Гвердон – свободный город, город оружейников, моряков и наемников, богатеев и бедняков, а также шпионов. Соглядатаев, что наблюдают за гаванью, примечают, куда направляются корабли с грузом смерти. Лазутчиков, что подслушивают в кулуарах дипломатические инициативы, вынюхивают сделки и измены в кофейнях на площади Мужества. Карманников и взломщиков шифров, что перехватывают и читают курьерские сообщения. Подпольных чародеев, что истолковывают руны и трактуют знамения. Каждый пантеон имел здесь своих агентов. Гвердонские закоулки – это линия фронта, где – покамест – сражаются не боги, а смертные.
Вот почему человек, чьим официальным титулом было третий секретарь представительства Хайта, вышел из посольства через потайную дверцу. Дворец дипломатов из Старого Хайта, вероятно, был наиболее величественным сооружением Посольского ряда, отражая длительные и тесные взаимоотношения между двумя народами. Мрачное сооружение, серый камень и темно-свинцовые окна, никаких украшений, кроме знаков аристократических Домов, чьи отпрыски служили послами в Гвердоне в прошедшие десятилетия. Многие эмблемы венчал железный прут, это означало, что тот или иной посол по возвращении в Хайт унаследовал семейную раку.
Третий секретарь никогда не увидит своего родового герба на стене посольства. Он не принадлежит никакому великому Дому. Он – из Бюро. Он служит Короне Хайта по-своему.
Сейчас он проходил мимо посольства главного соперника Хайта, захватнического Праведного Царства Ишмиры. На секретаря взирали статуи ишмирских богов, и он кожей чуял их ненависть, как жар из открытой духовки. Оскалилась рыком Царица Львов, ишмирская богиня-воительница. Извивается Кракен, прибравший к своим щупальцам море. Насмехается Благословенный Бол, чье прикосновение несет процветание. Дымный Искусник был сокрыт пеленой.
Нигде нет Ткача Судеб, и это беспокоило. Паук Ткач Судеб – ишмирский бог жребия и тайн. Среди разведсостава при хайитянском посольстве ходит суеверие – на грани страшилки и святого догмата – что статуя Ткача Судеб оживает и поедает неосторожных шпионов. Ишмирский пантеон изменчив, вечно перетасовывается, когда растет популярность покровителя того или иного острова, или охваченный помешательством бог трансформируется в какую-то новую ипостась. Есть специальные сотрудники отдела Чужеземного богословия, чья работа истолковывать мельчайшие изменения в ритуалах и убранстве ишмирских храмов, пытаясь определить сдвиги в балансе божественной власти.
Отсутствие Ткача Судеб могло означать, что божество секретов попало в опалу. Или то могло быть уловкой, призванной дурачить наблюдателей. Черта между божественным промыслом и откровенной придурью в Ишмире давным-давно стерта.
В нескольких кабинетах верхнего этажа неприятельского посольства еще горел свет. Третий секретарь всмотрелся туда, безотчетно подумав о своих «коллегах» с той стороны. Несомненно, они тоже крадутся в ночи, тянут за нити и прислушиваются, как дрожит паутина мира теней. У них есть свои шпионы, следящие за гаванью, за складами алхиморужия, за наемничьими биржами. У них есть свои осведомители и доносчики и, как у него, легенды для прикрытия. Пустые бюрократические чины, драпировавшие их истинную суть, как его пальто отлично прятало пистолет.
Годами он не брал отпуск, ибо это подразумевало возвращение в Старый Хайт, а там с некоторых пор ему было не по себе. Не Хайт стал другим, а он сам. Разумеется, не являлся он и частью этого города; можно отдавать должное и неуемной гвердонской энергичности, и низменным методам выживания, но он – хайитянин. Его кости принадлежат дряхлой Империи.
Оглянувшись на Посольский ряд, он увидал патруль – пару стражников. Недели три назад на этой самой улице произошло убийство, застрелили чужого шпиона. Короткое проявление насилия, подобно первой дождевой капле перед ненастьем.
