– Это резонансное дело на контроле на самом верху, майор, – понижал голос до благоговейного шепота подполковник Рябов на сегодняшнем утреннем совещании. – Мы все должны понимать, что каждый наш шаг под контролем. И не делать глупостей. Не совершать нелепых телодвижений. Быть предельно собранными и осторожными.
Вишняков в этот момент не выдержал и фыркнул.
– Я не сказал ничего смешного, майор. – Тонкие губы Рябова посинели. – Я только имел в виду, что каждая ваша версия должна быть, как бы это выразиться… Адекватной! А не такой, которую ты мне, Вишняков, подкинул вчера вечером.
А что было вчера? Да ничего особенного. Вчера вечером Вишняков предположил, что молодые люди собрались в домике дачного поселка для какой-нибудь модной нынче игры. Потому и позволили себя связать. Добровольно.
– А как еще объяснить, что здоровые крепкие парни подставили руки под веревку!
– Проволоку, майор, – поправил его вчера вечером Рябов. – Руки за спиной были стянуты проволокой. Тонкой, но прочной. Чтобы не прогорела. Чтобы не было возможности развязаться.
Версия Рябову не понравилась. Он принялся фантазировать насчет маньяка, выманивающего молодых людей за город. Опаивающего их чем-то и…
– В крови не было даже алкоголя, товарищ подполковник, – напомнил ему вчера Вишняков.
– Не было, – с сожалением согласился Рябов, будто наличие в крови психотропных веществ многое бы ему объяснило.
Загадок было много. Ответов пока не было. И путных версий тоже. И это Рябова злило. И не только его, но и тех, кто на самом верху. Тех, кто контролировал ход расследования.
Каждое утро начиналось с совещания. Но докладывать пока было не о чем. Погибшие молодые люди, по сведениям, даже не были знакомы между собой. Совершенно случайный набор жертв. Каким-то образом попавших в заброшенный дачный домик, позволивших себя связать, чтобы обгореть. А перед этим еще и схлопотать себе по пуле в затылок.
– Это ритуал какой-то, а не просто убийство, – настырно стоял на своем Вишняков сегодня утром. – Телефоны, бумажники, кошельки – все на месте. Банковские карты тоже.
– Именно по ним нам и удалось установить личность погибших, – проговорил Рябов со странной интонацией, будто благодарил за это убийцу.
– Да. По банковским картам, телефонам, водительским удостоверениям, у кого они были, и паспортам, – покивал Вишняков. – Это не грабитель.
– Нет. Однозначно.
– Это палач.
Рябов крякнул и промолчал.
– Только вот непонятен его мотив. Мстил он или просто выполнял какой-то ритуал. Может, правда, заигрались молодые люди?
– Ой, не заводи, майор, опять ту же песню! – мгновенно взвился Рябов. – За что можно мстить совершенно случайным людям? За что?! И что за игра такая: когда тебя связывают. Ставят на колени. И стреляют в затылок?! Это бред, майор.
– Вот тут не могу с вами согласиться, товарищ подполковник.
И Вишняков принялся рассказывать о найденных в интернете примерах, когда люди себя в карты проигрывали. Когда жизнь свою ставили вместо денег в казино. Когда обеспеченные пресыщенные извращенцы устраивали смертельный квест.
– Примеров много. Я насчитал полтора десятка. – И Вишняков положил перед Рябовым распечатки. – По двум из этих историй уже и фильмы сняты.
– Посмотрел?
– Так точно. – кивнул Вишняков.
– И как?
– Впечатляет. И печалит одновременно.
– А печалит чем? – Рябов нехотя просматривал распечатки, морщился.
– Если у нас подражатель этих вот историй, то дело дрянь, товарищ подполковник. Мы его никогда не найдем.
– Поговори мне еще, товарищ майор, – скрипучим голосом отозвался Рябов и сгреб в сторону листы с нехорошей информацией.
В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь звуками из коридора да тиканьем настенных стареньких часов, которые Рябов таскал с собой из кабинета в кабинет, считая их талисманом.
– Что, прямо вот никакой зацепки нет? – спросил он после паузы и ткнул ногтем в фалангу указательного пальца. – Прямо вот даже такой?
– Только чек.
– Какой чек? Что за чек?
– Чек из ночного клуба «Соломея», найденный в вещах одной из жертв.
– И что там в нем? – сразу потух Рябов.
– В этом чеке все, что обычно заказывала жертва: два коктейля, пиво и луковые колечки.
– И? – Ноздри Рябова гневно раздулись. – Что необычного в ее обычном заказе, майор?
– То, что ее в тот вечер в клубе не видели.
