир. Над каждой мембраной виднеется панель с хитрым значком – то ли номером квартиры, то ли именем квартиранта. Некоторые из них ярко светятся, однако большинство темные.
Никаких лестниц нет и в помине. Зачем нужны лестницы тем, у кого нет ног? Пол вообще не имеет большого значения для ольквари – они ведь даже спят в вертикальном положении, плотно прилепившись к стене.
Зато здесь есть лифты. Правда, я их сначала не распознал – ничего похожего на наши кабинки. На стенах тут и там висят голубые комковатые штуковины – при необходимости ольквари просто цепляются за одну из них и взмывают ввысь. Или опускаются. Как они ими управляют, я не понял – никаких кнопок, никаких сенсоров. Вслух они тоже ничего не произносят – да и вообще я пока не знаю, как они общаются.
На нас не обращали особого внимания. Ольквари поглядывали с любопытством, но не более. Джемулан упомянул, что хотя между мирами эти существа путешествовать не умеют, зато межзвездные перелеты освоили давным-давно. Инопланетяне здесь встречаются не чаще, чем негры в современной Москве, но все же этого достаточно, чтобы всякие странные уродцы не вызывали удивления.
Уж не знаю, за кого нас здесь принимают – за инопланетных туристов, эмигрантов или вообще гастарбайтеров, но местные городовые пока что не докапываются. И слава богу, а то с документами у меня традиционно плохо. Кроме патента энгаха ничего нет, да и тот сейчас у Джемулана.
А Джемулан тем временем вытянул из нагрудного кармана… меч. Если бы у меня были брови, они бы сейчас полезли на лоб – настолько неожиданным это оказалось. Нет, конечно, за последние полтора года я повидал больше, чем обычный человек видит за тысячу жизней, но это все равно оказалось неожиданным.
Я уже говорил, что не ожидал увидеть ничего подобного?
Да, так вот, об этом мече. Я не особенно разбираюсь в холодном оружии – будучи человеком, я его и в руках-то держал всего пару раз, а яцхену более чем достаточно природного арсенала. И все равно я сразу понял, что меч этот стоит бешеных денег. Как же иначе, если у него в рукояти рубин размером с кулак?
Сам клинок тоже впечатлял. Голубоватого оттенка, с узорчатыми разводами, удивительно тонкий и гибкий. Джемулан взялся за кончик двумя пальцами и без усилий согнул лезвие в кольцо – но стоило его отпустить, как оно мгновенно распрямилось.
Осмотрев свое оружие со всех сторон и не найдя никаких изъянов, Джемулан засунул его обратно в нагрудный карман. Фокус, достойный Акопяна.
– Поднимаемся, – скомандовал сид, резко загребая ладонями.
В здании воздух был таким же плотным и густым, как снаружи. И в нем точно так же можно было плавать. Мы очень медленно, спиралью двинулись наверх – все выше и выше, пока не добрались до сто восемнадцатого этажа. Номер был написан здесь же, на стене.
– Здесь, – коротко бросил Джемулан, цепляясь рядом с одной из мембран. – Он здесь.
До этого момента Джемулан двигался открыто, не скрываясь. Теперь же, когда мы оказались перед входной дверью, он резко замедлил темп.
Первые пять минут сид вообще не шевелился. Он неподвижно висел на стене и пристально смотрел на мембрану рядом. Его остроконечные уши чуть заметно подрагивали.
Потом Джемулан сделал нечто странное. Он сложил ладонь лодочкой и медленно провел ею рядом с мембраной, напряженно морща лоб. Другой рукой он крепко держался за стену.
Я его не отвлекал, ни о чем не спрашивал. Направление уже подсказало мне, что перед мембраной присутствует нечто невидимое и неосязаемое… не знаю, что это, но Джемулан его явно тоже чувствует. Или по крайней мере догадывается о присутствии этой… сигнализации?.. ловушки?..
Сид водил рукой минуты две – а потом словно схватил что-то и дернул на себя. Я невольно вздрогнул – ощущение было такое, словно раздался хлопок… совершенно беззвучный хлопок. Не знаю, как это описать понятными словами. Если у вас есть чувство Направления, сами поймете, что я имею в виду. А если нет… ну это ваши проблемы, угу?
– Здесь не пройдем, – подытожил Джемулан. – Двойной блок Залкра. Без специального инструмента не взломать.
Он отцепился от стены и парой мощных гребков подплыл к соседней двери-мембране. Там не было никакого замка – Джемулан просто толкнул головой, и мембрана с легким чавканьем раздвинулась.
За ней оказался коридор в форме круглой трубы. Налево и направо отходили ответвления, оканчивающиеся небольшими комнатками, но Джемулан плыл все время прямо.