Сегодня ночью у него дела за дальним склоном Замкового холма. Он шмыгнул на узкие ступени, скользкие от послеполуденного дождика, потом прошел под аркой, ведущей к новому пролету, и по нему спустился в подземку. Вспомнил, как восторгался подземным транспортом в первое посещение. В Хайте проложено несколько рельсовых линий между городами и поместьями великих Домов, но поезда Гвердона – современная техническая диковина. Туннели, по которым они мчатся, порой старше самого города. Старые заброшенные упырьи ходы. Внизу город больше, чем наверху, – гласила старая поговорка, хотя, собственно, теперь это неправда. Добавился Новый город и перетянул соотношение в пользу поверхности.
Конечно, если предположить, что под зловещими мраморными улицами и светлыми башнями Нового города нет новых лабиринтов и катакомб. Лично он не отваживался посещать ту часть Гвердона – там на улицах властвуют неведомые опасности; поэтому взаимодействовал с Новым городом на расстоянии, через агентов и наемных прислужников. Посматривал на новый район из закопченного оконца спокойного домика на Гетис-Роу.
Пока поезд громыхал сквозь темноту, секретарь развлекался, воображая в глубинах Нового города невероятные дворцы отдохновений и подземные грибные сады, таившиеся в чернильной пустоте за окном. Время от времени искры от колес поезда высверкивали, очерчивая стены туннеля короткой вспышкой. Ничего, кроме измалеванной краской зеленоватой скальной породы, но секретарь не мог избавиться от ощущения: сверкни искра мигом позже или секундой раньше, он стал бы свидетелем очаровательных картин.
Приближаясь к следующей станции, поезд замедлился. Там вошли еще трое пассажиров. Двое были молодой нетрезвой парой в серых студенческих рясах. С хохотом они рухнули на сиденья у двери, целуясь и лапая друг друга. Нетерпеливые пальцы юноши бередили цветы, вплетенные девушке в волосы.
Другая пассажирка, женщина постарше, несла охапку брошюр. Звякали серебряные медальоны и амулеты, пока она брела в его сторону по вагону. Третий секретарь опознал знаки: немолодая женщина была послушницей Хранителей. В наши дни церковь Хранителей вынуждена бороться за паству наравне с остальными религиями Гвердона. Третьему секретарю стало жалко женщину, которая оказалась обязана впаривать насмешливому городу свою веру. В ее молодости Хранители на деле руководили Гвердоном, а жизнь, посвященная служению церкви, считалась почетной и вознаграждалась сполна. Реформы Келкина обрушили все. Эта женщина показалась ему крабом на сухом песке. Волна выплеснула бедное созданье, и во второй раз уже не нахлынет, приходится метаться туда-сюда в поисках хоть какой-нибудь лужицы.
Но все его сочувствие испарилось, когда она, выбрав из всех свободных мест в этой половине вагона, присела с ним рядом. Легкий аромат ладана от одежд никак не хотел маскировать прогорклый старушечий запах. Она предложила брошюру.
– Боги присматривают за вами, – заговорила она. – Нищий Праведник, Святой Шторм, Матерь Соцветий – на каждом из нас лежит божий взгляд. Они не отвернули от нас своих лиц. Это мы отвернулись от них.
Он принял листовку, избегая вступать в спор.
– Я почитаю, – пообещал он.
Смягчившись, она указала на обнявшихся студентов.
– Позорище! – достаточно громко, чтобы им было слышно, заявила она. – Прям как животные. Как шлюхи.
Он не ответил и притворился, будто погрузился в брошюру. Одна часть была карточкой с линией отреза, и листовка увещевала его носить эту карточку с собой веки вечные. Это для тех, кто слишком беден, чтобы иметь медальон Хранителей, или недостаточно тверд в вере, чтобы открыто выступать прихожанином их церкви. Смысл носить карточку до самой смерти заключался в том, что, когда придет время избавляться от тела, твое погребение произойдет согласно надлежащим обрядам.
Сами обряды карточка не расписывала, но третий секретарь в курсе, что они из себя представляют. В наши дни усопших Хранителей передают падальщикам-упырям – останки опускают в подземные глубины через трупные шахты. Решение практично с нескольких сторон – не только уменьшает потребность перенаселенного города в кладбищах, но заодно упыри извлекают из трупа осадок, концентрированную вытяжку души, и сами его поглощают. Хранимым Богам достается только жиденькая молитва, голодная духовная диета, а сидя на ней, боги и впредь будут слабы и покладисты, в отличие от чокнутых исполинов иных стран.
Третий секретарь про себя улыбнулся. Смерть – забота других людей, а не касты неусыпных из Хайта. Его душа никуда не отправится.