– Кто не видел? Ее пьяная подруга? – Рябову уже докладывали, он уже знал. – Она себя в тот вечер не видела, майор. Ее в такси грузили буквально. Как она до квартиры добралась и ноги не переломала, загадка. Она была очень, очень, майор, сильно пьяна.
– Бармен тоже не помнит Новикову.
– Как было ему вспомнить, если он крутился как белка в колесе! – процитировал доклад одного из подчиненных Рябов. – Да, Вишняков, да, не смотри на меня так. Я попросил лейтенанта Горохову еще раз съездить в этот клуб. И еще раз переговорить с персоналом.
Вишнякову тут же захотелось плюнуть на отполированный локтями стол и уйти. Рябов, конечно, вообще! Того уже, подполковник! Чтобы посылать по следу лейтенанта какого-то зеленого! Да еще Горохову! Она же с людьми работать не умеет вовсе. Она вопросы не умеет задавать. Мысль свою формулировать правильно не умеет.
Ну, Рябов!..
– Разрешите идти? – Вишняков полез из-за стола.
– Не разрешаю! – прикрикнул Рябов и по столу ладонью шлепнул. – Совещание еще не закончилось.
А оно, по сути, и не начиналось. Топтанием на одном месте это было, а не совещанием. Но майор послушно уселся на место.
– Что можешь сказать о подруге погибшей Новиковой, майор?
– О которой? Их у нее несколько, – поджал Вишняков губы.
– О той, которая вызвалась на опознание приехать. И домчалась в рекордно короткий срок. Будто на соседней улице была, в самом деле! Что ты можешь о ней сказать?
– Ольга Всеволодовна Королёва, двадцати трех лет от роду. Не замужем. Не привлекалась. Проживает по адресу… – Он зачитал свой адрес, только номер квартиры поменял. – Работает креативным директором в солидной фирме, соучредителем которой является ее отец. Лишилась матери десять лет назад. Та погибла в автомобильной катастрофе с любовником. Отец ее восемь лет назад вторично женился. Воспитывает трех сыновей. Жена…
– Все, хватит, – замахал на него руками Рябов. – Вижу, работал, молодец. Я не о том вообще хотел спросить. Я хотел спросить, в каких отношениях эта самая Ольга Королёва была с погибшей?
– В нормальных отношениях. Они очень тесно и давно дружили.
– Угу… – Рябов покосился на распечатки с интернета, которые ему подсунул Вишняков. – Как считаешь, могла эта Королёва быть причастной?
– К чему, товарищ подполковник? К массовому убийству?!
Вот честное слово, еле сдержался, чтобы у виска не покрутить. Рябов, наверное, уже не знает, что придумать для доклада наверх.
– К такой вот игре, как ты это называешь? – Подполковник сграбастал распечатки и помотал ими в воздухе. – Они же сейчас не пойми чем мозги свои забивают. Эта, с позволения сказать, золотая молодежь, она… Гм-м… Так что? Как считаешь, майор?
– Я не разрабатывал Королёву на предмет подозреваемой. У нее алиби, товарищ подполковник, – напомнил Вишняков. – К тому же ее потрясение в момент опознания было очевидным.
– А вот тут я с тобой не соглашусь, майор, – вдруг обрадовался Рябов. – Из всех, кто осматривал тела, эта самая Королёва держалась лучше всех. Сначала будто испугалась. А потом очень быстро пришла в себя. Скажите, какое самообладание! Твою лучшую подругу убили, сожгли, а она даже не всплакнула. Это так… Это так не похоже на женщину. На обычную женщину.
Может, потому, что Королёва была особенной? Не такой, как все?
Об этом он в тот момент подумал, но вслух не сказал. Потом замотался днем. И вспомнил о Королёвой, лишь подъехав к дому. Вспомнил, потому что машину ее увидал на стоянке, которую она будто бы оплачивала. Машина была сильно занесена снегом. А снег шел еще два дня назад. Она что, не выезжала никуда? А как же работа?
Подумал и снова забыл. Потому что нашел в почтовом ящике неприятную бумагу. Повестку в суд! Тамара подала на развод. Почему в суд-то? У них не было детей. Не было совместно нажитого имущества. Разбежались бы тихо, мирно. Что-то затевается его женой. Что-то нехорошее.
Он долго прождал лифт и вошел в кабину взбешенным. А когда вошел в квартиру и понял, что снова не купил соль, то матерился минут пять, хотя в принципе не любил выражаться.