Добравшись до самого конца, мы очутились в главном помещении – огромном зале каплевидной формы. Пола как такового в нем не было – стены постепенно сужались, пока не сходились в небольшом черном отверстии. Потолок был, но его полностью скрывали переплетения трубок и проводов. Ну а мебель и приборы крепились к стенам.
Здесь же был и хозяин квартиры. Хрупкого вида ольквари висел в замысловатой сбруе, всеми шестью руками производя какие-то манипуляции над разноцветными голограммами, окружавшими его со всех сторон. От потолка к нему тянулись два провода, воткнутые в область висков, и гибкая трубка, из которой ольквари что-то с причмокиванием высасывал.
Увидев нас, хозяин даже не подумал удивиться или испугаться. Он лишь слегка поднял голову и зашевелил пальцами. На стенах ожили два манипулятора, оканчивающихся моргающими глазками, – они изогнулись и уставились прямо на нас.
– Мои пятьсот семьдесят три брата смотрят на вас с интересом, – прострекотал ольквари. – Шестьдесят один из них уже прокомментировал ваше посещение. Среди комментариев семнадцать – позитивные, шестнадцать – негативные, двадцать семь – нейтральные, один – бессмысленный набор символов. Выпьете что-нибудь?
Я понимал каждое слово. При перемещении мы, как и положено, получили знание местного языка. Однако ответить я при всем желании не мог – у меня не получилось бы издавать подобный стрекот. Ольквари ведь даже не использовал рта – в нем по-прежнему торчала питательная трубка. Звуки доносились откуда-то из области груди.
Подождав немного и решив, видимо, что молчание – знак согласия, ольквари быстро зашевелил пальцами одной из рук. От стены тут же отделилось устройство, похожее на металлический шар, увенчанный подносом. На нем возник желтый бесформенный комок, который тут же заколебался и превратился в накрытый крышечкой бокал, полный густой бурлящей пены.
Этот бокал робот поднес мне. Я осторожно поднял крышечку и внимательно посмотрел на содержимое. Выглядело оно не очень аппетитно. Яцхена довольно сложно отравить, но если жрать все подряд на чужих планетах, можно и заразиться чем-нибудь…
Джемулан не обращал на меня никакого внимания. Он молча подплыл к левой стене, извлек из кармана штуковину, похожую на карманный фонарик, и начал прыскать из нее каким-то спреем. Закончив с этим, он махнул мне рукой и… принялся протискиваться сквозь стену. Твердая поверхность словно превратилась в гель – податливый, свободно пропускающий сквозь себя. Через несколько секунд из стены торчали уже только ступни, и я поспешил следом.
Пригубить предложенный напиток я так и не рискнул.
– Число комментариев достигло двухсот двадцати девяти! – прострекотал мне вслед хозяин квартиры. – Семидесяти трем моим братьям вы нравитесь!
Подсознательно я ожидал, что изгнанный энгах Рубака – человек. Но он оказался в лучшем случае человекоподобным. Полтора метра ростом, скрюченный, весь покрытый серовато-желтой шерстью, он восседал в подобии автомобильного кресла, прикрепленного к стене, как и любая другая вурская мебель. Я успел заметить, что вместо ног у этого существа растет еще одна пара рук – а потом он мигнул… и исчез.
– Шикуратр аскр кикхчшорр кцкххх ашкшашх эксерцк ции!.. – раздалось откуда-то сверху. – Сарру чшак!
Джемулан ответил на том же скрипучем языке. Впрочем, беседовали они недолго – пара реплик с обеих сторон, и тут же перед нами мелькнула смутная тень, выплюнувшая два бритвенно-острых лезвия. Одно вонзилось мне в грудь, легко распоров хитиновую броню, второе исчезло в яркой вспышке, возникшей перед лицом Джемулана.
– Торокши, – холодно произнес тот, делая резкое движение. В его ладони объявился меч с рубином на рукояти, а из воздуха вывалился обезьяноподобный Рубака… пронзенный насквозь.
Он был еще жив. Медленно погружаясь на дно… на пол, он хрипел и кашлял, сплевывая кровавые сгустки, зажимал ладонями дыру в животе и с ненавистью глядел в лицо Джемулану.
Тот равнодушно вытер лезвие о шерсть противника и вернул меч в нагрудный карман. Все произошло феноменально быстро. Я не успел ничего сделать – впрочем, и не пытался. Задание было поручено Джемулану – пусть он с ним и разбирается.
Джемулан не позаботился о том, чтобы добить умирающего. Однако уходить он тоже не торопился. Сид смотрел на агонию Рубаки холодно и отстраненно, но вместе с тем очень внимательно, словно желая запечатлеть в памяти каждое мгновение.
– Вы с ним были врагами? – поинтересовался я.
– Я его почти не знал, – с легким удивлением ответил Джемулан. – Почему ты решил, что мы враждовали?
– Показалось просто. Может, пойдем уже?
– Еще немного, – продолжал смотреть Джемулан.