Поезд вырвался из туннеля и прогрохотал по виадуку. Внизу – клубок улочек и тупиков, называемый Мойкой, пресловутые исконные гвердонские трущобы. Новый город вобрал в себя половину Мойки. Мерцающие белые купола и воздушные шпили вознеслись над обшарпанными многоэтажками и тухлыми каналами. С этого расстояния Новый город не настолько смахивает на ту небесную обитель, какой кажется издали. Между этими шпилями натянуты бельевые веревки; ночной ветерок колыхает вывески. Мраморные фасады исчерканы похабщиной. Храмы служат игорными залами, публичными домами, бойцовыми аренами.
– Позорище! – вторила мыслям пожилая женщина. – Скверный город. Язва, я вам говорю. Язва.
– Моя остановка, – сказал третий секретарь, заставив голос звучать виновато.
Он встал, и старушенция повисла на нем, цепляясь за пальто. Он выдернул полу из ее хватки и порысил по вагону от нее подальше.
– Прочтите! – взывала она вослед. – Вы еще спасете свою душу!
Он вышел из поезда, на платформе ускорил шаг. Позади подвыпившие студенты отлипли друг от друга и тоже выкатились наружу. Он скомкал листовку, собираясь выкинуть, и вдруг засек кое-что необычное. «Костры Сафида понесут душу…»
Он разгладил листовку обратно, пробежал текст, акуратно сложил и сунул в карман. Насколько он мог судить, брошюру выпустила второстепенная секта – сафидисты, – вообще-то не проповедующая здесь, в городе. Он отправит бумагу домой, в отдел Чужеземного богословия, для их архива. Господство общепризанной церкви Хранителей пошатнулось, если ее вытесняют радикальные ответвления. Он с лихвой насмотрелся на Божью войну, чтобы пристально изучать духовные сферы Гвердона. Это вам не драчливые боги Ишмиры – гвердонские божества тихо дремлют, и едва ль им есть дело как до поклонников, так и до их угроз. Впрочем, богословием занимался не его отдел.
Со станции он вышел чересчур бодро. На лестнице собрался, стал ступать на каждую ступеньку, как навкалывавшийся работяга, несмотря на бушующий в венах адреналин. В наши дни Мойка безлюднее, чем в его первое появление, когда он только наладил паутину связей с гвердонским дном. Теперь это дно переселилось юго-восточнее, канув в непостижимые закоулки Нового города. Скорее рано, чем поздно, ему все-таки придется бросить вызов неизведанным землям его приемного дома, но этой ночью есть более срочные вопросы.
Цель его пути – домик на Гетис-Роу, где предстоит встреча с контактом: поставщиком алхимического оружия. Хайт закупает оружие огромными партиями напрямую по гвердонским официальным каналам. Но есть такие средства уничтожения, которые не купить ни за какую монету, и эта встреча – часть долгих и деликатных переговоров о непроизносимой вслух цене.
Фонарь над дверью темен. Неправильно это. Его контакт должен быть здесь, ожидая его, а с чего бы ей сидеть в темноте? На улице слишком тихо, слишком пусто. Секретарь принюхался к воздуху, гадая, не почудился ли ему на ветру привкус крови? Он не бросился бежать и вообще никак себя не выдал, просто прошел дальше своей дорогой.
Не помогло. Первый нападавший выпрыгнул из проулка, второй – с крыльца дома напротив. Секретарь потянулся за пистолетом, но кто-то, кабинетом повыше, уже имел на него другие планы.
Удар прилетел раньше грохота ружья, а через три толчка сердца пришла боль.
Он повалился в канаву, и один из тех уже над ним. Девушка из поезда, студентка, совавшая язык в рот своему парню. Одним взмахом мелкого ножика она перерезала ему горло. Но не повернула его голову набок, поэтому ей в награду досталась кровавая струя на руки и колени. Она взвизгнула.
Ох уж эти любители!
Третий секретарь уже не мог дышать, поэтому не вздохнул, однако нашел способ закатить глаза. За гибель Даэринт его убьет. Лопухнулся. Так небрежно! Это не просто пятно в послужном списке, а еще и утрата частичек живого. Не одних хорошеньких девиц, но также и вина, и пищи. Проклятье, он ведь пропустит вечерний прием. А ведь он так его ждал!