Пельмени пришлось варить со специями, в которых была соль. Высыпал целую пачку и пересолил. Ел и морщился. Еле запил потом тремя чашками чая. Только-только улеглось раздражение от невкусного, пересоленного ужина, как позвонила Тамара. И началось! Упреки, слезы. Она обвиняла его в своей разрушенной им карьере, в крахе мечты стать знаменитым журналистом, в нанесении вреда здоровью.
– А тут я в чем виноват? – поинтересовался Вишняков лениво.
– Мне пришлось из-за тебя сделать аборт, и теперь еще неизвестно, смогу ли я иметь детей или нет!
– Тамара… Тамара, остановись, – попросил он, закатывая глаза под лоб. – Или я напомню тебе, что аборт ты делала не от меня. И делала его задолго до нашего с тобой знакомства. Это раз.
Она помолчала, а потом спросила сердито:
– А что два?
– А два, это то, что я не виноват в крушении твоих мечт и желаний. Это я о твоей загубленной карьере.
Вишняков встал и пошел в кухню. Достал из холодильника начатую бутылку красного вина, вытащил зубами пробку, налил себе в бокал почти до края. Глотнул раз, другой.
– А кто виноват, кто, Вишняков? Ты же не помогал мне ни в чем.
– Не был обязан, – огрызнулся он. – Знаешь, Тамара, кто виноват в твоих неудачах?
– Кто? – буркнула она.
– Ты. Нет у тебя таланта, дорогая, нет. Признай это. И займись чем-нибудь другим.
– Ах ты, сволочь! – выдохнула она с ненавистью.
И прежде, чем она продолжит, Вишняков отключил телефон. Он знал, какие слова она скажет в его адрес. Они почти всегда повторялись.
Он выключил телефон совсем. Убрал бутылку в холодильник. Вернулся с бокалом вина в гостиную. Сел в любимое громадное кресло, казавшееся Тамаре уродливым, положил ноги на низкий столик и блаженно зажмурился.
Какое же это все-таки счастье: сидеть так вот, в одиночестве, в тишине, которую никто не нарушает. Можно потягивать вино, без боязни, что у тебя выхватят бокал и выльют в раковину или за окно. Можно беспричинно улыбаться или хмуриться. И не отвечать потом на вопросы: а почему, а с чего это, а каким мыслям он скалится… Можно не переодеваться в домашнюю одежду и продолжать ходить по дому в брюках, в которых пришел с работы. И даже пересоленные магазинные пельмени не способны были испортить ощущения блаженного покоя.
От звонка в дверь – продолжительного, настырного – он дернулся и пролил вино себе на рубашку.
– Черт! – едва слышно выругался Вишняков, затирая пятно. – Тамара, да что же ты никак не угомонишься-то!
Открывая дверь, он был уверен, что за ней пританцовывает от нетерпения его жена, с которой они решили развестись уже почти десять дней назад. И именно по этой причине спрятал бокал с вином в платяной шкаф в прихожей. Чтобы не давать ей лишний повод для визга.
– Добрый вечер.
За дверью не было Тамары, там стояла Королёва. Ольга Королёва, о которой он сегодня утром думал, что она не такая, как все.
– Можно войти? – Ее нога, обутая в легкие летние туфли, ступила на его порог.
– А если я не один?
Вишняков сцепил на груди руки, чтобы закрыть пятно от вина на рубашке. Но она все равно заметила.
– Пьете, товарищ майор? – глумливо ухмыльнулась Ольга. – Жена с чемоданами за порог, а вы за бутылку? Теперь за окно вино лить некому, так?
Она потеснила его от входа, вошла. Скинула с плеч легкую куртку болотного цвета, оставшись в джинсах и футболке без рукавов. Летние туфли оставила у порога. И пошла в комнату.
– Откуда знаете?
– Про вино? – отозвалась она с дивана, куда тут же забралась с ногами. – Так у меня под окном весь клен обледенел от вашего винного фонтана.
– Про чемоданы, – буркнул Вишняков, на ходу доставая бокал с вином из шкафа. – Что жена с чемоданами уехала?
– А-а-а, это. Так соседка Виктория из квартиры напротив просветила. Сказала, совсем теперь сопьется без жены. Жена не выдержала, бросила его. Он теперь совсем того… – Она выразительно глянула на бокал в его руке. – Я не особо ей поверила. А вы и правда пьете.
– Зачем пришли, Ольга? – Он демонстративно поднес бокал ко рту, сделал глубокий глоток. – Лекции мне читать? О вреде алкоголизма?
– Нет. Я не считаю вас алкоголиком. Вы же майор полиции. Стали бы вас там держать, если бы вы были алкоголиком, – произнесла она так, словно заучила заранее.
– Логично, – удивленно вскинул брови Вишняков.
Такие доводы Тамаре казались смехотворными. Она считала, что все его коллеги – алкаши со стажем. Иначе в их профессии нельзя. Нервы не справятся.
– Так зачем пришли? – Он сел в любимое кресло, снова положив ноги на столик.
– Поговорить.
– А больше не с кем? – Он глянул на нее поверх бокала. – Кстати! А чего это вы не на машине? Стоит, бедняжка, скучает. Снегом замело. Парковку стережете или как? Пару дней уже не трогаете? Так?
– Так.
– На такси передвигаетесь?
– Нет. Никак не передвигаюсь. Дома сижу.
– Заболели?
– Нет, не заболели, – передразнила она его язвительно. – Отпуск взяли. Бессрочный.
– Ай, ай, ай. – Вишняков приложил кончики пальцев ко рту, делано перепугался. – Как же теперь ваша фирма без креативного директора? Разорятся! Как пить дать разорятся! Они же без вас шагу ступить не могут. Какой у них там слоган в сложных ситуациях? Дай бог памяти… Ах, да! Боже, храни Королёву.
– И об этом уже натрещали. – Ольга вжалась в спинку кресла, уставилась на Вишнякова темными подозрительными глазами. – А вам на кой черт, майор, надо было туда соваться? Что хотели узнать? В каких я отношениях состояла с погибшей Новиковой? Так о ней там даже никто не слышал. Думали, обо мне там вам расскажут какие-нибудь страшилки? Тоже нет.
– Нет, – покивал он согласно, медленно цедя вино. – Никто не слышал ни о какой Новиковой. Никто не сказал о вас дурного слова. Кроме мужчин, разумеется.
– А что мужчины? – поинтересовалась Оля равнодушно.
– А мужчины вас кличут не просто Королёвой, а Снежной Королёвой. Говорят, дотронуться страшно. Можно обморозиться или о льдинку уколоться.
– А вам, майор?
И она очень опасно усмехнулась, рассматривая его рубашку с пятном от вина, расстегнутую почти до пупка. И замороженной она ему в тот момент совсем даже не показалась. От того, каким тайным жаром полыхнуло на него из ее темных глаз, Вишнякову сделалось невыносимо душно. Бокал ли вина тому был виной, или то, что он без жены прожил больше недели, но он увидел в ее вопросе и взгляде некий посыл. И разволновался. И снова подумал, что эта Ольга Королёва не такая, как все.
– А что я?
– А вы тоже боитесь обморозиться?
Ее глаза как заговоренные ерзали по его расстегнутой рубашке, которая давно прилипла к его спине от пота.
– Я ничего не боюсь, Ольга, – нашелся он через минуту, сочтя паузу неприлично затянувшейся.
Влил в себя остатки вина и нехотя полез из кресла. И спросил, проходя мимо дивана, на котором она сидела с ногами:
– Так зачем вы пришли, я не понял? Спросить, зачем я был у вас на работе? Так это моя работа – посещать места работы возможных фигурантов дела.
– А я фигурант?
Она не слезла, спрыгнула с дивана. И зашлепала босыми ступнями о его не очень чистый пол за ним следом в кухню.
– А почему я фигурант, майор? Только потому, что приехала на опознание и не грохнулась в обморок? Тот дядечка, который пытался оказать мне первую психологическую помощь, кажется, был шокирован, не так ли?
Вишняков еле успел спрятать довольную улыбку. Знал бы Рябов, что его кличут дядечкой, все губы искусал бы с досады. Он-то считает, что пользуется успехом у женщин. Хотя пара его «успехов», с которыми был лично знаком Вишняков, были весьма сомнительного свойства и качества.
– Я что, под подозрением? – не унималась Королёва, пританцовывая за его спиной, он видел в окне ее отражение. – Почему? Только потому, что я была с ней знакома?
– Ольга, уймитесь, – попросил Вишняков и со вздохом полез в холодильник за бутылкой вина. – Выпьете со мной?
– Нет, – категорично мотнула она головой. – И вам не советую.
– А что так?
– Мне нужна ваша трезвая голова. У меня к вам есть вопросы. И возможно, некая информация. Не знаю, способна ли она помочь. Она на первый взгляд кажется бредом, но ведь у вас наверняка ничего нет по убийству. Раз вы пустили в разработку ближнее окружение погибших.
– Ольга! – вытаращился на нее Вишняков, с сомнением помотал в руке бутылкой и все же убрал ее обратно в холодильник. – Да вы меня поражаете! Откуда такая осведомленность о ходе следственных мероприятий?
– Не важно. – Она выглянула из-за его плеча, ткнула пальчиком в кофейную машину. – А давайте кофе выпьем. Кофе у вас есть?