Приближаются шаги в сопровождении крепкого запаха. Молодой мужской голос, взволнованный и восторженный. К девушке с ножом присоединился возлюбленный из поезда.
– Я попал! Боги направили мою руку! – воскликнул он. – Ты видала? Вот это выстрел! Что за… буэ! – донесся звук и запах рвоты.
Точно, любители.
Они подняли его труп за плечи и за ноги и понесли в проулок. Он взвесил свои возможности. Спецобучение велит ему продолжать разыгрывать мертвого – точнее, разыгрывать труп, ведь мертв он и в самом деле. Надо ждать удобного случая.
Ожидая, он размышлял – связана ли его смерть с тем, что контакт, похоже, не явился?
Он практически уверен – связана, навряд ли это совпадение, погибнуть прямо возле дома, где должна была состояться сделка по поставке крупной партии незаконного оружия. Тем не менее случались вещи и более странные, и есть малая вероятность, что эти студентишки с поезда просто захотели здесь его убить и ограбить. Если они полезут за кошельком, это подкрепит догадку.
Они бросили его на кучу мусора. Мертвый нос заполонила вонь. Некоторые его чувства подавлены, другие обострились. Ощущение бетонной плитки и гнилых яблок под щекой было где-то далеко, и, похоже, столь же несущественно для него, как кровь из глотки или зияющая дыра в правом боку. Обоняние усилилось, и кроме сладковатой гнили он чует цветочные духи, свою кровь на ладонях дамы, луковое дыхание ее подельника. Более тонкую, отдаленную терпкость алхимразряда ружья, что его прикончило. Такое состояние временно – он читал, что когда некроманты ошкурят его до гладких костей, восприятие запахов уйдет. «Наслаждайся, пока можно», – мелькнула мысль.
Девушка перевернула тело третьего секретаря и стала рыться в его карманах. Мертвые глаза пялились на ее лицо. Трудно сказать, но, кажется, там никакого раскаяния, и это его возмутило.
– Иди, передай ей, что мы его замочили! – приказала девушка.
Определенно не совпадение. Определенно замысел.
Он прождал достаточно.
Его обучали именно этой минуте, раз за разом, поэтому когда она настала, то не показалась чем-то особенным. Все тренировки прокрутились перед ним, сливаясь в одну настоящую попытку. Усилием воли мертвый секретарь воссоединил тело с душой. Кольнуло жаром, когда железные вживители под кожей сплавились с его костями. Темная аура некромантии охватила его тело, и в одеревенелые конечности хлынула сила.
Женщина взвизгнула и резанула ножом, но теперь он не по ней быстр, не по ней силен. Поймал ее запястье, смял своими пальцами нежити, саданул другой рукой ей под дых. Она скомкалась и отвалила от него, разевая рот.
Ее молодой человек смотрел в ужасе – застыл на месте, когда застреленный вскочил на ноги, пробитый, кровавый, с двумя смертельными ранами. Ружье все еще у паренька в руках, но могло быть и в тысяче миль отсюда.
Беги, – говорит третий секретать новым голосом. Голос звучит загробно и страшно. И срабатывает. Малыш бросил ружье и припустил по проулку. Само собой, он же встретил привидение.
«Возможно, – думает вспомогательный секретарь, – быть неусыпным не так уж и плохо». Он проворачивается и зверски отвешивает с ноги девушке в лоб, сшибает ее. Ее можно допросить. Разобраться, как она прознала о сделке, раскрыть, на кого работает.
Однако сперва требуется понять, можно ли хоть частично спасти его жизненно важную операцию, выяснить, чего стоила его жизнь. Он подбирает нож, проводит пальцем по острому лезвию – приятное чувство. Прохаживается по проулку, испытывая подвижность воскрешенного тела. Тоже приятно, в новом виде он быстрее и сильнее прежнего. Душа подстраивается к плоти. Ну, вернее, к кости. Отныне плоть лишь мертвый груз.
Внутри конспиративной квартиры загорается свет. Третий секретарь ухмыляется уже коченеющими губами, затем молниеносно бросается в дверь. Мертвецы движутся быстро.
Старуха в доме движется быстрее.
В ее руках огненный меч.
Последней мыслью третьего секретаря было: «Надо, позарез надо сообщить о том, что происходит, отделу Чужеземного Богословия, ведь это меняет все!» Но огонь охватывает его плененную душу, и он сгорает, и больше ничего не остается.