Кофе был. Много! Разных сортов! Он обожал экспериментировать, смешивая, подсаливая, перча. Пытался добиться того самого неповторимого вкуса, который остался в памяти после посещения старенькой забытой богом кофейни в одном из пригородов Риги. Было это очень давно, но вкус в памяти до сих пор хранился.
– Вы любите кофе? – удивилась Ольга, наблюдая за его манипуляциями с кофейными зернами.
– Обожаю! Я без него жить не могу!
– И еще без вина?
– Вино – это так, баловство. А кофе – страсть.
– А моя соседка Вика утверждает, что вы алкоголик, – поддразнила его улыбкой Ольга. – И что ваша бедная жена замучилась вино лить за окно вам в назидание.
– Это была моя коллекция. Не сортовое, старинное вино, конечно, но каждая бутылка с историей. А Тамара взяла и все уничтожила.
– Так она дня три лила! Сколько же было в вашей коллекции вина?
– Сорок три бутылки.
– Круто. И вы ей ничего? В смысле, не остановили?
– Не остановил, – признался со смешком Вишняков, поставил чашки с кофе на стол. – Прошу… Не остановил, когда она уходила.
Королёва промолчала, пригубила кофе. Сначала поморщилась от непривычного вкуса, потом повторила глоток, склонила голову набок. Еще через глоток блаженно улыбнулась.
– Вот. Я же говорю, что кофе – это моя страсть. – Вишняков медленно цедил кофе, усевшись напротив Ольги за стол. – А что касается моего визита к вам на работу, Ольга… Так мы всегда ближнее окружение разрабатываем. Всегда. С этого начинаем.
– Обнаружилось что-нибудь интересное?
– Нет, – честно ответил Вишняков, выдержал ее пристальный изучающий взгляд и снова повторил: – Нет. Ничего.
– Почему они там все собрались, удалось выяснить? Как?! – Она с грохотом поставила пустую кофейную чашку на стол. – Как такое возможно? Не знаю, как остальные, но Кира… Она была очень здравомыслящим человеком. Очень! Заманить ее в какую-то авантюру было практически невозможно.
– Может быть, вы не все знаете о своей подруге, Ольга?
– А чего я о ней, интересно, не знаю? – выпалила она, взмахнув руками.
– Например, то, что она не летала к родителям на рождественских каникулах.
– Это уже и мне понятно. Что-то помешало. Какие-то обстоятельства. Но она собиралась. Точно собиралась и даже билет купила.
– Она не покупала билета, Ольга. Не было зарегистрировано на ее имя ни одного билета. Ни на одно из чисел, которое вы нам указали. И на которое не указали – тоже.
– Как?! Как так?!
Ее бледные гладкие щеки неожиданно покраснели, может, от гнева или от обиды, что ее обманула лучшая подруга.
– Более того, в крови погибших не было обнаружено ничего, что могло бы указывать на то, что их в этот дачный дом доставили в бессознательном состоянии.
– Добровольно?! – прошипела она, вытягивая шею в его сторону. – Вы хотите сказать, что они там оказались добровольно?!
– Предполагаю.
– Бред какой-то.
Она ссутулилась, сунула ладошки под себя, придавив их к стулу. Надолго задумалась.
– Вы ведь хотели мне что-то сообщить, Ольга. Что-то, что, возможно, покажется мне бредом. Но может…
– Уже не может, – резко оборвала она его. – Я не хочу пылить словами. Вводить, как это у вас говорится, следствие в заблуждение. Может, я вам и расскажу, что думаю. Но для этого вы должны мне кое-что обещать.
Он промолчал. Потому что не мог ей обещать вообще ничего. Не тот был случай, когда мужчина может воскликнуть:
– Да все, что угодно! Да все, что в моих силах!
Не тот случай, не тот. Ольга что-то знала и скрывала. Пришла за информацией, а сама молчит.
– Мне надо взглянуть на вещи жертв. Всех жертв, – сказала она с нажимом, заметив его недоумение.
– Зачем?
– Мне показалось в тот момент, что я что-то такое там видела. Но мне могло и показаться. Просто какой-то бзик, галлюцинация от сильнейшего нервного потрясения.
– Что это? Что вы видели, как вам показалось?
– Не хочу говорить. Пока не увижу. Пока не удостоверюсь, что я не схожу с ума.
Она поежилась, будто замерзла. Хотя могла и замерзнуть. Без Тамары он убавлял отопление до минимума. Всегда. Ему без нее тепла хватало даже просто от стен.
– Вы поможете мне? Позволите взглянуть на вещи погибших?
– Да, – ответил Вишняков. – В этом я вам помогу.